Марк Ньютон - Ночи Виллджамура
– Молодцы, ребята, – похвалил соратников Джерид.
Вперед, мечи и арбалеты на изготовку, к людным коридорам. По дороге им попалась лежавшая на полу засохшая рука; следы крови, брызнувшей на стену, говорили, что здесь произошло что-то вроде казни.
Еще один солдат стоял на страже у запертой двери и, судя по выражению его лица, страстно желал оказаться где-нибудь в другом месте.
Фулкром выстрелил издалека и ранил солдата, так что Джериду пришлось добивать его с более близкого расстояния: болт вошел тому прямо в горло и швырнул его на камни. Джерид стал обшаривать тело, ища ключ от двери, но Фулкром заметил, что на ней нет замка, а только наружный засов.
Сдвинув засов, они открыли дверь и ввалились в комнату.
Сидевший за столом Трист, за чьей спиной маячили еще два стражника, поднял голову:
– Что за?…
– Как же я сразу не догадался, что ты тоже замешан в этом деле, мразь! – прорычал Джерид.
Стража, видя, что нападающих куда больше, попятилась. Побросав свои мечи на каменный пол, они подняли руки. Один из следователей вопросительно глянул на Джерида.
– Пленных не брать, – вздохнул тот.
Мечи ударили под нагрудные пластины, и стражники упали с изумленными лицами точно подкошенные, как падают под утро пьяные гуляки, прокуролесив на улице всю ночь.
Джерид шагнул к Тристу, тот прижался спиной к стене.
– Так ты, значит, тоже овинист, – сказал он грустно.
Трист неловко кивнул.
Джерид фыркнул от смеха. Подумать только, его собственный подчиненный и тот работал на Уртику. Почему-то это его не удивило. Ничего странного, учитывая, до каких низостей уже опустился этот человек.
– Почему вы здесь? Этого не может быть. Вы же…
Джерид дважды ударил его кулаком в живот:
– Что ты хотел сказать, ну, выкладывай! Думаешь, я не вырву твой поганый язык, если не скажешь?
Наконец Трист промямлил в ответ:
– Я… подбросил культистские механизмы в твой дом. Ты должен был погибнуть.
Джерид уставился на него с ненавистью:
– Хочешь сказать, что мой дом?… Что с ним должно было случиться?
– Взрыв… Я не хотел. Меня заставили.
Первая мысль Джерида была о Марисе, которая осталась в доме с Туей.
– Почему я должен тебе верить? Ты только и делаешь, что врешь.
– Джерид, тебе действительно лучше пойти домой и проверить, как там дела. Забудь про беженцев – какой нам от них прок? Иди, и мы обо всем забудем. Иди, Джерид, наши размолвки останутся в прошлом.
– Размолвки?! Ах ты, ублюдок! Ты меня предал. Ты предал себя самого. – Джерид опустил арбалет, и Трист расслабился. Но румель молниеносно ударил Триста арбалетом по лицу, впечатав его голову в каменную стену.
Хватая ртом воздух, Трист упал, а Джерид пнул его в грудь:
– А теперь давай рассказывай, какого хрена ты здесь делаешь? Судя по всему, убийства беженцев без тебя не обошлись, так как вы намеревались это сделать?
Его сапог давил Тристу на горло, взведенный арбалет целил ему в лицо.
Трист едва сумел показать на стол, где стояли бутылки с какой-то жидкостью и мерные емкости.
– Иди погляди, – бросил Джерид Фулкрому. И снова заговорил с Тристом: – Как вы собирались это сделать?
– Яды, разбрызгать и добавить в пищу. Убивают безболезненно в течение нескольких часов.
– Скольких вы уже убили?
– Всего пятьдесят.
Джерид продолжал:
– Сколько еще в подвале?
– Несколько сотен, еще несколько тысяч приведут позже. Мы планировали избавляться от них постепенно, чтобы не вызывать подозрений. Это только первая партия…
– Где они? Там? – Джерид показал на дверь в другом конце помещения.
Трист кивнул.
На миг Джерид задумался о том, что еще полезного можно выбить из Триста. Потом вспомнил о доме, о смертельной опасности, возможно грозящей Марисе.
– Кто стоит за всем этим?
Трист лежал тихо. Глазом не моргнул, не дрогнул. Только смотрел в потолок мимо Джерида стеклянными глазами, как мертвый.
Старый румель взглянул на бывшего помощника.
Подумал о своей жене.
Об обмане.
И послал болт Тристу в глаз.
Перезарядил арбалет.
Вынул нож и перерезал лежащему глотку, свирепо глянув на других:
– Пленных не берем. Запомните, никаких свидетелей.
– Ладно, – буркнул Фулкром и отвернулся.
