Стивен Кинг - Песнь Сюзанны
– Сынок, ты в порядке? Ты ужасно побледнел.
– Все хорошо. – К горлу подкатился комок, большой комок, но усилием воли Джейк сумел проглотить его и повторить ложь – скорее для себя, чем для отца Каллагэна: – Все хорошо.
Каллагэн кивнул и перекинул небольшой рюкзак (рюкзак горожанина, который в глубине своего сердца не верит, что отправится в дальнюю дорогу) с левого плеча на правое.
– А что произойдет, когда мы поднимемся к этой пещере? Если поднимемся?
Джейк покачал головой. Он не знал.
3
C тропой они справились относительно легко. Большую часть камней с нее снесло, и пусть мужчинам, которые несли коффы, пришлось попотеть, в одном им сильно повезло. Землетрясение сдвинуло гигантский валун, перегораживавший тропу у самой пещеры, и он свалился в пропасть. Эдди, наклонившись над обрывом, увидел его далеко внизу. Валун развалился надвое, его сердцевина, более темная, чуть поблескивала, так что теперь он выглядел, по мнению Эдди, как самое большое в мире сваренное вкрутую яйцо.
Пещеру они нашли на прежнем месте, только вход в нее загораживала большая груда сланцевой глины. Эдди присоединился к молодым Мэнни, которые принялись расчищать вход, отбрасывая глину (в некоторых кусках, как капельки крови, сверкали гранаты). Лишь только Эдди увидел вход в пещеру, стальной обруч, стягивающий его сердце, ослаб, однако ему не понравилось молчание пещеры, которая в их прошлый визит поражала своей словоохотливостью. Откуда-то из ее глубин доносилось журчание бегущей воды, но не более того. Куда подевался его брат, Генри? Генри давно пора горько жаловаться на то, что джентльмены Балазара убили его, а вина за это исключительно лежит на Эдди. Где его мамаша, в этом вопросе полностью поддерживающая Генри (в столь же страдальческом тоне)? Где Маргарет Эйзенхарт, жалующаяся Хенчеку, своему деду, что ее заклеймили отступницей, а потом бросили. Ведь это Пещера голосов, лишь недавно ставшая Пещерой двери. Но голоса затихли. И дверь какая-то… дурацкая, именно это слово первым пришло на ум Эдди. А вторым – ненужная. Эту пещеру отличали доносящиеся из ее глубин голоса; эту дверь превращал в ужасную, загадочную и могущественную хрустальный шар, Черный Тринадцатый, который через нее и попал в Калью.
Но теперь он ушел тем же путем, и это всего лишь старая дверь, которая…
Эдди попытался оборвать мысль, но не смог.
…которая никуда не ведет.
Он повернулся к Хенчеку, стыдясь пелены слез, которая застила глаза, но он был не в силах сдержать их.
– Не осталось тут никакой магии. – Голос его переполняло отчаяние. – За этой гребаной дверью нет ничего, кроме спертого воздуха да свалившихся со стен и свода камней. Ты – дурак, и я тоже.
Послышались возмущенные ахи, но когда Хенчек посмотрел на Эдди, его глаза как-то озорно блеснули.
– Льюис, Тонни! – Голос звучал весело. – Принесите кофф Бранни.
Двое подпоясанных ремнями молодых парней с короткими бородками и длинными волосами, заплетенными в косы, выступили вперед. Они несли кофф из железного дерева, примерно в четыре фута длиной и достаточно тяжелый, если судить по тому, как крепко они сжимали пальцами полированные деревянные шесты. Кофф поставили перед Хенчеком.
– Открой его, Эдди из Нью-Йорка.
Тонни и Льюис смотрели на него вопросительно и с легким испугом. Пожилые Мэнни, как заметил Эдди, наблюдали за ним с жадным интересом. Он подумал, что требуется немало лет, дабы осмыслить всю экстравагантность образа жизни этих людей. Со временем Льюису и Тонни предстояло постигнуть ее премудрости, но пока они находились лишь на одном из этапов этого долгого пути.
Хенчек кивнул, уже с легким нетерпением. Эдди наклонился и откинул крышку. Легко. Замок-то отсутствовал. Содержимое коффа скрывал лишь кусок шелка. Хенчек откинул его с элегантностью фокусника, открыв отвес на цепи. Эдди он напомнил детский волчок, размером куда меньше, чем он ожидал. Расстояние от острия до широкой верхней части не превышало восемнадцати дюймов, материал отвеса напоминал желтоватое дерево, поблескивающее жиром. К нему крепилась серебряная цепочка, намотанная свободным концом на кристаллический штырь, торчащий из стенки коффа.
– Доставай отвес, – продолжил Хенчек, когда же Эдди посмотрел на Роланда, волосы вокруг рта старика разошлись, обнажив идеально ровные белые зубы в на удивление циничной улыбке. – Почему ты смотришь на своего дина, молодой сопляк? Магия ушла из этого места, ты же сам сказал! Или самостоятельные решения – не для тебя? Но почему? Тебе… ну, не знаю… уже двадцать пять?
