Кертис Джоблинг - Месть Змеи
Дрю поднял топор, посмотрел на покрытое засохшей кровью кремневое лезвие, одновременно возвращая себе человеческий облик. Оглянулся на своих товарищей – к счастью, они были целы и невредимы. Затем Дрю поискал глазами цыгана. Тот лежал под деревом, свернувшись калачиком у его торчащих из-под земли корней. Рядом с цыганом валялись его сломанная лютня и погнувшаяся рапира. Грудь старика была разворочена ударом топора, рубашка пропиталась кровью, на горле зияла свежая рана. К удивлению Дрю, старик закашлялся, отчего на его губах вспучились кровавые пузыри.
– Он еще жив, – сказал Дрю, опускаясь на четвереньки рядом с цыганом.
Старик удивленно посмотрел на вервольфа, превратившегося в молодого человека. Красный Руфус и Мило тоже подошли ближе, встали рядом с Дрю.
– Дрю Ферран? – чуть слышно прохрипел умирающий.
– Ты меня знаешь? – спросил Дрю, беря цыгана за руку.
– Я знаю о тебе, кто же тебя не знает? – ответил старик, неловко пошевелившись.
– Отдыхай, – произнес Дрю. – Лесовики мертвы. Ты знаешь мое имя, но мне не известно твое.
– Стрига, – прошептал старик. – Но долго разговаривать у нас нет времени. Брекенхольм разграблен. Твои друзья, Уитли и Гретхен, в смертельной опасности.
Серые глаза Дрю внезапно загорелись желтым огнем, как если бы он вновь стал Волком.
– Ты знаешь Уитли и Гретхен? Они в Брекенхольме?
– Они дороги мне. Волк – священный Зверь для моего народа, милорд. Друзья Волка – наши друзья.
При мысли о том, что Уитли и Гретхен находятся в опасности, у Дрю закружилась голова. Как много вопросов хотелось ему задать Стриге, но старый цыган был при смерти.
– Как получилось, что Лесовики напали на Брекенхольм? – спросил Красный Руфус.
– Леди-змея, – выдохнул Стрига, пытаясь сфокусировать взгляд на Дрю. – Вала.
– Вала? – не веря своим ушам, прошептал Дрю. Он вспомнил о своей схватке со Змеей в Вайрмвуде, когда та едва не убила верфольфа и его друзей удушающими кольцами своего тела, зубами и ядом.
– Город горит. Лесовики… Брекенхольм теперь принадлежит им!
Дрю вздрогнул от страха.
– А мои друзья, – спросил он. – Что с Уитли и Гретхен?
Цыган едва мог шевелить губами, лицо его побледнело. Мило опустился на колени, вытащил из-за спины фляжку, смочил водой посиневшие губы старика.
– Леди Уитли в плену у Валы. Леди Гретхен… ей удалось сбежать с помощью Красного плаща.
– Красного плаща? – сказал Дрю.
– Говорят, что он человек Волка, – прошептал Стрига. Последние силы покидали старика, Дрю легко сжал его руку, умоляя Бренна, чтобы цыган прожил еще хотя бы несколько минут. – Он выполнил свой долг, и даже более того.
– А эти Лесовики, Стрига, – спросил Дрю, оглядываясь на тела дикарей. – Они все были замаскированы с ног до головы грязью и все такое прочее?
– Не все, но многие, милорд.
– Дрю. Просто Дрю, пожалуйста.
Цыган вздрогнул, закашлялся, глаза его стали закатываться.
– Дай мне лютню, Дрю, – прошептал Стрига. – Я должен… сложить балладу… о Южнике… пока не погрузился в вечный сон.
Дрю наклонился к старику, прошептал в самое ухо умирающего:
– Я поищу ее, Стрига, обещаю.
Дрю поднялся на ноги, посмотрел на старого менестреля. Глаза цыгана были закрыты, голова склонилась на плечо, казалось, Стрига не умер, а просто уснул. Дрю отпустил руку цыгана, поправил упавшую ему на лоб седую прядь.
– Мы должны похоронить его, – сказал Дрю. Он не знал этого человека, обменялся с ним всего лишь десятком слов, но чувствовал в сердце боль утраты. Он только что потерял того, кого успел полюбить, хотя фактически и не знал его.
– Ага, – согласился Красный Руфус, а Мило просто молча продолжал смотреть на умершего цыгана.
Дрю оглянулся, потянулся к телу лежавшего рядом Лесовика, соскреб с его кожи комок грязи.
– У меня есть идея, – произнес он, разминая этот комок в руке. – Кажется, я знаю, как нам устроить свидание с Валой.
Глава 8
Лагерь Белого Медведя
Хотя Пастуший зал не был одним из дворцов Айсгартена, он показался очень уютным путникам, только что спустившимся с обледеневших горных склонов. Да, дворцом этот зал назвать было трудно, но здесь, по крайней мере, было тепло. Некогда это сооружение служило пристанищем для отважных местных жителей, трудившихся в горах Уайтпикс, давалл им возможность укрыться от лютого холода и ветра. Сейчас этот домик был переполнен людьми. Возле горящего посреди зала костра сидел Белый Медведь в окружении своих придворных – хотя от костра распространялись волны тепла, атмосфера в зале оставалась весьма прохладной.
