Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
— О нет, — позволил себе улыбнуться церковник. — Его высокопреосвященство полагает, что угодный Создателю офицер должен быть здоров, а значит, сыт.
— Обязательно скажите об этом хозяину. — Если Левий примется возрождать такой эсператизм, у него есть шанс, однако барону пора распростирать объятия. Арлетта окликнула похожего на антик лакея:
— Господин барон не…
Дзин-н-н-нь! Бум… Дзинь! Грохот чего-то бьющегося, обиженное тявканье и приглушенное явно по милости разлучницы-двери рычанье объяснило все. Графине. Не осведомленный о великой собачьей любви Габетто прыгнул вперед, героически заслонив хихикнувшую даму. Над головой, усугубляя суматоху, метнулось нечто желтое, ударилось о стекло, шлепнулось на ковер и застыло, разинув клюв и растопырив крылышки. Морискилла. Вырвалась из клетки и обалдела от свободы.
— Поймайте, — велела графиня обалдевшему «антику» и услышала смех. Хохотал мужчина, и хохот этот казался омерзительным.
— У господина барона кто-то есть?
— Господин Сэц-Пьер и трое его друзей, — объяснил слуга и, понизив голос, пояснил: — Их не ждали.
— Нас тоже. Габетто, вы способны выставить четверку невеж или потребуются солдаты?
— Создатель да будет милостив к заблудшим. — Держащий вместо привычных четок уже изловленную морискиллу Пьетро возвел глаза к фривольному плафону, немедленно их опустил и шустро засеменил на шум. Визг, писк, хохот и голоса успели смешаться в гнусную какофонию. Захотелось заткнуть уши.
— Госпожа графиня, не лучше ли вам…
— Хуже! — отрезала Арлетта, устремляясь за Пьетро и готовым к бою теньентом. Она не боялась отнюдь не потому, что ее стерегли военный с обнаженной шпагой и очень странный монашек без шпаги, а у кареты дожидался солидный эскорт, она об этом просто не думала, подгоняемая разгорающимся скандалом и сильным до неистовства желанием вышвырнуть незваную мерзость вон.
Парадная анфилада при всей своей изысканности была заметно короче, чем во дворце и даже в Сэ, но те, в гостиной, успели свалить еще что-то музыкальное. Визгливо вскрикнула словно обернувшаяся левреткой арфа, плаксивый звон еще не смолк, когда Пьетро с морискиллой в скрещенных на груди руках шагнул в гостиную. Арлетта едва не выскочила следом, но Габетто оттеснил даму за дверную портьеру и стал рядом.
— Сперва посмотрим, — прошипел гвардеец. Женщина, соглашаясь, кивнула и чуть сдвинула солнечную ткань. Близорукость не позволяла разглядеть тех, кто находился в глубине комнаты, и хорошо. Зрелище и так было скверным.
— Монах! — удивленно закричал некто коричневый и тучный. Он стоял, водрузив ногу на какие-то обломки, и тыкал пальцем в сторону Пьетро. — Пискуньи, псинка, щенок, баба и монах!
— И кучи хлама. — Торчащий ближе всех к двери Сэц-Пьер пнул поверженную арфу. — Монах, выбирай. Вино, мясо или любовь?
— Мясо с перьями и мясо с шерстью. — Третий, в черных панталонах и оранжевом камзоле, был слишком плечист для матерьялиста. — Свежее, теплое мясо… А, ханжа?
— Ты добыча или охотник? — Коричневый шагнул к Пьетро через обломки, и Арлетта вдруг поняла, что это разломанная клетка, а желтые кучки на ковре — трупики морискилл.
— Братья, — Пьетро разжал пальцы, и выпущенная пичуга заметалась по комнате, — я… будьте…
— Нет, голубок, не буде…
Люди заговаривали по очереди, и также по очереди Арлетта их замечала.
— Брат мой, позовите слуг! — Марианна в кресле у окна прижимает к груди исходящую лаем Эвро.
— Пусть попробует! — Фальтак, судя по стати и камзолу, но Фальтак, держит за ноги мраморную фигурку.
— Друг мой, умоляю, не двигайтесь! — На занесенную над каминной доской статуэтку в ужасе смотрит барон в покосившемся парике.
— Сударь! — Мальчик-флейтист скрючился в углу в шаге от черно-оранжевого детины; в Сэ так же скрючился конюх, которого лягнула лошадь. — Сударь!
Братья мои, будьте же милосердны. — Пьетро, уже без птички, перебирает свои четки. Склонив голову и не глядя на пьяных — они не могли быть трезвыми! — гостей. Габетто они не видят, как и графиню. Габетто они не соперники. Разве что и плечистый…
— Умоляю, спокойно! Это Солнечный демон! Школа Сольеги!.. Поздние Гальтары… Это…
Это не может продолжаться долго, это тянется вечность, золотая от солнца и шелков комната наполняется смертью, будто тонущая лодка водой.