Сначала они почуяли вонь. Целую толпу пленников продержали взаперти недолго – может, всего день или два, но без воды и еды. Сотни лиц, первая волна обреченных на гибель, повернулись к следователю – на них не было ни страха, ни надежды, лишь смирение перед своей участью. Мужчины и женщины с детьми на руках сидели, прислонившись к стенам, или лежали на холодном каменном полу туннеля, укрываясь немногими тряпками и одеялами, которые они принесли с собой, не подозревая, что идут на смерть.
Джерид ходил вокруг них и рассказывал им о ситуации, в которую они попали. О том, что им угрожало. Понимали ли они его, верили ли? Захотелось ли им покинуть город и уйти назад, во льды?
Среди них были и мертвые, и такие, в ком жизнь едва теплилась. Трупы, посиневшие от яда, сморщенные, как сухофрукты… Одного из спутников Джерида стало рвать, и румель не мог осуждать своего более молодого товарища.
Люди просили воды и пищи, но Джерид мог предложить им лишь свободу, само представление о которой утратило для них всякий смысл.
Тогда Джерид поставил двух своих людей охранять дверь, через которую они только что вошли, а сам с восьмью спутниками пошел сквозь толпу беженцев вперед, посмотреть, что там. Воздух вокруг был спертый. Время от времени в темноте вскрикивала женщина или раздавался стон мужчины.
Наконец они добрались до другой наспех оборудованной железной двери – она была закрыта. Он знал, что снаружи наверняка стоит часовой, поэтому они сначала чуть-чуть приоткрыли ее, а затем распахнули с силой, так что она ударилась о стену. Фулкром выстрелом из арбалета снял единственного солдата, который как раз поднимался со стула. Его тело закатили в темный угол.
Чем дальше они шли, тем холоднее становилось, и, несмотря на отсутствие света, Джерид чуял, что выход уже близко. Под конец идти можно было только на ощупь, пробираясь по узкому проходу, зато, пока они оставались в темноте, их никто не мог увидеть.
А вот наконец и она, свобода.
Поток света, порыв ледяного ветра и пустошь вокруг палаточного лагеря – потрепанные палатки, тлеющие костерки, черные силуэты деревьев на горизонте, ветер, свищущий по тундре. А за их спинами нависала внешняя стена Виллджамура, на которую эти несчастные с оптимизмом взирали много месяцев.
– Иди и приведи их сюда, – приказал Джерид одному из своих людей. – Заставь их, если будет надо, если они не захотят покидать убежище.
Через час вывели всех. Беженцы выходили на воздух, волоча ноги, с явной неохотой. На снег смотрели так, словно прежде никогда не видели его.
Их «радостное освобождение» не принесло Джериду ожидаемого удовлетворения.
Более того, еще никогда в жизни он не чувствовал себя столь опустошенным и измученным, как сегодня.
Когда последний ребенок вышел наружу, Джерид распустил своих добровольных помощников, зная, что инквизиторские медальоны послужат тем надежным пропуском в город.
Оставшись вдвоем, Фулкром и Джерид обменялись подавленными взглядами, не зная, что сказать.
– Такое впечатление, что мы сделали что-то не так.
– У меня тоже, – ответил Джерид.
– Здесь, на морозе, они могут умереть еще быстрее, – продолжал Фулкром.
Молодой румель был прав. Мороз сам по себе убьет их рано или поздно. Теперь они снова были просто беженцами за воротами Виллджамура, и что с этим можно было поделать?
– Может, пойдете домой? – предложил Фулком.
– Да надо бы. – Джерид вздрогнул. – Вдруг Трист хоть раз в своей никчемной жизни сказал правду?
– Я пойду с вами, – возможно, вам понадобится помощь.
До чего же непривычно, когда коллега думает о вашей безопасности.
Улица, извиваясь, шла в горку, и они плелись по обледеневшим булыжникам мостовой с таким трудом, что у обоих заныли бедра. Джерид задумался о возрасте.
Внезапно Фулкром показал на черные клубы дыма, которые разносил по небу ветер.
Джерид бегом помчался наверх, забыв про Фулкрома, который стоял и показывал пальцем.
На дым.
На его дом.
Прохожие на улицах оборачивались – так непривычно было им видеть, чтобы кто-то передвигался бегом, столько кругом навалило снега. Даже собаки лаяли от удивления. Вдруг он поскользнулся на льду, упал, ударился коленом о булыжник. Ругаясь, встал и захромал дальше.
Фулкром, догнав старого румеля минуту спустя, обнаружил его на коленях в снегу перед развалинами собственного дома. Куски дерева разбросало по всей улице, обломки мебели тлели, повсюду валялись черепица и битое стекло, а там, где стоял когда-то дом, теперь зияла обугленная дыра.
Фулкром подошел и положил руку на плечо Джерида. Старый румель нежно гладил какой-то кусок плоти.