– Я бы назвал твой поступок несколько дерзким, кузен, – сказал герцог Генрик, неласково глядя сквозь огонь на Бергана.
– Нам больше некуда было идти, не к кому обратиться, – резко ответил лорд из Брекенхольма. – Ваша доброта и отзывчивость широко известны, ваша светлость.
Двое верлордов были не похожи друг на друга, как уголек и мел. Хотя Берган за последнее время сильно исхудал, он все же оставался широкоплечим статным воином с рыжей, слегка поредевшей от недоедания, припудренной сединой бородой, с обвисшими, скрывающими рот усами. Генрик был на голову выше своего кузена, поджарый, чисто выбритый, с белыми, гладко зачесанными на висках волосами, на которых поблескивала выкованная из стурмландской стали корона. Кожа Генрика была гладкой, чистой – лицо Бергана обветренным и покрасневшим. Одинаковыми были лишь их плоские широкие носы и пристально сверлящие собеседника маленькие карие глазки.
– Ты полагаешь, что я не смогу прогнать тебя при нынешних обстоятельствах, верно?
– Надо понимать, ты так и не простил меня за преступления, которые я, по твоему мнению, совершил много лет назад?
Генрик помолчал, обдумывая слова Бергана, затем заговорил, указывая на герцога пальцем.
– Надеюсь, совесть продолжает мучить тебя за то, что ты предал Вергара. Впустив Леопольда в Хайклифф, ты открыл ему дорогу к трону. Твое малодушие стало причиной бед, которые обрушились после этого на все Семиземелье, кузен.
– Я не был трусом! – воскликнул Берган. – Просто такая уж сложилась тогда ситуация. Вергар завяз в войне против Омира, оставив свою страну беззащитной. Взятие Хайклиффа Львом было вопросом времени. Я мог бы бросить против Леопольда все свои силы, но все равно ничего не добился бы этим, только своих людей потерял.
– Но, по крайней мере, ты мог бы попытаться. Славная смерть почетнее бесславного существования.
Берган зарычал, грудь его начала расширяться, показались грозные клыки.
– Королева Амелия и ее дети уже оказались в заложниках Леопольда, а бастийцы захватили Хайклифф. Они выдвинули условия, которые я должен был передать Вергару. Откуда мне было знать, что Леопольд не сдержит своих обещаний?
– Те дети были убиты Львом, как и сам Вергар, – сказал Генрик. В его глазах плясали отблески пламени.
Берган неожиданно вскочил, топнул ногой, подняв тучу искр, склонился над костром, и Генрик отклонился назад, напуганный яростью, исходившей от Бурого Медведя из Дайрвуда. Офицеры Белого Медведя немедленно обнажили оружие, готовые защищать своего господина, Карвер и Фрай вытащили свои клинки. Гектор и его телохранители отступили в сторону, с тревогой наблюдая за происходящим, опасаясь того, что сейчас может произойти. Герцог Генрик поднял руку, призывая своих офицеров сохранять спокойствие.
– Не было дня, чтобы я не вспомнил о них! – воскликнул Берган, и на его глазах заблестели слезы. – Я любил Вергара как брата, Амелию как свою сестру, а их детей – как своих собственных! Не говори мне о безумных выходках Леопольда, не напоминай мне о его преступлениях, Генрик!
Берган пошатнулся, глядя на огонь, возвращаясь мыслями в прошлое. Языки пламени танцевали, и в их отблесках перед Берганом вставал горящий в тронном зале Хайклиффа камин, и другой огонь, пожравший детей Волка.
– Я до сих пор вижу их лица, – прошептал Берган.
Генрик махнул рукой, приглашая кузена снова сесть на свое место, в зале стало тихо, клинки вернулись в ножны, офицеры расслабились. Берган тяжело уселся, продолжая смотреть на огонь, а Генрик заговорил, спокойно и негромко.
– Сядь, кузен. Я вижу, как груз правды давит на твои плечи. Воспоминания о том, что мы сделали в прошлом, долго еще будут преследовать нас в будущем.
В зале воцарилась тишина, лишь снаружи доносился стук сапог – это направлялись куда-то по своим делам отряды стурмландских солдат. Берган медленно брал себя в руки, все еще охваченный сомнениями и чувством вины за свои давние поступки. Он старался убедить себя в том, что его действия были правильными, что они пошли во благо Семиземелью. Берган до сих пор не мог понять, не пытается ли он оправдать, обмануть самого себя. Возможно, он действительно поступил как трус. Может быть, он должен был убедить Вергара развязать войну против Леопольда, но ведь он, Берган, просто хотел защитить своих людей в Брекенхольме, спасти их от гнева Льва. Но чем больше он раздумывал над всем этим, тем больше вопросов возникало у него. В пользу того, чтобы отдать Волка в руки Льва, говорило многое. Однако развязанный вслед за этим террор оказался для герцога полной неожиданностью. Совершенно очевидным было лишь одно: с той поры Берган никогда не поверит ни одному лорду-коту.
