Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика
Джулия подобрала юбки и пошла в указанном направлении. Свернула у широкой лестницы, но услышала скрип. Внутри все перевернулось. Резкий звук пронесся под пустынными сводами галереи и еще долго отзывался в колоннаде. Джулия осторожно выглянула: из маленькой дверцы у лестницы, вероятно, ведущей в дворцовые подвалы, вышел Дженарро. Настороженно огляделся, плотно закрыл дверь, оправил куртку, будто стряхивал пыль. Снова огляделся и направился к одной из лестниц.
Джулия решила, что не стоит окликать его сейчас — лучше немного пройти следом и окликнуть позже. Она поднялась по лестнице, оказавшись в просторной галерее с тремя рядами белых мраморных колонн. Вот только Дженарро теперь нигде не было видно.
— Сеньора Джулия… Что вы делаете здесь?
Джулия вздрогнула всем телом, даже предательский возглас сорвался с губ. Она порывисто обернулась и уже чувствовала, как закололо щеки — она краснела.
Фацио Соврано стоял у одной из белых колонн. Прищурился, заложил руки за спину и пытливо смотрел. Ждал ответа. Черное на фоне залитого светом белого камня. Лицо расчертилось резкой светотенью, подчеркивая точеные черты. Должно быть, он хорош на своих монетах, если их уже стали чеканить… Глупая, глупая мысль! Джулия даже зажмурилась от неловкости. Наконец, взяла себя в руки. Судя по всему, Фацио был вполне здоров. И Джулия тут же прокляла свое неуместное мягкосердечие. Глупый, глупый порыв! Сплошные глупости!
Соврано не утерпел:
— Кажется, я задал вопрос.
Джулия сглотнула, подняла голову:
— Я заблудилась, сеньор. Я совсем не знаю дом.
Он поджал губы, задумчиво кивнул несколько раз.
— Достаточно было спросить любого встречного слугу, и вас развернули бы в нужную сторону. Вы лжете, сеньора… Ответьте, отчего я не удивлен? — в голосе сквозило снисхождение… если не презрение.
Да, он имел полное право так говорить. И это было невыносимо. Малейшая, самая крошечная ложь, в которой он уличит — и не отмыться никогда. Никогда! Уже уличил… Что ж… Вдруг показалось, что все бесполезно. Что бы она ни сделала, как бы ни оправдывалась. Было наивно на что-то надеяться. Пусть будет правда. В конце концов, эта глупая правда не скрывала ни корысти, ни злых помыслов. Сочтет сентиментальной дурой — пусть так.
Джулия выпрямилась, подняла голову. Старалась не опускать глаза, глядя в его лицо:
— Вы правы, сеньор, это ложь. И я прошу за нее прощения.
— Так что вы забыли здесь?
— Я искала Дженарро.
Фацио поднял брови:
— Зачем?
Джулия помедлила. Все же опустила голову, не выдерживая его цепкого взгляда:
— Хотела справиться… о вашем здоровье. Ведь кроме вашего камердинера я больше ни с кем не могла об этом говорить. Как и обещала.
Он молчал. Джулия снова отчетливо ощущала на себе его скребущий взгляд. Он будто забирался под кожу и лихорадил.
— Зачем?
Странный вопрос. Зачем справляются о здоровье? Чтобы убедиться, что человек благополучен.
— Мне было беспокойно, сеньор.
— Беспокойно за меня? — чеканное лицо исказила кривая усмешка. — Или надеялись, что я умер?
Даже слезы навернулись. Джулия вскинула голову, открыто посмотрела в его непроглядные глаза:
— Что вы такое говорите? Беспокойно за вас. Тогда вы…
— …что я?
Она молчала, понимая, как глупо выглядит ее беспокойство со стороны. Ведь она даже не задумалась, что это внимание может ему просто не понравиться. Она совсем не знала этого человека. Джулия вновь опустила голову:
— Простите, сеньор. Позвольте мне уйти. Я вас увидела — этого достаточно.
— Не позволю. Так что я? Болен?
Джулия едва заметно кивнула.
— И вы, как водится, прониклись состраданием?
В его устах это прозвучало каким-то ужасающим обвинением.
— А вы разве не слышали, что сказала моя мать?
Джулия вновь заливалась краской. Щеки отчаянно шпарило. Хотелось взять все свои слова обратно, но это было невозможно. Она лишь опустила голову еще ниже:
— Слышала… Но я подумала, что сеньора… преувеличивает.
Соврано усмехнулся:
— Ни словом. Темный дар не дает шанса ни болезни, ни клинку.
