Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика
Она покачала головой:
— Нет, я спала здесь, рядом. Как вы себя чувствуете?
Уголок его губ едва заметно дрогнул:
— Теперь хорошо.
Фацио через силу все же поднял голову, Джулия подоткнула подушку, чтобы ему было удобнее. Он, нахмурившись, смотрел на свою грудь:
— Что произошло? Как?
Она вновь покачала головой:
— Я не знаю.
Он, вероятно, хотел бы продолжить, но слова давались с трудом. Фацио тяжело опустил голову:
— Что с Дженарро?
Джулия вздохнула:
— Еще не знаю. Вчера я сменила ему повязку, а утром должен был зайти Мерригар. Я его еще не видела. Я беспокоилась о вас. Но, полагаю, он уже принес бы дурные вести.
Фацио поймал ее руку, мягко сжал:
— Ступайте сейчас же. Узнайте о Дженарро и зайдите на кухню. Прикажите, чтобы сюда подали завтрак. Они оставляют все на столике у дверей покоев. Вам придется забрать. Обычно это делает Дженарро…
— Приказать…
Он сразу понял, что она имела в виду:
— От моего имени, если вашего слова им окажется недостаточно. Я разрешаю вам приказывать от моего имени всегда, когда это понадобится.
Джулия чувствовала, что вопреки желанию неуместно краснеет. Это прозвучало многозначительно. Она поспешила подняться, но Фацио не торопился отпускать ее руку.
— Я очень хочу узнать, как ты оказалась в подземелье.
Джулия кивнула:
— Я все расскажу — мне нечего скрывать. Надеюсь, и вы ответите откровенностью.
Фацио ничего не пообещал, опустился на подушки и прикрыл глаза. Джулия подошла к двери, бросила взгляд на балдахин, на котором по-прежнему притаился Лапушка, и вышла.
Мерригар уже побывал у Дженарро. К счастью, тот пережил эту ночь. Он был заново перевязан и, похоже, спал. Его поросшая рыжеватыми волосами широкая грудь мерно вздымалась. Джулия отдала распоряжения на кухне, забежала в свои покои с затаенной надеждой отыскать там Альбу. Разумеется, безрезультатно. Она забрала шерстяную шаль и направилась обратно. Миновала галерею и увидела у самой лестницы, как тираниха, в сопровождении неизменной Доротеи, мерзкого кота и пары служанок направляется на половину Фацио. Джулия точно знала: без его позволения тираниха не смеет туда ходить. И сейчас Фацио этого позволения не давал.
Глава 49
Джулия прекрасно понимала, что тираниху вывернет от злости. Но сейчас эта мысль доставляла какое-то нездоровое наслаждение. Оно отчего-то превратилось на языке в пряный привкус меда. Она почти смаковала его. И очень хотелось увидеть перекошенное холеное лицо, заломанные руки, закатанные глаза. И все прочие театральные ужимки, которые входят в арсенал этой истеричной сеньоры. За все унижения, за глупые придирки, за Альбу. Особенно за Альбу. И за бедняжку Розабеллу, которая была просто тряпичной куклой в руках своей гадкой матери. Тираниха недостойна такой дочери.
Джулия уже вполне могла себе представить, какой спектакль здесь разыграется. Но пасовать больше не собиралась. Довольно. Фацио скрывал свое положение от матери — значит, так было нужно. Если бы Дженарро был здоров — он бы выставил эту стерву без колебаний. Но так вышло, что по иронии судьбы обязанности камердинера исполняла теперь Джулия. Тиранихе наверняка известно, что она не ночевала в своих покоях. Как и известно, где именно была. От этого она и бесится. Особенно после того, как Джулия посмела говорить от имени ее сына. Стерва чуть не лопнула!
Джулия подобрала юбки и ускорила шаг. Нагнала тираниху и поприветствовала необходимым учтивым поклоном:
— Сеньора Антонелла…
Белое лицо скривилось, будто эта стерва разжевала дольку лимона. Она смерила Джулию презрительным взглядом, но ничего не сказала. Лишь кивнула Доротее и продолжила свой путь. Служанки безропотно последовали за госпожой. Доротея перехватила тонкими руками жирного кота и метнула на Джулию колкий взгляд. Ревнивый взгляд.
Джулия догнала тираниху и преградила дорогу:
— Сеньор Фацио не может вас принять, сеньора.
