Джо Аберкромби - Полкороля
И теперь он проснулся.
– Я так рада твоему возвращению, – сказала мать Гундринг, – и не из-за одного только чая. Нас с тобой в Торлбю ждет большая работа.
– По-моему, нашим гетландцам я не по нраву.
Мать Гундринг отмела это пожатием плеч.
– Да они уже все забыли. У народа короткая память.
– Долг служителя – помнить.
– А также врачевать, давать советы, говорить правду и ведать тайные пути; стремиться к меньшему злу и выбирать наибольшее благо; на всех наречиях торить дорогу для Отче Мира; вить старинные сказания.
– Разрешите мне поведать вам одно сказание?
– О чем же твое сказание, брат Ярви?
– Мой рассказ о крови и об обмане, о золоте и убийстве, о власти и об измене.
Мать Гундринг расхохоталась и снова глотнула из чашки.
– Вот такие предания мне по душе. А эльфы там будут? Драконы? Тролли?
Ярви покачал головой.
– Для воплощения в жизнь любого зла хватает и просто людей.
– И снова верно. Ты услыхал эту историю в Скегенхаусе?
– Отчасти. Я начал трудиться над ней довольно давно. С той самой ночи, когда умер отец. И, на мой взгляд, она готова от начала и до конца.
– Зная твои таланты, сказание наверняка получилось захватывающим.
– Оно проберет вас до дрожи, мать Гундринг.
– Начинай же!
Ярви придвинулся ближе и поглядел на языки пламени, потирая скрюченную кисть большим пальцем. Он разыгрывал свой рассказ в уме раз за разом сразу после того, как прошел испытание, отказался наследовать своему дому и был принят в Общину. Сразу, как только поцеловал в щеку праматерь Вексен, посмотрел ей в глаза – горевшие ярче и голоднее прежнего – и понял всю правду.
– Вот только я не знаю, с чего начать.
– Пусть сказание строится постепенно. Давай начнем с подоплеки.
– Добрый совет, – заметил Ярви. – Впрочем, иных я от вас и не слышал. Итак… жил-был Верховный король, старый-престарый, вместе с праматерью Общины служителей, тоже далече от юной поры. Они ревностно держались за власть, как часто бывает с людьми могущественными, и из своего Скегенхауса частенько поглядывали на север. И там они видели угрозу своему владычеству. Угрозу не от великого мужа, орудующего железом и сталью, но от не менее великой женщины, вершащей дела серебром и золотом. От Золотой Королевы, которая замыслила чеканку единовесных монет, чтобы ее лик стал обеспечением каждой торговой сделки на всем море Осколков.
Мать Гундринг откинулась в кресле, морщины на лбу углубились, пока она обдумывала услышанное.
– В этом сказании есть отголосок правды.
– Таковы лучшие из легенд. Вы меня этому научили. – Теперь, когда он уже начал, слова потекли сами собой. – Верховный король и его служитель увидели, что купцы покидают его причалы ради пристаней северной королевы, и доходы их съеживаются от месяца к месяцу, и вместе с ними увядает их власть. Им пришлось действовать. Но стоит ли убивать женщину, извлекающую золото из воздуха? Ни в коем случае. Ее муж чересчур горд и гневлив, чтобы вести с ним дела. Так убить его, сбросить королеву с высокого насеста и пригреть под своим крылом – пускай добывает золото уже для нас. Таков был их план.
– Убить короля? – пробормотала мать Гундринг, пристально изучая Ярви поверх ободка чашки.
Он пожал плечами.
– Подобные предания часто начинаются с этого места.
– Но короли осторожны и под надежной охраной.
– А этот в особенности. Им понадобилась помощь кого-то, кому бы он доверял. – Ярви снова придвинулся, на лицо пахнуло теплом очага. – И вот они втолковали бронзовокрылому орлу послание. Король умрет. И отправили его служителю этого короля.
Мать Гундринг сморгнула и осторожно проглотила чай.
– Непросто решиться дать служительнице такое задание – убить человека, которому та присягнула на верность.
– А не присягала ли та на верность заодно и Верховному королю со своею праматерью?
– Все мы давали такой обет, – прошептала мать Гундринг. – И ты – среди нас, брат Ярви.
