Виталий Гладкий - Посох царя Московии
— Хватит тебе плакаться в жилетку! И вообще, мне недосуг выслушивать разные бредни. Работай. Вот ты так говоришь, но я же по глазам вижу, что моя идея тебе начинает увлекать, что она уже высекла искру, из которой возгорится пламя.
— Хоть ты и не был коммунистом, но лозунги у тебя, батя, вполне большевистские.
— Все, все! Я ухожу. Мне пора.
— Опять идешь к своим городским сумасшедшим, подвинутым на почве археологических изысканий?
— Не такие уж они и сумасшедшие… Бывай… — Николай Данилович вдруг покраснел и быстро вышел из кабинета.
«Эге! — весело подумало Глеб. — Вон оно что! Похоже, у моего ученого папули завязался очередной роман. Интересно, с кем? А я думаю, чего это он так быстро обернулся в Лондоне. Потянуло его, видите ли, на кислые щи. Овсянка надоела. А что, неплохо бы хозяйку в дом… Пыли у нас больше, чем в архивах».
Допив коньяк, Глеб закурил и снова сел за компьютер. Тихомирову-младшему не терпелось продолжить исследование клочка карты, подаренного ему ветром. В гостиной ударили большие напольные часы: «Бом-м… бом-м… бом-м…», и мысли Глеба вдруг вернулись к кромешникам.
«А что, если батя прав? Что, если на Руси при Иване Грозном и впрямь существовал рыцарский орден? Отец мыслит верно — ежели я сумею доказать существование ордена кромешников, то это будет научная сенсация… Господи, о чем я мечтаю?! Что за бред?! Мне с моей „профессией“ только и не хватало покрасоваться на телевизионных экранах, чтобы меня знала в лицо каждая дворняжка во всех городах и весях России. Засвеченный „черный“ археолог — это живой труп. Тогда на выходах в „поле“ придется поставить большой жирный крест. А дальше… дальше пойдет не жизнь, а существование, как у персонального пенсионера. А мне, между прочим, до пенсии еще ой как далеко. Да-а, перспектива…»
В кабинет заглянул Николай Данилович. Он уже был чисто выбрит и одет как лондонский денди.
— Тут к тебе пришли, — сказал он буднично. — А я убегаю. К сожалению. Смотри мне, не шали, мальчик…
«Пришли… Кто бы это мог быть? Почему я не услышал звонка? Наверное, задумался… И потом, что это батя так резко повеселел, а его взгляд стал очень уж хитрым и многозначительным?» Глеб с удивлением уставился на входную дверь. А когда в дверном проеме показался посетитель, градус удивления в организме Тихомирова-младшего вообще зашкалил.
На пороге кабинета стояла давешняя девушка.
Глава 3. Генрих Штаден
Лекарь Бомелиус сидел в своей небольшой комнатушке, очень похожей на монашескую келью, и убористым почерком писал первое донесение сэру Уолсингему:
«…Руссия изобилует землей и людьми. Русские рыбаки большие мастера по ловле семги, трески и другой рыбы; у них много рыбьего масла, которое мы называем ворванью. Русские также ведут крупную торговлю вываренной из воды солью. В северной части Московии находятся места, где в изобилии водится пушнина — соболя, куницы, бобры, черные и рыжие лисицы, выдры, горностаи и олени. Там добывают рыбий зуб; рыба эта называется морж. Ловцы ее живут в месте, называемом Пуст-озеро. Они привозят рыбий зуб в место, называемое Холмогоры. Там в Николин день бывает большая ярмарка.
К западу от Холмогор есть город Новгород, где растет много хорошего льна и конопли, а также имеется очень много воска и меда. Голландские купцы держат там большие склады. В Новгороде очень много кож, равно как и в городе, называемом Псковом. Кроме того, в Пскове много льна, конопли, воска и меда; город этот находится от Холмогор в 120 милях.
А еще есть там город, называемый Вологда; тамошние товары — сало, воск и лен, но там их не так много, как в Новгороде. От Вологды в Холмогоры течет река, называемая Двиной, которая за Холмогорами впадает в море. Холмогоры снабжают Новгород, Вологду и Москву и все окрестные области солью и соленой рыбой. От Вологды до Ярославля — 200 миль, это очень большой город. Тамошние товары — кожа, сало и хлеб. Есть и воск, но его не так много, как в других местах.
