Андрей Демидов - Тайны Звенящих холмов
Рядом с ним, вытянув ноги к тщедушному костерку, с трудом пробивающемуся между сырым валежником, сидел мрачный Решма, только что выслушавший рассказ гонца о событиях на Игочевом волоке.
Под соседним навесом несколько дружинников проклинали Мокриды, стреблян, нездоровый болотный воздух и спорили, кому идти в Дорогобуж, занятый младшей дружиной Стовова, за брагой и овсом для коней.
– Стало быть, Кречун вышел из расчёта. И остальные тоже. Опять остался, один, разрази меня пространство! Плохо дело, командор Кропор! – сказал про себя Решма, а потом добавил, с неожиданной ненавистью глядя на гонца, тощего паренька-дедича, с выщербленными передними зубами: – Ты что, собачий сын, не мог быстрее добраться!
– Так это, кобыла попала колченогая… И стребляне у Лисьего брода… – прошепелявил дедич и проворно отполз в сторону, спрятавшись за спину скучающего варяга Ацура.
– Этот проклятый дождь не кончится никогда, проклятье! У меня уже трое катаются в лихоманке, даже трава соняшна с мёдом не помогает. – Стовов погрозил кулаком в небо. – Если к полудню дождь не прекратится, вернёмся в Дорогобуж. Там ячменная брага, а тут комарьё и кругом стребляне. Бес с ней, твоей Медведь-горой, купец, вернёмся.
– Вернёмся, клянусь Даждьбогом. Эй, Ледень и Скавыка, лезьте на дерево, поглядите, что вокруг!
– Если внутри холма не окажется золота, я этого Решму удавлю, – негромко сказал Ацур и пинком вытолкнул гонца-дедича под струи дождя.
Ледень и Скавыка неохотно вылезли из своего соломенного укрытия и побрели среди серых, в потёках, гранитных валунов к лесу.
– Эх, обожрался вчера орехов, в пузе теперь словно камень. – Ледень, кряжистый, заросший чёрной бородой до глаз, закряхтел досадливо и недоверчиво покосился на соратника. – А ты-то как с этими орехами?
– Хорошие орехи. Умеренность надо знать, – ответил Скавыка, перелезая через очередной валун. – Или рви-траву после пожевать. У Шуя целая котомка всяких трав была, что Руша ему насобирала, в прошлые Колосяницы. Я сумку-то его тогда, у Дорогобужа, подобрал.
– Да, жаль Шуя. На черемисов ходил – ничего, на эсть ходил – ничего, каждую зиму по дань ходил – ничего. А тут какой-то стреблянин, будь ему лихая бесть, стрелу между глаз засадил. – Ледень остановился и озадаченно потрогал свою переносицу под широкой стрелкой шлема, словно проверяя её на прочность. – Слышь, Скавыка?
Скавыка уже шёл по пояс в дремучем репейнике к запримеченной высоченной сосне.
Целый шлейф репейных головок тащился за ним следом, налипая на короткий дерюжный плащ, шерстяную рубаху, льняные обмотки, друг на друга, так что, выйдя из зарослей, он стал похожим на мохнатое чудище.
Он задрал бороду кверху, глядя на далёкую крону сосны, прикрывал ладонью глаза от дождевых капель, как от солнца:
– Во стволина! То, что нужно, клянусь Даждьбогом. Оттуда, небось, и Куяв видать.
– Слышь, Скавыка, а теперь Руша-то ничья, – выбрался из репья Ледень и прежде всего начал вычищать бороду. – Брат Шуя в рабах у бурундеев. Так?
– Раскатал губу на бабу. Смотри вот, Ацур узнает. – Скавыка продолжал придирчиво рассматривать дерево. – Нет, вон та, кажись, получше будет. Сучков побольше.
Они побрели через кусты молодого чертополоха, давя ногами сочные мухоморы и перезревшую землянику.
– А что Ацур? Я поздоровее его, – обиделся Ледень. – Да я его…
– Однако смотри, трава по свежему примята, роса сбита, – присел на корточки Скавыка. – Вишь, головка куриной слепоты сбита.
– Кабан, наверное. Их тут много. Ах, и кабанчика вчера подстрелил Тороп, молочного, клянусь…
– Не пойдём тут. Давай левее, – сказал Скавыка и не успел и двух шагов ступить, как что-то дёрнулось, поехало, затрещало и земля с небом поменялись местами.
Ледень едва успел увернуться от камня-противовеса, съехавшего вниз с одной из корявых берёз.
Скавыка нелепо болтался, схваченный за ногу верёвкой, перекинутой через одну из ветвей, другой конец которой медленно добирал последние локти до земли, притягиваемый противовесом.
– Стреблянский силок, однако!
– Руби верёвку, дубатол, ногу больно! – заскрипел зубами побагровевший Скавыка.
– Ща, погоди. – Обойдя подвешенного, Ледень вытащил из-под ремней поржней короткий нож и, ступив ещё на шаг, услышал, как и под ним в траве быстро прошуршала затягивающаяся петля. Через мгновение он тоже висел вниз головой.
– Режь!
