Скотт Линч - Хитрости Локка Ламоры
– Да, обездвиживает тебя, – бесцветным голосом продолжил Локк. – После чего убийца, прятавшийся наверху, спускается в подвал, чтобы пристрелить Клопа и разделаться с тобой.
– Всего один?
– Да, всего один. – Локк тяжело вздохнул. – Жан, нужно подняться в храм. Светильное масло… будь добр, принеси его сюда.
– Светильное масло?
– Все, что есть. Быстро!
В кухне Жан на несколько секунд задержался у тела Клопа – упал на колени, закрыл ему глаза и сотрясся в беззвучных рыданиях. Потом тяжело встал, смахивая с лица слезы, и бросился выполнять распоряжение товарища.
Локк выволок в кухню труп Кало Санцы, уложил возле стола рядом с Клопом, сложил ему руки на груди и прикоснулся губами к холодному лбу. Мужчина в углу заворочал головой и застонал. Локк с размаху пнул его в лицо и вернулся в гардеробную за телом Галдо. Через пару минут оба близнеца лежали посреди разгромленной кухни, и Клоп между ними. Не в силах выносить остекленелый взгляд мертвых друзей, Локк накрыл тела шелковыми скатертями из разоренного буфета.
– Клянусь, я совершу посмертное приношение, братья, – прошептал он, стоя на коленях над тремя трупами. – Такое приношение, которому подивятся сами боги и при виде которого духи всех каморрских герцогов и кап почувствуют себя жалкими нищими. Великое приношение кровью, золотом и огнем. Я клянусь в этом именем Азы Гийи, принимающей всех нас в свои владения, именем Переландро, укрывавшего нас в своей обители, именем Многохитрого Стража, кладущего палец на чашу весов, когда взвешиваются наши души. Я клянусь в этом отцу Цеппи, защищавшему и оберегавшему нас. И прошу у вас прощения, что не сумел сделать то же самое.
Усилием воли Локк заставил себя подняться на ноги и заняться делом.
В гардеробной он собрал несколько старых костюмов, валявшихся по углам, и все уцелевшее содержимое гримировального сундука: с десяток накладных усов, пару фальшивых бород и банку театрального клея. Все это он свалил в кучу во входном коридоре, а затем заглянул в хранилище. Как и следовало ожидать, там не осталось ничегошеньки: ни единой монетки в колодцах и на полках. Несомненно, мешки с деньгами, ранее погруженные на телегу, тоже бесследно исчезли.
В спальных комнатах в глубине подвала Локк собрал одеяла и простыни, пергаменты, книги и свитки. Все это он сложил грудой на обеденном столе. Наконец он – в окровавленной одежде, с окровавленными руками – встал над бесчувственным телом черноволосого мужчины, дожидаясь Жана.
6
– Давай открывай глаза, – велел Локк. – Я знаю, ты меня слышишь.
Слуга Серого короля моргнул, сплюнул кровью и заелозил по полу ногами, пытаясь забиться подальше в угол.
Локк неподвижно смотрел на него сверху вниз. Положение вещей казалось совершенно противоестественным. Убийца был крепкий, мускулистый мужик, на голову выше Локка, а Локк, и всегда-то не боги весть какой грозный с виду, после всех событий сегодняшней ночи выглядел совсем задохликом. Но все самое страшное, что было в нем, сейчас сосредоточилось в его глазах, с холодной, лютой ненавистью буравящих убийцу.
Жан стоял в паре шагов позади товарища, с перекинутым через плечо мешком и заткнутыми за пояс топориками.
– Жить хочешь? – спросил Локк.
Мужчина не ответил.
– Вопрос простой, и я спрашиваю во второй и последний раз: жить хочешь?
– Я… да, – прерывисто прошептал слуга Серого короля.
– Прекрасно. Тем приятнее мне будет лишить тебя такого удовольствия. – Локк опустился на колени и достал из-за пазухи маленький кожаный мешочек, висевший у него на груди. – Когда-то давно, – медленно произнес он, – когда я стал достаточно взрослым, чтобы осознавать свои поступки, я раскаялся в убийствах, вольно или невольно мной совершенных. И даже после того, как я погасил свой долг, я все равно всегда носил на груди вот это – как напоминание.
Резким движением Локк сорвал мешочек с шеи и достал из него акулий зуб. Потом вложил зуб вместе с мешочком мужчине в ладонь и силой согнул его переломанные пальцы. Тот весь скорчился и завопил от боли.
– Но теперь… – продолжал Локк, – теперь я снова стану убийцей. И буду убивать, пока в живых не останется ни одного прислужника Серого короля. Ты слышишь меня, скотина? Я расправлюсь с картенским магом, расправлюсь с Серым королем, и даже если все силы Каморра, Картена и самого ада пойдут на меня, я не остановлюсь – лишь больше трупов оставлю на своем пути к твоему хозяину.