Та застыла, будто ее заколдовали и превратили в кусок льда. Шемизетка топорщилась черным кружевом, словно вздыбленная кошачья шерсть. Тираниха подобрала юбку кончиками тонких пальцев, отвернулась и обошла досадную преграду. Но Джулия вновь встала на пути.
Теперь она не тушевалась и, что было совсем странным, не боялась этой женщины. Что еще та может? Заперла в каком-то глупом припадке, лишила единственной служанки. Что еще она может сделать, чтобы унизить или ударить? Она не в силах вышвырнуть Джулию из дома, чего наверняка очень бы хотела.
Тираниха поджала губы:
— Уйдите с дороги.
Джулия покачала головой:
— Ваш сын не может принять вас.
Сеньора Соврано пристально смотрела, будто хотела взглядом проткнуть, словно вязальной спицей. Ее розовые губы растянулись в приторной улыбке, обнажая жемчужные зубы:
— Верный пес ранен и не может выполнять свои обязанности… А вместо пса, я посмотрю, теперь комнатная собачонка. Маленькая, блохастая и невзрачная. Но визгливая.
Это было из ряда вон. Мерзавка Доротея даже не сочла нужным скрыть улыбку.
Тираниха воодушевилась. Картинно вздохнула:
— Мне жаль вас, моя дорогая сеньорина. Вижу, вы готовы на все, чтобы завоевать внимание моего сына. Но вы так глупы, что не можете взять в толк, что это бесполезно. Чем дальше вы от него — тем лучше для вас же. Скоро все закончится. И тогда я с удовольствием посмотрю на вас. Как вы тогда запоете.
Джулия усмехнулась:
— Вы не даете своему сыну ни единого шанса?
Тираниха вновь презрительно скривилась:
— Своему сыну я даю все шансы. Но у вас, моя милая собачонка, нет ни одного. Вы слишком посредственны, чтобы что-то из себя представлять. Осознайте это, наконец.
Джулия покачала головой:
— Что-то мне подсказывает, что это не вам решать, сеньора. Пусть даже это решит дар вашего сына, не он сам. Но и не вы. Никак не вы. И вы, так же, как и прочие, не знаете исхода.
— Я все знаю.
— Знаете, что я думаю, сеньора?
— О… — тираниха картинно замахала на себя руками. — Меня это мало заботит. Избавьте меня от ваших бредней. Я уже достаточно смогла понять, что вы глупы.
Все это не трогало. Не задевало ничего внутри. И чем больше тираниха распалялась и выходила из себя, тем безразличнее становилось. Джулия теперь думала лишь о том, как могла принимать эту стерву всерьез? Та так увлеклась актерством, что переиграла саму себя. Джулия спокойно посмотрела ей в лицо:
— Вы боитесь, что я могу оказаться лучше вас, сеньора. Боитесь, что ваш сын может полюбить меня. Потому что вас не любили. И боитесь с тех самых пор, как я переступила порог этого дома. Крепко боитесь. Ведь вы не терпите никого, хоть сколько-нибудь лучше вас. Даже Розабеллу. Я искренне надеюсь, что вам не удастся изуродовать ее.
Глаза тиранихи округлились:
— Да как вы смеете?
— Я питаю к вам должное почтение, как к матушке моего жениха. Но вы так хотите унизить меня, что не берете в расчет, что тем самым желаете беды собственному сыну. Вы желаете ему дурного исхода. Вы готовы пожертвовать им, лишь бы кто-то не оказался лучше вас. Только это вас волнует. Ведь он вам безразличен, сеньора. И я вызываю у вас гораздо больше эмоций. Вы никого не любите, кроме самой себя.
Рука тиранихи взметнулась, подобно бабочке, и щеку ошпарила хлесткая звонкая пощечина:
— Это вам на правах матушки, моя милая. Какая же вы дура…
Сеньора Соврано отпихнула Джулию плечом и пошла в сторону лестницы, ведущей в покои Фацио. Джулия выпрямилась, подняла голову:
— Именем сеньора Фацио, сеньора, вам не позволено туда идти.
Тираниха замерла, медленно повернулась:
— Не думайте, что стали весомее, разбрасываясь именем моего сына.
— Он сам дал мне это право.
Сеньора Соврано усмехнулась:
— Нет у вас никаких прав. Одни наглые фантазии. И не будет, не надейтесь. А если станете тявкать мне в спину, я прикажу служанкам покрепче подержать вас, чтобы вы не путались под ногами.
