Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика
Отец никогда ничего не говорил, не прояснял. На все вопросы был лишь один ответ — дар сам все расставит по местам. Так, как должно. Но как быть теперь, когда… Разве он мог это предусмотреть? Никто не мог! Отец… Что же произошло?
Фацио подошел к окну, подставил лицо ароматному ночному ветру. Казалось, что в комнатах нестерпимо душно. Или это кровь бродила внутри, словно вспененное вино… Его выбор был вынужденным и не верным — он сам понимал это. Но, тем не менее… эти странные неуловимые предчувствия не давали покоя. Они сводили с ума. Надоедали и изводили уже который день. Он слишком хорошо запомнил испуганное лицо там, на этой проклятой лестнице. И казалось, что Джулия осталась бы, если бы Дженарро не прогнал ее. Не из страха, и не по приказу…
Она не выходила из головы. Брачная магия, подчиненная Темному дару, уже присвоила ее, осязала, и от этого становилось лишь еще невыносимее. И теперь Фацио понимал, что присвоила с самого первого взгляда. Выделила из десятков других женщин, в темноте, рядом с той, кто должен был занять ее место. Будто залила светом. Магия сама сделала выбор, а обстоятельства лишь помогли. И не отпускало странное ощущение, что сейчас все так, как и должно быть…
Фацио уловил присутствие девчонки, едва спустившись с лестницы. Чувствовал биение ее сердца, ее дыхание. И это разгоняло кровь, заставляло сцепить зубы. И Доротея бледнела, превращалась в полупрозрачную тень. Это будет тяготить до тех пор, пока брак не свершится. И уже не было особой разницы, скрепит ли его обряд или нет. Но что потом?
Он помнил ее маленькие ладони на своей груди, слабые руки, сбивчивое дыхание. Буквально чувствовал в неверном свете фонаря, как она краснела, эти неистовые волны жара. Как она защищала свою няньку… Фацио нарочно провоцировал. Так защищают тех, кого по-настоящему любят, искренне и смело. С тем же жаром она оправдывала сестру и билась за своего зверя…
Он был рад, что она убежала от поцелуя. Но, в то же время, сожалел, чувствуя, как разгорается какой-то природный охотничий азарт. Это был его трофей, который не вырвется и не достанется никому другому, каким бы ни был исход... Это даже не обсуждалось. Фацио прикрыл глаза и втянул ночной воздух, но почудились нотки ромашки и ванили. Так пахли ее волосы. И он до пересохшего горла хотел бы узнать, каковы на вкус ее нежные розовые губы. Но мучил вопрос: смог бы он остановиться на поцелуе? И хотелось проверить прямо сейчас… Немедленно! Теперь он ясно понимал, почему владетели Альфи никогда не селили невест под своей крышей. Все они переступали порог этого дома лишь женами. Была лишь одна пьянящая ночь… А потом… Потом…
Впрочем, потом будет так, как должно быть — он возненавидит свою жену, если ей нечего будет отдать. И станет таким, как отец… Молодым женам обычно больше нечего отдать, кроме девственности. Может, все же стоило поселить Джулию в ближайшем монастыре на попечении святош? Подальше от соблазнов? Но эта мысль показалась настоящей глупостью — теперь он на это не согласен. Он хотел знать, что она здесь, видеть ее, когда сочтет нужным. Он и сейчас хотел ее видеть, и это уже раздражало.
Фацио вернулся в комнату, взял со стола свернутую бумагу. Вертел в пальцах, не решаясь развернуть. Он сам не знал, почему медлил. Он должен знать, что в этом письме — это разумно и правильно. Но он боялся увидеть, что Джулия написала сестре о нем самом…
Глупости! Она достаточно разумна… Он опустился в кресло у стола, плеснул красного агорского вина, почти черного в стекле, сделал большой глоток и решительно развернул бумагу:
«Здравствуй, моя дорогая, любимая сестрица!
Спешу сообщить тебе, мой ангел, что добралась я без происшествий и нашла наше путешествие довольно приятным. Приняли меня хорошо, как и подобает моему высокому положению. Спешу тебя заверить, что я вполне здорова, весела и ни в чем не нуждаюсь. Печалит лишь беспокойство за тебя. Еще в дороге Альба сказала, что ты в утро моего отъезда занемогла, потому не смогла проститься. Дорогая сестрица, прошу, не спрашивай, откуда, но хочу сказать тебе, что я знаю о твоей тайне, о которой в день нашего последнего разговора ты сама еще не ведала. И это доставляет мне множество тревог. Ответь на мое письмо, как можно скорее. Как дела дома? Что на этот счет порешил брат? Как отнеслась Паола? В силе ли ваша помолвка с Теоро Марки? Когда назначили свадьбу? Говорят ли что промеж прислуги?