– Ох, я-то и шагу не ступлю, не затронув той или иной клятвы: понятия уже не имею, какую из них предпочесть. Эта служительница столкнулась с той же бедой. Но хоть король и восседает между богами и людьми – Верховный-то король сидит между богами и королями. А попозже, если получится, усядется и повыше. Она знала – тот не примет отказа. И вот служительница подготовила план. Поменять короля на куда более разумного братца. Убрать наследника, с которым одни хлопоты. Обвинить во всем давнего недруга с крайнего севера, куда люди цивилизованные не забредают и мысленно. Сообщить, что от другого служителя прилетел голубь с предложением мира, и завлечь своего вспыльчивого государя в ловушку…
– Возможно, то было меньшим злом, – возразила мать Гундринг. – Возможно, будь по-иному, и Матерь Война распростерла бы кровавые крыла по всему морю Осколков.
– Меньшее зло и большее благо. – Ярви сделал долгий вдох – глубоко в груди, кажется, кольнуло, и он подумал о черных птицах, что пялились из клетки сестры Ауд. – Только у того служителя, который якобы виновен во всем, не бывает голубей на посылках. Только вороны.
Мать Гундринг замерла, не донеся до рта чашку с чаем.
– Вороны?
– Очень часто из-за ничтожного упущения великий замысел целиком рассыпается в прах.
– Беда с этими мелочами. – Зрачок матери Гундринг дрогнул, когда она опустила глаза на чай и сделала длинный глоток. Потом они какое-то время сидели молча, лишь уютно потрескивало пламя да порой из очага вырывалась редкая искорка.
– Не сомневалась я, что в свое время ты распутаешь этот узел, – проговорила она. – Но не настолько скоро.
Ярви усмехнулся.
– Не до того, как погибну в Амвенде.
– Не по моей воле, – сказала старая служительница. Та, что всегда была ему вместо матери. – Ты должен был отправиться на испытание, отказаться от наследования и в свое время занять мое место, как было нами обговорено. Но Одем мне не верил. Он слишком решительно взялся за дело. И я не смогла помешать твоей матери возвести тебя на Черный престол.
Она горько вздохнула.
– И праматерь Вексен непременно была бы довольна подобным исходом.
– И вы позволили мне ступить прямо в Одемов капкан.
– Сожалея всем сердцем. Я рассудила, что так причиню наименьшее зло. – Она отставила от себя пустую чашку. – Так чем же заканчивается сказание, брат Ярви?
– Оно уже окончено. Сожалею всем сердцем. – Он посмотрел сквозь пламя прямо в ее глаза. – Увы, отныне – отец Ярви.
Старая служительница нахмурилась – сперва на него, потом на чашку, которую он ей поднес.
– Корень черного языка?
– Я дал клятву, мать Гундринг. Клятву отмщения убийцам отца. Пускай я и полумужчина, но клятву я исполню целиком.
Тут огненные завитки в очаге мигнули и встрепенулись, озаряя оранжевыми бликами пузырьки и склянки на полках.
– Твой отец и твой брат, – натянуто проскрипела мать Гундринг. – Одем и его люди. И так много прочих. А теперь Последняя дверь открывается предо мной. И все… из-за каких-то монет.
Она открыла рот и покачнулась, заваливаясь на очаг. Ярви вскочил и осторожно поддержал ее под руку своей левой, а правой пододвинул подушку и бережно усадил обратно в кресло.
– Похоже, монеты – самое убийственное оружие.
– Мне так жаль, – прошептала мать Гундринг. Ее дыхание становилось прерывистым.
– И мне. Никому не жаль так, как мне, – обойдите весь Гетланд.
– Лукавишь. – Она едва улыбнулась, слабея. – Из тебя, отец Ярви, выйдет отличный служитель.
– Буду стараться, – промолвил он.
Она не ответила.
Ярви с трудом втянул воздух, и прикрыл ей веки, и сложил ее иссохшие руки, и в тошноте, в измождении, обмяк на своем стуле. Так он и сидел, когда с грохотом распахнулась дверь и фигура входящего запнулась о порог, задевая связки сухих растений, закачавшихся, словно висельники.
Один из юных воинов, новичок в дружине, сам едва закончивший испытания. Еще моложе, чем Ярви, – свет очага полз по его безбородому лицу, когда тот, медля, ступил в покои.
– Король Атиль просит своего служителя прибыть на аудиенцию, – сказал он.
– Неужто просит? – Ярви сомкнул пальцы здоровой руки на посохе матери Гундринг. На своем посохе: эльфийский металл приятно холодил кожу.
Он встал и выпрямился.
– Передайте государю, что я иду.