Рональд Келли - Вечерний свет (сборник)
Мужчины – полицейские, женщина – ведьма. Мужчины этого, конечно, не знают. Для них она всего лишь автостопщица, забредшая после наступления темноты в неправильный квартал города. И потом, не такая уж она и ведьма. Она всегда колдовала лишь по необходимости, очень неуверенно, только из-за того, что таскала в рюкзаке несколько кое-каких предметов, а еще из-за семейного наследства, доставшегося ей от бабки. За последнюю неделю она прибегала к своим чарам только в самых простых случаях:
1) пусть официантка забудет принести мне счет;
2) сегодня я единственная, кому известно о номере 23 в мотеле «Трейдвиндз»;
3) лишь бы эти копы не увидели, как я ловлю машину, лишь бы вообще меня не заметили…
Ясное дело, заклинание № 3 не сработало. Сработай оно, все вышло бы иначе. А теперь ведьма лежит на берегу сухого речного русла, неподалеку от моста, по которому ей никогда не пройти, от лазейки для бегства, которой ей никогда не воспользоваться. Копы с ней почти закончили. От рюкзака у нее на спине никакого проку, как и от жалкого колдовского хлама внутри. А вот кровь течет, ее кровь, и это так странно – волшебство, о котором она до сих пор не подозревала, то, которого не смела касаться из страха несусветного позора, – бабкиного предостережения.
Конечно, она не слишком-то и прислушивалась к словам своей бабки. Будь она догадливей, то… то все сложилось бы иначе. Ничто не дается бесплатно, особенно сила. Но прозрение может прийтись кстати. Ее ждут перемены, подобно тому, как все поменялось для убийцы, придавившего педаль газа и пересекшего границу округа в двадцати милях отсюда. Дорога перед ним черным-черна, стекло опущено, приглашая в машину темноту; ночь (для него) все еще наполнена музыкой реки, глубокой реки, журчащей позади него, а еще глубокого омута, ждущего его впереди.
Сжимая руль, убийца воображает, что это корабельный штурвал. Ведьма, то теряющая сознание, то вновь приходящая в себя, тоже слышит реку. А потом в ночи раздаются другие звуки. Они долетают из-под моста, и первый из них – металлический. Ржавеющая магазинная тележка извивается и начинает смахивать на скелет, ее красная ручка, к которой прикасалось столько ладоней, вытягивается, словно истосковавшись по прикосновению, и добирается до перчатки с револьвером убийцы. Красная пластмасса на ручке плавится и становится пятью красными пальцами, заполняющими перчатку. Мотки древнего электропровода оплетают, как вены, корзину, превратившуюся в грудную клетку. Вскоре возникает некое существо, на ноги встает то, чего никогда прежде не бывало. Хотя его нижние конечности на колесиках не созданы для хождения среди камыша, мусора и нечистот, оно со скрипом добирается до ржавого «Крайслера», зимовавшего под водой, служившего убежищем для сомов.
Теперь, на исходе лета, в «Крайслере» живут комары и многоножки. Шаркающему существу в перчатке они нипочем. Зажав револьвер убийцы между своих проволочных ребер, оно открывает рукой в перчатке багажник. Там пусто, не считая ветхой покрышки и домкрата под ней. Сгодится и домкрат.
Существо наклоняется, и из проволочного плеча появляются щупальца из красного металла, они оплетают домкрат и вставляют его в сустав. Теперь у существа есть вторая рука, тяжелее первой. Существо размахивает ею, словно примеряясь к новой конечности. Не имея ушей, оно все равно улавливает тихий лязг металла в темноте, безмолвной, как месяц в небе. Еще несколько движений – и металл становится податливым, словно обретя собственную жизнь.
Новый крик в паре сотен ярдов выше по сухому руслу.
Существо неуклюже устремляется на шум.
Оно безголово.
Пока что.
Просто голова не имеет особенного значения для предстоящей ему задачи.
К тому же головы в таких местах не редкость.
На пути ему попадется еще много мусора.
– Думаю, с нее хватит, – говорит полицейский Гордон.
– А по-моему, ей еще охота, – возражает полицейский Паркс. – Этой наркоше не привыкать. Правда, сладенькая?
Ответа нет. Паркс со смехом вытирает сбитые костяшки пальцев о штаны. Да уж, чулан со стиральной машиной у него дома будет теперь смахивать на бойню. А заднее сиденье патрульной машины? Это же там они принялись за эту паршивку? Хорошо, что ночь, никто не заметит кровищи, которой там, наверное, до черта.
