Скотт Линч - Хитрости Локка Ламоры

Тессо сдавленно ахнул и оглянулся. Через Плавучий рынок быстро двигалась ветхая лодчонка, направляясь прямо к ним. И сидел в ней, усиленно орудуя веслами, не кто иной, как Жан Таннен.

– Ох, черт! А ну, отпусти меня, гнида! Отпусти сейчас же!

Слова свои Тессо сопроводил градом жестоких ударов. Уже через считаные секунды кровь текла у Локка из носа, изо рта, из ушей и откуда-то из-под волос. Но невзирая ни на что, он продолжал цепляться за разъяренного подростка мертвой хваткой. Голова у него кружилась от боли и торжества одновременно. Внезапно Локк разразился пронзительным, слегка безумным смехом.

– Мне не нужно ни драться, ни убегать, – еле проговорил он, задыхаясь от хохота. – Я изменил правила игры. Мне нужно просто задержать тебя здесь… придурок. Здесь… пока… Жан не подоспеет.

– Ах ты, сучий потрох! – прошипел Тессо, с новой силой набрасываясь на ненавистного врага.

Он лупил кулаками, плевался, кусался, но все без толку.

– Давай, бей… бей… – невнятно мычал Локк. – Не жалей сил. Я могу терпеть хоть целый день. Ты давай бей… пока… Жан не подоспеет.

Часть III. Разоблачение

Природа никогда не обманывает нас; это мы сами постоянно обманываемся.

Глава 9

Занятная история для графини Янтарного Кубка

1

В Герцогов день, в половине одиннадцатого вечера, когда темные облака низко висели над Каморром, закрывая луны и звезды, донья София Сальвара поднималась по канатной дороге на позднее чаепитие к донье Анжавесте Ворченце, вдовствующей графине Янтарного Кубка.

Пассажирская клеть тряслась и раскачивалась, влажный теплый Ветер Герцога трепал легкую накидку с капюшоном, и София крепко держалась за черные железные прутья, зачарованно глядя на юг. Внизу от горизонта до горизонта расстилался огромный черно-серый город, залитый сиянием обычных и алхимических огней. Всякий раз, когда перед ней открывался вид Каморра с высоты одной из Пяти башен, донья Сальвара исполнялась тихой гордости. Древние воздвигли фантастические сооружения из Древнего стекла, впоследствии присвоенные людьми; позднейшие мастера возвели среди величественных стеклянных творений здания из камня и дерева, построив свой собственный город; вольнонаемные маги утверждали, будто владеют тайными знаниями Древних. Но именно алхимия каждую ночь отгоняла тьму от Каморра, именно алхимия приносила свет и в самый бедный дом, и в самую высокую башню – свет более чистый и безопасный, чем от природного огня. Именно искусство алхимии, подвластное донье Софии, укротило и приручило ночь.

Наконец долгий подъем закончился. Клеть с грохотом остановилась у посадочной платформы, преодолев четыре пятых от общей высоты башни. Ветер скорбно вздыхал в диковинных желобчатых арках на самой верхушке Янтарного Кубка. Два лакея в кремово-белых ливреях и безупречной белизны перчатках помогли донье Софии выйти из клети – в точности так же, как если бы она выходила из кареты на земле. Затем оба отвесили поясной поклон.

– Госпожа Сальвара, – промолвил тот, что слева, – моя хозяйка просит вас пожаловать в Янтарный Кубок.

– Очень любезно с ее стороны.

– Если вам будет угодно подождать на террасе, донья Ворченца присоединится к вам через минуту.

Лакей провел Софию мимо полудюжины разгоряченных от усилий слуг, стоявших у сложного механизма из шестерней, рычагов и цепей, с помощью которого поднимались и спускались клети. Все они тоже низко поклонились гостье, а она в ответ благосклонно улыбнулась и приветственно махнула рукой. Со слугами, выполняющими такого рода работу, лучше держаться повежливее.

Упомянутая терраса, выступавшая из северной стены башни, представляла собой широкую серповидную площадку из прозрачного Древнего стекла, обнесенную медными перилами. Едва оказавшись там, донья София сразу посмотрела себе под ноги, как она делала всегда, хотя ее настойчиво против этого предостерегали. Впечатление такое, будто они с лакеем ступают по воздуху на высоте сорока этажей над мощеными дворами и хозяйственными постройками у подножия башни. Алхимические фонари казались отсюда крошечными точечками света, а экипажи – черными квадратиками не больше ногтя.

Слева, сквозь стрельчатые окна с подоконниками на уровне пояса, виднелись тускло освещенные покои и гостиные залы башни. Донья Ворченца, никогда не имевшая детей и давно похоронившая всех близких родственников, была, в сущности, последней представительницей некогда могущественного рода, и никто (во всяком случае, среди алчных, честолюбивых аристократов Альсегранте) не сомневался, что после ее смерти Янтарный Кубок перейдет во владение другого знатного семейства. Бо́льшая часть башни была погружена в безмолвный мрак, большая часть ее богатого убранства пылилась по кладовым и сундукам.