Его пальцы коснулись ее подбородка, вынуждая поднять голову, смотреть в лицо:
— Видите, как напрасны ваши переживания? Но мне они приятны.
Джулия лишь отводила взгляд, мечтая провалиться от стыда. Оставалось только свести разговор в глупую практическую плоскость:
— Разве так бывает?
— Как?
— Чтобы ни болезнь, ни клинок? Яд тоже бессилен?
Лицо Фацио мгновенно помрачнело, будто над ним нависла грозовая тень. Пальцы до боли сжались на подбородке. Он смотрел через прищур и, казалось, этот взгляд может убить:
— А вы задумали отравить будущего мужа? Или измышляете иные способы?
Джулия отстранилась, полыхая от негодования, сотворила знак, отгоняющий беду:
— Господь с вами! Разве можно о таком даже помыслить? Простите, что оскорбила вас неуместной заботой! Прощайте!
Она резко развернулась и побежала к лестнице, давясь подступившими слезами. Стыд! Какой стыд! Как такое могло прийти ему в голову?!
Фацио нагнал ее в считанные мгновения, ухватил за руку повыше локтя:
— Разве я разрешал вам уйти?
Джулия дернулась:
— Пустите!
Она слепла от слез. Сердце болезненно колотилось.
— Не пущу.
Она обреченно обмякла и почти повисла на его руке:
— Я прошу вас…
Фацио неожиданно нежно тронул ее мокрую щеку, провел пальцами:
— Я обидел тебя.
Джулия молчала. Застыла, потерялась в пространстве. Это было странно — стоять так близко. Странно, что он так касался ее щеки. Странно, что это говорил. Она покачала головой и услышала, как он хмыкнул:
— Снова врешь…
Она стояла, опустив голову, и лишь тихонько хлюпала носом. Фацио отстранился, убрал руку:
— Тогда ты хотела о чем-то просить. О чем?
Джулия едва ли слышала, глохла от биения собственного сердца. Фацио вновь тронул ее подбородок, поднимая голову:
— О чем ты хотела просить?
Она медлила. Едва ли сейчас был подходящий момент. Впрочем, другого момента может и вовсе не быть. Она сглотнула, утерла пальцами щеки:
— Я хотела просить о возможности писать сестре. У меня сердце разрывается от неизвестности. Я должна знать, что происходит дома.
Соврано какое-то время молчал, поджав губы. Наконец, покачал головой:
— Недопустимо. Открытая переписка может скомпрометировать.
Джулия поникла. Если здраво рассудить — Фацио прав. Она и не ждала другого ответа. Лишь стало так беспросветно-горько, что вновь покатились слезы.
Соврано убрал руки за спину, смотрел на нее:
— В Лимозе есть надежный человек, которому ты можешь доверять?
Джулия какое-то время лихорадочно раздумывала, наконец, кивнула:
— Нянька Теофила.
Фацио покачал головой:
— Нет, кто-то за стенами дома.
Она вновь раздумывала, но вся жизнь проходила в доме. Откуда могли взяться подобные знакомства? Разве что…
Джулия вскинула голову:
— Лючея, мать моей служанки. Она живет в деревне неподалеку. Она вхожа в дом. Она честная и надежная.
Соврано какое-то время молчал. Наконец, кивнул:
— Хорошо, можешь писать. Но имей в виду, что я намерен знать, что будет в этих письмах. И в отправленных, и в полученных. Дженарро заберет и займется остальным.
Джулия не сдержала улыбки:
— Благодарю, сеньор.
Соврано поджал дрогнувшие губы:
— Вам нужен провожатый, чтобы вернуться в свои покои?
Она покачала головой:
— Нет, я найду дорогу.
— Тогда я больше не держу вас.
Джулия поклонилась своему жениху и, окрыленная, побежала к лестнице.
Глава 23
Сердце пело, будто приплясывало в такт неслышной веселой гальярде. Да и ноги просились в пляс. Джулия даже придержала юбку, сделала четыре положенных шага и подпрыгнула, напевая себе под нос. Воровато огляделась, убеждаясь, что ее никто не видит, и повторила с другой ноги. Получалось легко и вольно, она чувствовала себя невесомым перышком. Они с сестрой никогда не пропускали уроки танцев. Порой до слез смеялись над учителем, маэстро Гарди, который, несмотря на внушительное брюшко, виртуозно демонстрировал козлиные прыжки, но ученицами были прилежными. Еще бы! Не доставало только сестрам Ромазо опозориться неловкостью перед прочими! И все выходило будто само собой. Будто не было заученных движений, отмеренных четким ритмом.
