Сергей Самаров - Пепел острога
Десятник стиснул зубы крепче и кивнул. Голубые глаза парня казались сейчас белыми, и это особенно видно было на раскрасневшемся лице. Овсень уже заметил, как Велемир расспрашивал по дороге к месту засады десятника, что нашел спрятавшихся в лесу беглянок. И по внешнему виду парня уже понял, что Добряны среди беглянок нет, значит, нет там и Всеведы с младшей дочерью Заряной. Думать об этом было больно, хотелось бы и не думать, когда думать о другом было необходимо, но не получалось. Однако думы о судьбе жены и дочерей добавляли сотнику боевой злости, хотя и не толкали его на необдуманные действия. Атака сотни на превосходящие силы противника была обдумана, и в успехе Овсень не сомневался.
* * *Стрельцы подготовились загодя, попробовав почти единым движением все десять луков и зажав между пальцами левой руки по четыре стрелы[50]. Еще по четыре были вытащены из тулов и приготовлены в специальном кармане седла. Овсень знал, с какой быстротой производится стрельба в этом случае. Урмане обернуться не успеют, как стрельцы выпустят по ним по два запаса. Только одна такая атака стрелецкого ударного «кулака» уполовинит силу врагов. А атак будет несколько…
Сам Овсень занял удобную позицию, которую, как опытный воин, осмотрел снова и убедился в правильности своего выбора. Сотник разделил оставшихся воев на две части, одну сам возглавил, вторую доверил возглавить десятнику Живану, в ратном деле наиболее опытному из всех. Встав по обе стороны дороги за кустами, вои пропускают пеших урман, а потом спереди и сзади закрывают дорогу. По бокам кусты будут стеной держать желающих уйти от справедливой расправы. Пока через такие кусты продерешься, тебя уже десять раз достанут ударом.
– Вперед, Велемир!
Стрелецкий десятник тронул Верена пятками. Лось послушно двинулся по дороге. Другие стрельцы рассредоточились по всей ее ширине, чтобы не мешать один другому. Ехали не торопясь, чтобы не сбивать себе дыхание. Да и гнать-то было некуда, поскольку до позиции, пригодной для стрельбы, было не больше сотни шагов. Урман они увидели раньше, чем те увидели их. И никого не попросили обернуться. Велемир только кивнул, так отдавая команду, и десять луков поднялись одновременно. Свиста сорвавшейся с тетивы стрелы слышно не было, поскольку удары самой тетивы по костяным предохранительным щиткам, закрывающим левую руку стрельцов, звучали достаточно громко и следовали один за другим, и стрельцы с поражающей быстротой выпустили по четыре стрелы. И только после этого скандинавы успели опомниться и обернуться, сразу понеся большие потери. Но между пальцами каждого из стрельцов было зажато уже по четыре новой стрелы. И каждая искала собственную цель. Стрельцы умело распределяли, кому в кого стрелять, пуская первую стрелу поочередно слева направо так, чтобы следующий видел, куда стреляет предыдущий, и две стрелы зря не тратились на одного воина. И вся стрельба была строго прицельной, никто не бил наконечником наобум, не видя того, кого обрекал на смерть. Предохранительные щитки застучали снова. И только теперь, уже после почти катастрофических потерь, грабители взвыли, как дикие звери, которыми они, по сути своей, и являлись, и ринулись, на ходу вытаскивая оружие, в сторону стрельцов. Более глупого поведения нельзя было и придумать, но убежать, когда они только что чувствовали свою силу и даже знали силу противника, им дикарская гордыня не позволяла. Да и добежать до леса могли бы только еще раз ополовиненным составом. Но убегать скандинавы не привыкли, все их воспитание было против этого, и честь была против этого, и верования тоже. Но и догнать стрельцов пешим строем было невозможно. Овсень правильно просчитал скандинавский характер и предвидел, как урмане поведут себя.
