Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика

Дженарро с каким-то особым тщанием нарезал оленину, разложил по тарелкам, с легкостью разделал пару жареных цыплят и подал вареные яйца, свежее масло и белый хлеб.

Фацио махнул рукой:

— Выйди вон.

Слуга лишь с готовностью поклонился, вышел и прикрыл за собой дверь.

Джулия боялась даже шевельнуться, видя, что Соврано неприкрыто рассматривает ее. Не понимала: опустить ли голову, отвести ли глаза, что-то сказать? Она не знала, что делать и сгорала от смущения.

Фацио потянулся к бокалу, слегка приподнял, давая понять, что желает, чтобы она сделала то же самое. Джулия была рада чем-то занять руки. Она поднесла бокал к губам и делала вид, что долго пила. Но бокал, все же, пришлось отставить.

Соврано подцепил кончиком ножа кусок оленины:

— Полагаю, вы устали с дороги, сеньора.

Она едва заметно кивнула:

— Долгая дорога непривычна для меня. Но я не жалуюсь, сеньор. Я… — она тут же осеклась, не понимая, уместным ли будет сказать то, что она хотела.

— Что? Говорите.

Джулия сцепила руки на коленях:

— Я хотела… поблагодарить вас.

Он удивленно вскинул бровь:

— За что же?

— За Лапушку.

Соврано нахмурился:

— Лапушку?

— Мою лисицу.

Он рассмеялся:

— Сложно выдумать кличку нелепее. Впрочем, вы, женщины, в этом преуспели. Не стоит благодарности, но… мне это приятно.

Джулия опустила голову:

— Стоит, сеньор. Этот зверь очень дорог мне.

Фацио повел бровью:

— Не вижу в этом ничего дурного. Мы все можем иметь маленькие слабости. Ваша Лапушка останется с вами.

Джулия невольно улыбнулась:

— Благодарю, сеньор Соврано.

Он лишь кивнул:

— Ешьте. Или вы не голодны?

Фацио сосредоточился на своей тарелке, с аппетитом поглощая оленину, а Джулия ковыряла вареное яйцо и не могла отделаться от мысли, что это был не ужин ради ужина. У Соврано была какая-то определенная цель. Наконец, она не выдержала, отложила ложку и подняла голову:

— Зачем вы пригласили меня, сеньор?

Он отставил тарелку, откинулся на спинку стула:

— Что ж, ваша воля. Мне нужно говорить с вами, потому что больше до самого Альфи возможности не представится. Мы больше не будем делать остановок.

Джулия нервно сглотнула:

— Я вас слушаю.

Он кивнул:

— Вы будете жить под моей крышей на правах невесты. И я хочу, чтобы это соседство не доставляло неприятностей и не нарушало заведенный в доме уклад.

Она кивнула в ответ:

— Я понимаю, сеньор. И сама того не желаю.

— Всем, что касается хозяйственной части в моем доме, распоряжается мать. Стол, покои, бытовые расходы и прочее. Вам будут выделены покои и прислуга.

Джулия вновь сдержанно кивнула. Это было знакомо — в доме брата всем распоряжалась Паола. Через управителя, разумеется, но тот держал отчет перед ней.

— Ваша первейшая задача, сеньора, понравиться моей матери. Как вы это сделаете, меня не интересует. Но я не желаю слышать ни единого слова о том, что вы чем-то не угодили. И накрепко запомните: я не потерплю в собственном доме женских склок.

Джулия с достоинством подняла голову:

— Я не скандальна, сеньор.

Уголки его губ дрогнули:

— Уповаю на это… Джулия. Будет прискорбно, если вы заставите меня пожалеть о моем выборе. Но тогда жалеть придется и вам.

Она коснулась бокала, поднесла к губам и сделала большой глоток, чтобы промочить горло. Не спросить было просто невозможно.

— Сеньор Соврано, могу я задать вам вопрос?

Казалось, он насторожился. Может, предугадывал?

— Можете, сеньора.

Джулия все же отвела взгляд:

— Мой вопрос все тот же: почему вы выбрали меня? Полагаю, я все же имею право это знать.

Фацио молчал, и в гнетущей тишине лишь угрожающе трещали свечные фитили. Джулия, наконец, не выдержала, подняла глаза. Соврано смотрел исподлобья.

— Так вы все еще осмеливаетесь об этом спрашивать? Вы?

— Для этого нужна особая смелость? Мне искренне непонятен этот выбор. Это правда. Марена гораздо красивее.