Стоявшие рядом и услышавшие эти слова Мэнни захихикали, хотя некоторым из них двадцати пяти еще точно не исполнилось.
Злясь на старого козла, да и на себя тоже, Эдди сунулся в кофф. Хенчек остановил его руку.
– Только не трогай отвес. Не трогай, если хочешь, чтобы твое молочко было по одну сторону, а дерьмо – по другую. Только за цепь, ты меня понимаешь?
Эдди, который практически коснулся отвеса, уже выставил себя перед этими людьми круглым дураком, так что теперь у него не было причины не завершить начатое, но он встретился взглядом с озабоченными серыми глазами Джейка и передумал. Как обычно, на такой высоте дул сильный ветер, высушивая пот, оставшийся после подъема. По телу Эдди пробежала дрожь. Он вновь наклонился над коффом, взялся за цепочку, осторожно размотал со штыря свободный конец.
– Поднимай его, – приказал Хенчек.
– Что-то произойдет?
Хенчек кивнул, словно наконец-то дождался от Эдди разумного вопроса.
– Мы это и хотим посмотреть. Поднимай.
Эдди подчинился. Помня, какие усилия пришлось прилагать молодым Мэнни, несшим кофф, он изумился легкости отвеса. Казалось, он поднимал перышко, прикрепленное к концу четырехфунтовой цепочки из сверкающих звеньев. Конец цепочки он обмотал вокруг пальцев, поднял руку на уровень глаз. И стал чем-то похож на кукловода.
Эдди уже собрался спросить у Хенчека, а что, по мнению старика, должно произойти, но не успел и рта раскрыть, как отвес начал раскачиваться из стороны в сторону, по малой дуге.
– Я его не раскачиваю, – вырвалось у Эдди. – Во всяком случае, думаю, что не раскачиваю. Должно быть, ветер.
– Думаю, что ветер здесь ни при чем, – возразил Каллагэн. – Никаких порывов нет…
– Тихо! – воскликнул Кантаб и так зыркнул на Каллагэна, что священник умолк.
Эдди стоял перед пещерой, от горы разбегались русла пересохших рек, а дальше перед ним расстилалась практически вся Калья Брин Стерджис. Далеко-далеко сине-серой громадой стоял лес, через который они пришли сюда, последнее свидетельство существования Срединного мира, куда они уже не могли вернуться. Ветер дул, но в одну сторону, поднимая волосы со лба. И внезапно он услышал гудение.
Да только не слышал его. Гудело в руке с обмотанными цепочкой пальцами, которую он поднял на уровень глаз. Но главное – в голове.
А на другом конце цепочки, примерно на высоте правого колена Эдди, отвес набирал скорость, дуга раскачивания все увеличивалась и увеличивалась. И вот еще какую странность заметил Эдди: на самой верхней точке отвес становился тяжелее. То есть по мере раскачивания возрастала центробежная сила.
Дуга удлинялась, отвес раскачивался быстрее, цепочка сильнее тащила за собой руку. А потом…
– Эдди! – воскликнул Джейк, в голосе слышались тревога и радость. – Ты видишь?
Конечно же, он видел. Теперь, на конце дуги, отвес словно окутывала дымка. И давление на руку, определяемое массой отвеса, в этот момент значительно возрастало. Ему уже приходилось поддерживать правую руку левой, чтобы цепочку не вырвало, а тело начало раскачиваться в такт движениям отвеса. Эдди внезапно вспомнил, где находится: на краю пропасти глубиной в добрые семьсот футов. И эта «игрушка», если ее не остановить, вскорости могла забросить его за край. Он уже сомневался, что ему удастся освободить руку от цепочки.
Отвес пошел вправо, набирая вес по мере подъема к высшей точке. Эта деревяшка, которую он с такой легкостью достал из коффа, теперь весила шестьдесят, восемьдесят, а то и сто фунтов. Когда отвес на мгновение замер в высшей точке, где центробежная сила сравнивалась с силой тяжести, Эдди вдруг осознал, что может видеть сквозь него Восточную дорогу, не только ясно, но и довольно близко: отвес Бранни превратился в увеличительное стекло. Потом он пошел вниз, набирая скорость, слишком тяжелый. А когда вновь начал подъем, по левому сегменту дуги…
– Хорошо, я все понял! – закричал Эдди. – Забери его, Хенчек. По крайней мере останови!
Хенчек вымолвил одно лишь слово, скорее гортанный звук, какой слышится, когда что-то выдергивают из вязкой глины. Отвес не стал замедлять движения, сокращая длину дуги, а просто повис у колена Эдди, нацелившись острием в сапог. Еще мгновение сохранялось гудение в руке и голове. Потом стихло. А вместе с ним исчез и вес. Чертова штуковина вновь стала легкой как перышко.