Лось, конечно, не конь, но и за лосем пешему гнаться смешно. У урман было, скорее всего, желание не догнать, а только прогнать стрельцов. Но стрельцы сильно не спешили. Они успели выпустить еще по стреле, потом лосей повернули и неторопливо, чуть быстрее обычного шага, с откровенной насмешливой издевкой двинулись по дороге, при этом даже не оборачиваясь, чтобы увидеть, где враги, что вообще казалось дикарям, считающим себя грозными воинами, крайне оскорбительным. Урман такое неуважительное поведение стрельцов дразнило и бесило, и бешенство заставляло их продолжать преследование. Но на тетиву легло еще по стреле. Спокойно прозвучала команда, лоси послушно остановились, и еще десять стрел встретили урман. Встретили, но не остановили. И так добежали они почти до выхода из леса, где новая порция стрел оставила на дороге еще десяток тел. А потом дорогу вдруг перекрыли непонятно откуда взявшиеся вои на лошадях и на лосях. И сзади послышались новые яростные крики – отступление было отрезано, и оставалось только принять бой, но и бой принимать, и сделать его равным было уже практически некому, потому что численное соотношение обещало только побоище. Можно защититься от одного удара, но три других удара, нанесенных одновременно, достанут самого умелого бойца…
Овсень вдел левую руку в проуши круглого щита, правой снял с рогов Улича топор и тронул бока лося пятками только перед самым моментом столкновения с врагом и сразу нанес длинный удар. Боевой топор был не тяжел и позволял наносить ударов множество, и каждый из них был смертельным. А Улич, сам имея нрав боевой, помогал своему всаднику, грудью и страшными передними копытами рассекая урман на потоки и подставляя их под очередной удар топора. Теперь уже, после стрелецкой подготовки, урман осталось значительно меньше русов, к тому же атаковавших с седла, то есть имеющих преимущество. И нанести по несколько ударов смогли лишь вои из первых рядов, а те, что стояли позади, и руки поднять не успели, когда все было кончено. Но в центре образовавшегося круга, окруженный распростертыми и окровавленными телами своих людей, остался соломоволосый великан в рогатом шлеме. Великан пятился по кругу и стучал мечом по щиту, словно сам себя этим звуком подзадоривал и приглашал любого напасть на него. К нему, однако, никто пока не подходил, и великан думал, похоже, что его, несмотря на количественное преимущество врагов, просто боятся. Он, наверное, привык к тому, что его всегда и все боятся, и это придавало великану силы.
И только сотник спокойно направил Улича в его сторону.
– Иди сюда, зверь… Не пяться… Не пяться… Некуда тебе, уроду, пятиться… – в голосе Овсеня даже не знающему ни слова по-славянски великану слышались обидные насмешка и издевка. Но все это было сказано ледяным тоном, с полной уверенностью в справедливости расплаты, и эта уверенность заставила великана на какое-то мгновение поколебаться от удивления – нашелся все-таки кто-то, кто страха перед ним не испытывает…
Никто из сотни, вставшей кругом, помня предупреждение сотника, в бой не рвался, по-прежнему создавая у противника неправильное представление о себе и о враге.
Но время схватки подошло, и отступить уже не могла ни одна из сторон. Великан, к общему удивлению, сначала хватанул зубами свой щит, хотя и не прокусил металлическую оковку, но впечатление складывалось такое, что от деревянной основы полетели в разные стороны щепки, потом плюнул себе под ноги, взревел диким зверем, понимающим уже свою обреченность, и шагнул навстречу сотнику. Рост его был настолько велик, что будь Улич ростом поменьше, да сам Овсень помельче, и все преимущество верхового перед пешим было бы сведено практически на нет. Но и Улич на колени не вставал, и сотник на шею ему не ложился.
Меч большой и длинный, по росту обладателя, сверкнул на вечернем солнце хищным красноватым отливом и, со свистом прорезав воздух, обрушился на щит сотника. Овсень, при всей собственной мощи, все же пошатнулся в седле, но удар выдержал, как и его щит, и тут же нанес ответный. Топор имеет лезвие более острое, чем меч, он высек крупные искры из крепкого стального умбона[51] и рассек древесину щита противника. Не тратя ни секунды, великан ответил новым ударом меча, который опытный Овсень, заранее приготовившись и ожидая, отбил не щитом, уже готовым рассыпаться под таким мощным натиском, а верхней частью топора. Удар металла по более тяжелому и крепкому металлу получился звучным и высоким, меч хрустнул и сломался в середине лезвия. Великан в растерянности замер, а топор уже начал подниматься для завершающего удара.
Но тут урманин, найдя, кажется, путь к спасению, отбросил и бесполезный обломок меча, и щит, и, зверем оскалившись, бросился вперед, вцепившись в сотника, стаскивая его с седла и не давая возможности размахнуться и нанести последний и завершающий удар топором. Бой стал походить на борьбу, в которой Овсеню трудно было бы с великаном тягаться, несмотря на всю свою природную силу, потому что он не на земле стоял, а стремена никак не могли служить надежной опорой. Хотя уступать сотник тоже не хотел и ухватил великана за рог шлема, стараясь запрокинуть ему голову. Топор, однако, в таком положении поднять было невозможно. И неизвестно, чем бы схватка закончилась, не случись непредвиденное. Из-под брюха Улича, невидимая до этого никем, молнией выскочила вдруг давешняя встречная волкодлачка и вцепилась острыми волчьими зубами великану в незащищенный кольчугой пах.