Тем не менее престарелая графиня по-прежнему устраивала роскошные вечерние чаепития. В дальнем, северо-западном углу прозрачной террасы, откуда открывался восхитительный вид на окутанные ночной мглой холмы и равнины, трепетал на Ветру Палача шелковый навес. Алхимические фонари в позолоченных латунных клетках, висевшие по четырем углам навеса, озаряли теплым светом маленький столик под ним и два кресла с высокими спинками.

Лакей выдвинул для гостьи кресло справа, предварительно положив на сиденье тонкую черную подушечку. Донья София уселась, легко прошуршав юбками, и кивком поблагодарила слугу. Он с почтительным поклоном отошел и встал поодаль – вне пределов слышимости, но достаточно близко, чтобы тотчас подойти по знаку хозяйки.

Ждать пришлось недолго: уже через пару минут старая донья Ворченца появилась из деревянной двери в северной стене башни.

Возраст имеет свойство усугублять телесные особенности людей, доживающих до таких лет, когда его воздействие уже явственно ощущается: полные обычно толстеют, стройные – худеют. Донью Анжавесту Ворченцу время иссушило. Она не столько одряхлела, сколько усохла до последнего мыслимого предела, превратившись в костлявую карикатуру себя прежней, в подобие деревянного божка, оживленного чудодейственной силой собственной воли. Ей давным-давно минуло семьдесят, но она по-прежнему ходила без посторонней помощи и даже без трости. Одевалась графиня эксцентрично, предпочитая платьям с пышными юбками, модным в настоящее время, черные бархатные камзолы, отороченные мехом, и черные панталоны с домашними серебряными туфлями без задников. Ее серебристо-седые волосы были гладко зачесаны назад и заколоты на затылке лакированными шпильками. Ясные темные глаза за полукруглыми очками живо блестели.

– София, – промолвила она, изящной поступью заходя под шелковый навес, – как же я рада тебя видеть! Давненько ты ко мне не наведывалась, милочка моя, вот уже несколько месяцев. Нет-нет, сиди, я сама. Невелик труд выдвинуть кресло, небось руки не отвалятся. Вот так. Ну, расскажи мне, как поживает Лоренцо. И про сад свой расскажи непременно.

– У нас с Лоренцо все в порядке, если говорить сугубо о нас самих. А сад процветает, донья Ворченца, благодарю вас.

– Сугубо о вас самих? Значит, есть еще что-то? Какие-то внешние обстоятельства, если мне позволительно полюбопытствовать?

В Каморре поздние вечерние чаепития были преимущественно женским обычаем и устраивались, когда возникала надобность спросить совета у подруги или просто излить душу и пожаловаться – чаще всего по поводу мужчин.

– Ах, донья Ворченца, конечно же позволительно! И да, лучше и не скажешь: именно что «внешние обстоятельства».

– Но дело не в Лоренцо?

– О нет! К Лоренцо у меня нет никаких претензий. – София вздохнула и посмотрела в кажущуюся пустоту под ногами. – Похоже… нам обоим нужен ваш совет.

– Совет, – усмехнулась старая дама. – Возраст производит поистине удивительные алхимические фокусы, придавая значимость нашему невнятному бормотанию. Попробуй дать совет в сорок лет – прослывешь брюзгой. А сделай то же самое в семьдесят – и ты мудрец.

– Донья Ворченца, ваши советы всегда мне очень помогали. И я, видите ли… в настоящее время ни с кем больше не могу спокойно обсудить это дело.

– Вот как? Что ж, голубушка, я с радостью окажу всю посильную помощь. О, вот и наш чай! Давай-ка себя побалуем.

Ливрейный слуга подкатил к столику сервировочную тележку, накрытую серебряной куполообразной крышкой. Когда он ловко снял крышку, взорам явился серебряный чайный сервиз и восхитительный кондитерский изыск – торт в виде точной копии Янтарного Кубка, высотой всего девять дюймов, украшенный горящими алхимическими шариками размером с изюминку.

– Я своего бедного повара редко утруждаю настоящей работой, – рассмеялась донья Ворченца. – Для него сущее наказание служить человеку, предпочитающему самую простую и непритязательную пищу, и при каждом удобном случае он отыгрывается, сотворяя такие вот кулинарные чудеса. С ним просто беда: закажешь яйцо всмятку, так он непременно подаст к столу танцующую курицу, которая снесет его прямо на тарелку. Скажи-ка, Жиль, это чудесное сооружение и впрямь съедобно?