Что ж, такова цена власти. Желаешь все контролировать – мирись с пачкотней. От фактов не уйти. По пути к начальственным высотам наглядишься на разную гадость. Паркс давно все уяснил и по-прежнему свято в это верит. Сейчас эта мысль приносит успокоение. Он уже готов хохотнуть, если бы не…
Его смех заглушен смехом иного свойства. Этот звук похож на металлический визг пилы – веселого в нем мало. Паркс резко оборачивается, выхватывая в темноте револьвер и не понимая, что даже молниеносное движение в этот роковой момент будет непозволительно медленным…
Все потому, что у него за спиной появилось что-то, и это «что-то» хохочет не по-человечески. Сквозь ветви деревьев просачивается совсем мало лунного света, но Паркс успевает увидеть, что существо настигает его. Боже, как быстро оно движется, смахивает на скелет, не хохочет, а дребезжит, как куча консервных банок, а вместо головы у него ведро, ржавое дырявое ведро, и…
Ведьма все это видит, но не верит своим глазам. Наверное, это сон. Существо железное и красное, как… как кровь. Одна его рука – на самом деле автомобильный домкрат – описывает смертоносную траекторию. Удар направлен первому копу прямо в глаз, он крушит кость его глазницы и проникает в мозг.
Полицейский валится, существо отступает, железные пальцы в перчатке сжимают револьвер, дуло которого изрыгает пулю за пулей. Один, два, три метких выстрела. Изо рта второго полицейского течет кровь, и он валится, как подкошенный. Но существо не останавливается, его работа еще не завершена.
На руке больше нет перчатки, в лунном свете мерцают пять острых стальных пальцев. Ведьма ненадолго лишается чувств. Ослепительная вспышка в мозгу, вроде удара током, и она возвращается к реальности. Глаза у нее заплыли, ей трудно и больно смотреть, но ведьма видит, как существо направляется к ней. Упругая походка, лязганье при каждом шаге. Лунный свет сочится сквозь его туловище, как через решето. Покинувшая постамент статуя, беглец из музея безумцев, умеющий перепрыгивать через время – иначе, куда могли подеваться мгновения, которые она никак не может вспомнить?
Вот опять: теперь существо тащит ведьму. А вот они уже оставили заросли и сухое русло далеко позади и карабкаются в темноте по крутому склону. Время определенно совершило прыжок. Ведьма морщится, пытается что-то сказать разбитыми губами, но не может произнести ни слова. Существо движется быстро, должно быть, торопится. Оно нацепило на себя, повесив на проволочную грудь, бляхи обоих полицейских. У него есть голова, ржавое ведро, все в дырах, и… кровь. Кровь проступает из-под ведра, сочится из дыр. В ведре раздается какое-то хлюпанье: туда существо запихало то, что забрало у полицейских, оставшихся лежать в сухом русле.
Без сомнения, там мозг… может быть, сердце тоже. У ведьмы опять мутится рассудок. Существо наклоняет над ней свою башку, дырявое ведро, кровь проливается ей на лицо и приводит ее в чувство.
Кап-кап-кап, думает она. Вот как оно начинается! А потом появляется течь в дамбе, как всегда случается с дамбами, а дальше река…
Ведьма издает последний крик. Она уже не в руках у существа и боится даже представить, куда попала. Потому что время вращается, как блюдце на кончике цирковой трости. Время начинает дрожать, как то самое блюдце, готовое упасть на пол. Теперь она лежит на столе для пикника, под усеянным звездами небом, рядом с узкой извилистой дорогой. Вдали дома, городские улицы. Существо с ведром вместо башки стоит над ней, наклонившись почти сострадательно. Кап-кап-кап.
Это поток крови. Ведьма поднимает глаза, ее лицо залито кровью. Существо неподвижно. Бляхи у него на груди сияют в лунном свете. Описать его нелегко. Не то чтобы скелет, не то чтобы пугало. Не герой, но и не чудище.
Ходячая тень, соображает она.
Ходячая тень.
В следующее мгновение ведьма забывается. Ее влечет мимо обители теней, в ждущие объятия кромешной тьмы.
Голова-Ведро стоит над ведьмой. Руки-домкрата больше нет, вместе нее дробовик. Корзина, служившая существу тазом, теперь играет новую роль. Когда-то в ней таскали по магазину детей, а теперь в ней несколько револьверов калибра 0.38. Все без ремешка безопасности.
Все это, конечно, не может оживить ведьму: она в коме. Голове-Ведру это непонятно. Понимание вообще ему не свойственно. Он, правда, пытается ее растолкать, но все без толку. Тогда он хватает ведьму за руку, стягивает ее со скамейки и волочет к патрульной машине. Все это – правильные действия, ничего другого Голова-Ведро не предпринимает. Спокойный расчет ему не под силу, ведь его породили заговоренный револьвер убийцы и ведьмин сон. Это совсем не человек, но у него, как у людей, есть двое родителей. Общее у его родителей – кровь, ею они поделились с Головой-Ведром.