Москва находится в 120 милях от Ярославля. Страна между ними изобилует маленькими деревушками, которые так полны народа, что удивительно смотреть на них. Земля вся хорошо засеяна хлебом, который жители везут в Москву в таком громадном количестве, что это кажется удивительным. Сама Москва очень велика. Мне кажется, что город в целом больше, чем Лондон с предместьями. Но Москва построена очень грубо и стоит без всякого порядка. Все дома деревянные, что очень опасно в пожарном отношении. Есть в Москве прекрасный замок, высокие стены которого выстроены из кирпича. Говорят, что стены эти толщиною в 18 футов[39], но я не верю этому, они не кажутся такими. Впрочем, я не знаю этого наверно, так как ни один иностранец не допускается к их осмотру. По одну сторону замка проходит ров; по другую — река, называемая Москвой, текущая в Татарию и в море, называемое Каспийским. С северной стороны расположен нижний город; он также окружен кирпичными стенами и, таким образом, примыкает к стенам замка.
За рекой отец нынешнего государя Василий выстроил для своих телохранителей и для разных иностранцев, а именно, поляков, германцев и литовцев (которые от природы привержены Вакху), город Наливки, получивший название от налитых кубков. Там у всех иностранных солдат и пришельцев, а также у царских телохранителей имеется полная возможность всячески напиваться, что московитам запрещается под страхом тяжкого наказания, за исключением нескольких дней в году: в день Рождества и Воскресения Господня, в праздник Пятидесятницы и в некоторые торжественные праздники святых, особенно же Николы, которому воздают почти божеские почести, Пресвятой Девы Марии и в праздники Петра и Иоанна.
Московиты никогда не забывают перед монастырем, церковью или перед изображением креста, которое находится почти на каждом распутье, слезши с коня или вышедши из саней, стать на колена и трижды оградить себя крестным знамением, произнося: „Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй“. И вообще во всех делах своих московиты весьма религиозны. Они не выходят из дома, не сотворив трех поклонов, не оградив своего чела крестом и не произнеся трижды „Господи помилуй“ пред иконою.
Святых московиты почитают с величайшим благочестием. Святой Николай — главный их покровитель, и иконы его пользуются в Москве величайшим почитанием. Иоанн Васильевич утром каждого дня посылает в монастырь этого святого обильный запас пищи; она разделяется между причтом, который непрестанно поет псалмы и молит Бога, чтобы он хранил царя невредимым.
Царь Иоанн Васильевич живет в замке, в котором есть девять прекрасных церквей и при них духовенство. Там же живет митрополит с различными епископами. Замок, в котором находится царский дворец, отделен от прочих частей высокой и толстой кирпичной стеною, имеющей в окружности 2900 шагов. В нем находятся многие прекрасные дома дворян, различные торговые площади, много церквей, как-то: церковь Архангела Михаила, в которой погребают великих князей, церковь Благовещения с девятью башнями, коих крыши, равно как и всей церкви, покрыты вызолоченной медью, а крест на самой высокой башне сделан из чистого золота. Иван Великий — колокольня с позолоченною крышею, и со многими колоколами, из коих один весьма огромен, весом в 2200 пудов, что составляет 66 000 наших фунтов[40]…»
За стеной раздался шорох, и Бомелиус, нервы которого и так были напряжены до предела, вздрогнул. Он быстро прикрыл свою писанину куском холстины, не отрывая взгляд от двери, но вслед за шорохом послышался мышиный писк, и лекарь облегченно перевел дыхание. Чтобы совсем успокоиться, лекарь налил в бокал романеи[41] и выпил одним духом — как пьют московиты. Затем подошел к двери и проверил, хорошо ли он наложил засов. Бомелиусу все казалось, что вот-вот в комнату ворвутся одетые в грубое монашеское платье полицейские русского царя и потащат его в пыточную. За что? А мало ли…
Пожив немного в Москве, лекарь уже знал, что царские опричники могли арестовать любого — виновного или невинного — в любое время дня и ночи, невзирая на чины и звания, а государев суд был короток и обычно заканчивался смертным приговором. Но перед этим несчастных долго пытали. Бомелиусу еще не довелось видеть застенки московитов, но он совершенно не сомневался, что это сущий ад даже по сравнению с пыточным подвалом замка Тауэр.
Вино добавило бодрости, рассеяло страхи, и Бомелиус снова принялся за составление своего первого донесения:
«Военным людям представлено право владения крестьянами, поселянами и горожанами, которых они называют чернью. Мастеровые и ремесленники не получают значительной прибыли от трудов своих. Иногда, во времена дороговизны съестных припасов, они берут за работу свою столь малую плату, что едва могут прокормить себя, как бы умеренно ни жили. Горожане и купцы платят большие подати…