Крепко целую тебя, ангел мой, надеюсь, что к тому времени, как ты получишь это письмо, все уже разрешится самым лучшим образом, и ты сможешь сообщить мне благие вести. Обними за меня няньку Теофилу и заверь, что у меня все хорошо.
Дорогая сестрица, должна тебе сообщить, что наша переписка должна остаться втайне. Надеюсь, причина тебе понятна. Передашь ответное письмо с нянькой Теофилой, она знает, как поступить дальше. Также ты должна знать, что сеньор Соврано прочтет твой ответ, поэтому прошу тебя воздержаться от необдуманных фраз и резких суждений. Лишь благодаря его благосклонной милости я имею возможность писать к тебе, и очень благодарна за это. У меня нет от него секретов, потому и у тебя их не должно быть.
Еще раз целую тебя, моя дорогая сестра, и жду скорейшего ответа.
Д. Р.»
Фацио усмехнулся и отложил письмо на стол. Нет секретов… надо же! Но слова о благодарности, все же, приятно кольнули в груди. Он снова свернул бумагу, расплавил на свечке сургуч и ляпнул неприпечатанную багровую кляксу. Что ж, он и сам с удовольствием взглянет на ответ… Осталось только отдать письмо Дженарро.
Глава 27
Джулия вернулась в покои сама не своя. К чудовищному смятению примешивался панический страх наткнуться на тираниху или Доротею. И теперь она даже не могла сказать, какая именно встреча окажется неприятнее. Но внутри бурлило, будто яростно кипела в котле вода, выплевывая обжигающие капли. Джулия нервно вытирала об юбку взмокшие ладони. Забывая даже дышать, она добралась до дверей в свои покои, приоткрыла и юркнула в темную прихожую. Прислонилась спиной к закрытой створке. Неумолимо казалось, что тираниха все видела и все знает. Как и ее сын… Джулия даже вглядывалась в темноту, понимая, что не удивится, если Фацио Соврано вдруг окажется здесь и выступит из мрака. И куда тогда бежать?
Снова бросило в жар. Так, что заболели виски. Поцелуй… Джулия инстинктивно сжала кулаки, будто собралась драться. Поцелуй… Она с досадой понимала, что эта мысль не была неприятна. Совсем не была… Безликий бог будто насмехался над ней, наделив этого странного и страшного человека таким обличьем, таким голосом. Поддаться просто…а что потом? И как коварно звучала эта просьба после его же обвинений. Что тогда отличит ее от сестры? Джулия даже покачала головой: нет, она должна быть стократ осторожнее. Ни намека, ни малейшего сомнения в ее благонравии. Она не должна давать даже самого крошечного повода. И не даст. Фацио следил за ней, рассматривал, будто сквозь выгнутое стекло. Дворцовый лекарь однажды показывал такое им с сестрой, и они с восторгом разглядывали жирную волосатую гусеницу в черно-красных крапинах, которая будто увеличилась в несколько раз. Было видно каждую волосинку, каждую складочку, каждую крошечную ножку. И Соврано будто смотрел на нее саму сквозь такое стекло, как на эту гусеницу, замечая все мелочи. Только гусеница теперь непременно должна стать в его глазах прекрасной бабочкой. И никак иначе. Иначе эти обвинения станут всю жизнь тяготить. Задушат! Нельзя допустить ошибку. Они смотрят в четыре глаза: Фацио и его ужасная мамаша!
Да и как можно поддаться, когда совсем рядом, под этой самой крышей, бросала влажные взгляды эта бессовестная Доротея! Какой стыд! Фацио должен был выставить ее, едва Джулия переступила порог этого дома. Выставить совсем, а не переселить в другие комнаты. Что бы только сказала нянька Теофила! Джулия даже ясно представила, как побагровело бы ее и без того красное лицо, как пошло испариной. Нянька бы сказала, что это недопустимо. И очень дурно с его стороны. Впрямь дурно. И ведь он откуда-то знал, что Джулия все слышала. Значит, совсем не намерен с ней считаться... а это уже ужасно унизительно. И после такого требовать поцелуя! Джулия Ромазо — не какая-то там безродная Доротея, которая вешается на шею!