Первым гибнет Солнечный демон, с маху разбитый об угол камина. Разлетаются и засыпают ковер осколки, барон стонет и закрывает лицо руками.
— Вот чего стоит ваш хлам! — хохочет Сэц-Пьер; это его смех они слышали на лестнице.
— Для начала годится и щебенка, — плечистый делает шаг к баронессе, — но сейчас полетят мозги. Давай собачонку, девка! Или хочешь сперва…
— Придурок!
Нет, собачку баронесса не выпускает, но вторая рука у нее свободна, а в вазе рядом стоят розы.
Высокие золотистые цветы хлещут по мужскому рылу, рыло подается назад вместе с телом. Заливается лаем Эвро, Фальтак оборачивается к Марианне, тучный — к Пьетро, флейтист прячет лицо в коленках. Часы с золотыми грифонами начинают отбивать полдень. Коко отнимает ладони от лица. Быстрый шаг, почти прыжок, вперед и в сторону, распахнутая дверь, ворвавшийся в комнату белоснежный зверь, словно размазавшийся в густом от злобы воздухе…
Фальтак был ближе других. Он ничего не успел, только начал поднимать руку, медленно, страшно медленно в сравнении со стремительной светлой тенью. Молниеносная атака в живот или ниже. Паденье, алый фонтан, а молчащая смерть уже рядом с тучным. Хруст, рывок под себя, глухой шлепок валящегося на толстый ковер тела. Двое… Плечистый не оглядывается — он занят женщиной, он уже вплотную к ней… Нет, увидел, понял, оттолкнул добычу, схватил какой-то обломок, но пес пронесся мимо. К баронессе. К Эвро. Ткнулся носом, оставил на лице, на платье красный след, обернулся. Взмах палкой, новый хруст…
От удара по защищенному толстой шкурой и броней мышц телу деревяшка разлетается в куски. Плечистый отшатывается, хватает руками пустоту, точно плывет в зеленоватом меду, валится на спину. «Львиная собака» Готти, варастийский волкодав, широко разевает пасть, вцепляется в лицо, возле двери истошно вопит опомнившийся Сэц-Пьер. Вопит и бросается прочь, чтобы у самого выхода налететь на шпагу Габетто. Четвертый. Все сильней пахнет кровью, перед глазами клубится ядовитая зелень, Фальтак с плечистым не шевелятся, но тучный корячится на полу, сквозь разорванный мокрый рукав лезет обломок кости, сахарно-белый, омерзительный…
— Готти, — ледяным голосом велит барон, — убей.
Запах крови становится невыносимым. Часы все еще продолжают бить.
4— Монсеньор, толпа на Желтой!
— Точней, Жильбер. Сколько? Что делают?
— Стражники говорят, сотни три-четыре. Пока только стоят, слушают какого-то скота…
— Едем, и разыщи мне Карваля. Пусть прихватит нескольких офицеров из тех, что сегодня были на улицах. Особенно в Заречье.
— Монсеньор, где вас искать? А в самом деле, где?
— Который час, не заметил?
— Анна полдень отзвонила.
— Ясно. После Желтой я вернусь во дворец, и пускай к моему возвращению мэтр Инголс сочинит указ. Чтоб ночами на улицах ни кошки не было!
— Их и так нет.
Вот паршивец, но пусть шутит. Пока еще шутится… Эпинэ проводил адъютанта взглядом и повернул к Желтой. Отряд Проэмперадора крутился на границе старых аббатств и города Франциска. Особой необходимости в этом не было, но усидеть во дворце Иноходец не мог, а показать горожанам, что власть не боится и не бездельничает, следовало — беспорядки от Малых складов перекинулись на предместья.
Пример пришлого ворья вдохновил ремесленный люд, и вместо добропорядочного обеда толпа отправилась громить склады и амбары на торговой пристани. Спасибо, в городской страже еще остались добросовестные люди, не забывшие прошлогодних уроков, и они сразу же запросили помощи. Гарнизон держали наготове, и Проэмперадор не колеблясь отправил на защиту складов Халлорана, а сам с эскортом и так и не отвязавшимся Салиганом решил проехаться торговыми кварталами. В Старом городе было спокойно, и вот вам пожалуйста…
Толпа, впрочем, оказалась мирной, хоть добром и не лучилась. Не сравнить с той, что требовала у Халлорана «насильников». Похоже, люди, как и сам Робер, просто не могли сидеть в четырех стенах и ждать непонятно чего, ну и вышли. Что делать, они не знали, а тут подвернулся крикун из бывших лигистов и понес про злодеев и кровопийц, что вчера буянили на левом берегу, а теперь могут прийти и сюда. И будут грабить, убивать, ибо безбожники и души их отравлены грехом. Мол, бойтесь…
— Хотите пари? — Стянувший по совету Робера свои патлы на кэналлийский манер и разжившийся у Мевена мундирной курткой Салиган выглядел почти прилично. — Сейчас переведет на то, что нечего ждать, когда придут. — надо самим пойти и вломить…