– Не могу. Нож обронил! Люди-и-и! Сюда-а-а! – Ледень попытался раскачаться, чтоб схватиться за ствол берёзы, но едва не расшиб голову об ножны Скавыкина меча.
Он с досады плюнул прямо в свой шлем, валяющийся неподалёку.
– Стребляне! К оружию! – разнеслось над Каменным полем.
Послышалось бряцание железа, ржание потревоженных лошадей и раздражённый рык Стовова.
– Сюда! Сюда! – продолжал орать Ледень, чувствуя, как обильная слюна пытается влиться в нос через гортань.
Совсем недалеко от них группа дружинников, возглавляемая князем, проскакала через репейник и с хрустом и треском врубилась в чащу.
Слышно было, как Ацур ругается по-варяжски и Тороп, видимо вылетевший из седла, подзывает своего коня.
– Эй, Тороп, мы здесь! – опять крикнул Ледень и с облегчением заметил, повернувшись вокруг своей оси, что Скавыку уже снимают, но тот никакой радости не испытывает.
Его снимали молчаливые люди в шкурах.
Это были враги. Стребляне.
Тем временем Стовов, потеряв двух человек, Торопа, который так и не смог поймать коня и куда-то запропастившегося Корогода, выехал со своим отрядом к заболоченной низине, заросшей камышом, и остановился.
Дождь внезапно прекратился, и почти утих ветер.
Князь обернулся, привстав в стременах, выглядывая, не едет ли кто следом из оставшихся на стоянке.
Никого.
– Наверное, твой купец упросил остальных охранять его шкуру, – с ухмылкой сказал Ацур, подъезжая ближе.
– Точно, клянусь щедростью Велеса, этот Решма любого уговорит. Дождь-то, однако, кончился. Может, и впрямь покопаться в Медведь-горе? – Князь покосился на мечника, впопыхах влезшего на осёдланного коня и забывшего надеть штаны. – Плащ подложи, губошлёп, детородище разотрёшь, распухнет, ни в одну дырку не влезет, разве что корове.
Мечники засмеялись, однако без привычной весёлости и обычного балагурства.
Стовов недовольно крякнул, поворотив коня:
– Ладно. Возвращаемся. Косматых тут нет.
Высоко в небе печально тянулась вереница журавлей, на болоте неуёмно квакали лягушки, вокруг бесновато роились комары, сонный тетерев перелетал с ветки на ветку, пытаясь избежать соседства двух шустрых белок, затеявших игру в догонялки, чавкали по сырой земле лошадиные копыта, побрякивала упряжь, фыркали кони, ломая грудью кусты и молодые деревца.
Обругав очередное дерево, стряхнувшее вниз остатки дождя со своих листьев, один из мечников удавился:
– Странно, клянусь молниями Перуна, от стана ехали сотни три шагов, а обратно раза в четыре больше?
– Да ладно тебе, Рязня, к бабе, что ль, торопишься, – вяло сказал кто-то. – Доедем. Надаём по башке крикуну, что зазря тревогу кричал.
– Что-то меня оторопь берёт, Стень. – Рязня поёжился, поглаживая коня по исцарапанной шее. – Гляди, у моего жеребилы грива дыбом стоит. Он у меня волков издалека чует.
– Да не-е, волки в таком месте не шляются. Они осоку не любят и кучные заросли, – отмахнулся Стень и хмыкнул. – Смотри-ка, кто-то тут до нас по чащобе ломился и кучно на лошадях!
Стовов, едущий впереди, прекратил мычать себе под нос одну из своих песен на один мотив и остановился, окружённый молодыми елями.
Его брови сначала сдвинулись, нагоняя на лоб морщины, затем медленно поползли вверх, словно он увидел восставшего из могилы покойника:
– Эй, это чья тесьма?
– Моя, – отозвался Стень. – То-то, гляжу, волосья на глаза падают, видать, веткой зацепило. – Он дотянулся копьём до вышитого грубой красной ниткой кожаного ремешка и подцепил его с листа папоротника. – Хорошо, что нашлась.
– Плохо! – рявкнул Стовов и яростно блеснул зрачками. – Это значит, мы круг сделали. Заплутали. Вон, это наши копыта на земле идут туда, куда и мы, то есть обратно от стана, чтоб я сдох!
– Не кричи, князь, мы где-то поблизости, поедем сейчас назад по следу, и всё, – растерянно сказал Стень и повернулся к Ацуру, словно ища поддержки.
Варяг только пожал плечами:
– Позвать надо. Наши крикнут, мы услышим и поедем на звук!
– Верно, – согласился Стовов. – Ну-ка, Полукорм!
Полукорм, худой как жердь, на которую кто-то случайно повесил тяжёлый кожаный доспех, приставил ладони ко рту и, изогнувшись, заорал так, что у Стовова заложило уши:
– Э-эй! Кто-нибудь! Скважа, Дергач! Где вы та-а-ам!
– Уа-а-ауа-аа! – откликнулся лес с некоторых сторон. – Геи-и…
– Вроде это Коловец отзывался, – неуверенно сказал Полукорм и ткнул вправо от себя пальцем. – Оттуда.