Смуглое лицо Соврано на мгновение преобразила усмешка:

— Вы так думаете?

Она кивнула:

— Все так думают.

Фацио вдруг помрачнел, откинулся на спинку стула. Посмотрел так пристально и открыто, что захотелось исчезнуть от какой-то незнакомой неловкости.

— А я — не все.

Что-то защекотало внутри, сердце тревожно затрепыхалось. Ошпарило щеки, и Джулия поняла, что заливается предательским румянцем. Хотелось выскочить прочь, за дверь, спрятаться от его взгляда. Но она сдержалась — это будет ребячеством.

— Прошу, сеньор.

Соврано вновь усмехнулся, но было не понять, что таила эта улыбка: иронию или злость.

— Вы краснеете… Надо же.

Джулия лишь опустила голову, пряча лицо.

— А ваша сестра тоже умеет краснеть?

Она тут же подняла глаза:

— Что это значит?

Фацио выпрямился, скрестил руки на груди:

— Как же? Вы просили ответа.

— Но, к чему…

— … к тому, что ваша сестра утратила всякий стыд! — голос прокатился над столом громовым раскатом. Казалось, даже звякнул хрусталь.

Джулия замерла, задеревенела, лишь смотрела во все глаза. Не было никакого сомнения, что он имел в виду ту самую тайну. Но… как же он прознал? Как?

Соврано желчно скривился и кивнул:

— Я уверился в том, что ваш брат ничего не знает, в отличие от его жены. Иначе исход был бы совсем иным. Брюхатая невеста — это что-то из ряда вон! Или у вас другое мнение, дорогая сеньора?

Теперь Джулия чувствовала, будто покрывается инеем. Этот обморок, эта дурнота… Она отчего-то ни на мгновение не сомневалась в словах своего жениха — все так и есть. И Паола… Теперь все вставало на места — Паола заперла Марену потому, что обо всем догадалась. Но что теперь будет с сестрой? Что будет, когда узнает Амато?

Джулия с трудом сглотнула:

— Брюхатая?

Соврано лишь презрительно усмехнулся:

— Так кто он? Лакей? Конюх? Гвардеец из дворцовой стражи?

Джулия нервно замотала головой:

— Нет! Нет! Все не так!

— М… — Соврано подался вперед: — Так ты все знала… Знала и помогала лгать.

Джулия виновато опустила голову, чувствуя, как леденеют пальцы, но тут же опомнилась, выпрямилась, взглянула открыто:

— Я не знала! Об этом не знала! Сестра ни с кем не делилась. Я узнала лишь вчера, что… — она не договорила, не в силах озвучить, только нервно мотала головой. — Поклянусь всем, чем прикажете.

— Что мне с твоих клятв?

Джулия нервно комкала платье на коленях:

— И вы смолчали, не опозорили нас. Благодарю.

Он прищурился:

— Больно легко благодарности слетают с твоих губ. По-твоему, я не должен был молчать?

— Вы поступили благородно.

Он вдруг поднялся, и Джулия тоже встала. Фацио заложил руки за спину и сделал несколько шагов, заставив попятиться:

— Теперь ты понимаешь, что я ни одной лишней минуты не мог оставить свою невесту под этой крышей? Тень одной сестры неизбежно ляжет на другую. И если твой брат окажется глуп, или недостаточно проворен, слухи быстро достигнут Альфи. И если это случится, они никак не должны приехать вместе с тобой, или, тем паче, впереди тебя, иначе это многое осложнит. Ты должна прибыть в мой дом без этого сомнительного приданного. И как можно скорее. Присутствие моей матери умерит злые языки.

С каждым словом Джулия едва заметно пятилась, пока не уперлась в стену, завешенную искусным гобеленом. Она сглотнула, с ужасом посмотрела на Соврано:

— А если слухи все же будут? Вы откажетесь от меня? Вернете брату?

Фацио подошел совсем близко, непозволительно близко. Смотрел сверху вниз.

— А они подтвердятся? Одна сестра и впрямь отражение другой?

Джулия невольно подняла голову, глядя в его черные глаза:

— Что?

Биение сердца громыхало в ушах. Джулия чувствовала, что щеки яростно заливает краска. Никогда чужой мужчина не подходил к ней так близко, разве что лекарь. Она не знала, что делать. Бежать — совершенно глупо. Но стоять и терпеть — почти невыносимо, потому что кровь расходилась кипучим потоком. Она отвернулась, но Фицио поднял пальцем ее подбородок, вынуждая смотреть в лицо.