– Ты сумасшедший, – прохрипел мужчина. – Тебе никогда не одолеть Серого короля.
– О, я сделаю и больше, не сомневайся. Все планы, которые он вынашивает, я расстрою. Все цели, к которым он стремится, я уничтожу. Все, ради чего ты убил моих друзей, исчезнет без следа. Все до единого люди Серого короля умрут понапрасну, начиная с тебя.
Жан шагнул вперед, схватил убийцу за шиворот и поволок в кухню, не обращая внимания на вопли о пощаде. Там он швырнул его на пол у стола рядом с тремя телами, и объятый ужасом мужчина пришел в еще сильнейший ужас, почуяв густой запах светильного масла.
Ни слова не говоря, Жан с размаху саданул круглым бойком топорика убийце по правому колену – тот дико взвыл от боли. Второй сокрушительный удар раздробил ему левую коленную чашечку. Мужчина тяжело перекатился на бок и весь скрючился в попытке защититься от следующих ударов – но таковых не последовало.
– Когда увидишь Многохитрого Стража, – негромко проговорил Локк, вертя что-то в руках, – передай ему, что Локк Ламора учится медленно, но уясняет крепко. А когда увидишь моих друзей, скажи им, что за тобой последуют многие.
Он разжал пальцы, и на пол упал узловатый темно-серый шнур с распущенными белыми волокнами на одном конце. Алхимический фитиль. При соприкосновении с воздухом белые нити через несколько секунд воспламенялись, поджигая медленно горящую толстую оплетку. А упал шнур прямо в лужу светильного масла, разлитого на полу.
Локк с Жаном быстро поднялись по лестнице, ведущей в старый каменный храм, и с грохотом захлопнули за собой крышку потайного люка.
В стеклянном подземелье у них под ногами разгорался огонь.
И сквозь рев пламени слышались истошные человеческие вопли.
Интерлюдия
История про игроков в ручной мяч
Ручной мяч – старинная теринская игра, столь же любимая жителями южных городов-государств, сколь презираемая вадранцами, обитающими на севере своего королевства (хотя вадранцы-южане ничего против нее не имеют). Ученые мужи скептически относятся к распространенному мнению, будто игра зародилась в эпоху Теринского владычества, когда безумный император Сартирана забавы ради перекидывался со своими подданными отрубленными головами преступников. Однако с решительным опровержением они не выступают, поскольку умалять зверства, творимые тогда, можно лишь на основании твердых доказательств, каковых не имеется.
Ручной мяч – игра грубая и для грубых людей, которая проводится между двумя командами на любой сравнительно ровной площадке. Сам мяч представляет собой плотный шар из склеенной древесной смолой кожи, диаметром примерно шесть дюймов. Поле длиной двадцать-тридцать ярдов ограничено с обеих сторон прямыми линиями, обычно начерченными мелом. Каждая команда пытается перенести мяч за линию противника. Игрок, перебегающий, перешагивающий или перепрыгивающий через нее, должен держать мяч обеими руками.
Мяч может перебрасываться от одного игрока к другому, но не должен касаться никакой части тела ниже пояса или падать на землю, ибо тогда он переходит к другой команде. Беспристрастный наблюдатель, которого называют просто «судья», следит за соблюдением правил, более или менее успешно.
Игры проводятся между командами, представляющими кварталы или острова Каморра. А выпивки, ссоры и споры по поводу каждой из них начинаются за несколько дней до нее и заканчиваются, когда от нее остается одно лишь воспоминание.
Говорят, однажды во времена правления первого каморрского герцога Андраканы состоялась игра между Котлищем и Горелищем. Молодой рыбак Маркос считался лучшим игроком в Котлище, а его ближайший друг Жервен слыл самым честным и справедливым игровым судьей во всем городе. Разумеется, судить состязание доверили ему.
Игра проходила на одной из пыльных заброшенных площадей Зольника, вокруг которой собралась тысячная толпа орущих каморрцев, пьяных и полупьяных. Игра была ожесточенная, и под конец, когда песочные часы показывали, что время почти вышло, Котлище отставало всего на одно очко.
С яростным ревом Маркос схватил мяч и мощным броском прорвался через цепь защитников. С подбитым глазом, черно-синими от ушибов руками и в кровь разодранными коленями, он отчаянно прыгнул к белой линии в тот самый миг, когда упала последняя песчинка в часах.
Маркос лежал на булыжнике, вытянув вперед руки с мячом, который касался меловой линии, но не пересекал полностью. Растолкав столпившихся игроков, Жервен несколько секунд смотрел на простертого Маркоса, а потом сказал: «Не пересек черту. Очко не засчитано».
