Скотт Линч - Хитрости Локка Ламоры
4
По традиции казни проводились в Покаянный день. Каждую неделю из дворца в сопровождении стражников и священников выходила горстка угрюмых узников. Вешать приговоренных начинали в полдень.
В восемь часов утра, когда судейские клерки только-только распахнули деревянные ставни своих окон и приготовились день напролет повторять фразу «Идите отсюда именем герцога», три послушника ордена Переландро вкатили во внутренний двор узкую ручную тележку. Младший из троих вошел в здание и направился к первой же конторке, за которой сидела женщина средних лет, фигурой похожая на мешок картошки, но гораздо менее душевная и благожелательная.
– Это еще что такое? – Она недоуменно воззрилась на худенького мальчонку, чья голова едва возвышалась над конторкой. – Чего тебе надо?
– Сегодня должны повесить одного человека, – сказал Локк. – В полдень.
– Да неужели? А я-то думала, это государственная тайна.
– Его звать Антрим. Антрим по прозвищу Однорукий. У него…
– Одна рука. Ну да, его вздернут сегодня. Поджог, воровство, темные дела с работорговцами. Милейший человек, одним словом.
– Я хотел сказать, у Антрима есть жена, – невозмутимо продолжал Локк. – И у нее просьба. Насчет него.
– Ходатайствовать уже поздно. Сарис, Фесталь и Татрис утвердили смертный приговор. Теперь Антрим Однорукий принадлежит Морганте, а вскорости отойдет к Азе Гийе. И помочь ему не в силах даже самый пройдошливый прислужник попрошайского бога.
– Знаю, – кивнул Локк. – Я и не прошу о помиловании. Жена Антрима нисколько не возражает, если его повесят. Я пришел насчет тела.
– Вот как? – В глазах чиновницы впервые промелькнуло неподдельное любопытство. – Странно. И что насчет тела?
– Его жена понимает, что он заслуживает виселицы, но хочет, чтобы впоследствии у него сложилось получше… ну, с богиней Долгого безмолвия. Вот она и заплатила нам, чтобы мы забрали тело и доставили в наш храм. Мы будем жечь свечи и молиться Переландро о заступничестве три дня и три ночи. А потом похороним Антрима.
– Обычно трупы снимают с виселиц через час и сбрасывают в ямы на Бедняцком кургане. Мерзавцы и этого не заслуживают, но так оно аккуратнее. У нас не принято выдавать тела по всякому требованию.
– Знаю. К сожалению, мой хозяин слепой и не может покинуть храм, иначе он бы сам пришел и объяснился с вами. А кроме нас, у него никого нет. В общем, он велел передать вам свои извинения за причиненное беспокойство. – Маленькая рука Локка стремительно вынырнула из-за конторки и столь же стремительно за ней скрылась, а на счетной доске служащей остался лежать кожаный кошелек.
– Очень любезно с его стороны. Все мы наслышаны о набожности отца Цеппи. – Женщина ловко смахнула кошелек с конторки, встряхнула и недовольно хмыкнула, услышав слабое звяканье монет. – Но дело все-таки сложное.
– Мой хозяин будет благодарен вам за любую помощь. – На конторке появился еще один кошелек, и служащая снизошла до улыбки.
– Хотя попробовать можно. Конечно, я ничего обещаю.
Когда по мановению Локка перед ней оказался третий кошелек, чиновница кивнула:
– Я поговорю с мастерами висельных дел, детка.
– Мы даже тележку с собой взяли, – сказал Локк, – чтоб не доставлять вам лишних хлопот.
– Не бойтесь, не доставите. – Женщина на мгновение смягчилась. – Я не хотела тебя обидеть, когда говорила про попрошайского бога.
– Я совсем не обиделся, сударыня. В конце концов, мы же действительно только и делаем, что просим. – Локк одарил ее своей самой обворожительной улыбкой. – Вот и вы выполнили мою просьбу потому лишь, что я упросил вас. По доброте сердечной, а вовсе не из-за денег, правда ведь?
– Разумеется, – подтвердила женщина и неожиданно подмигнула.
– Двадцать лет доброго здравия вам и вашим детям. – Локк поклонился, на секунду скрывшись за конторкой. – Да благословит вас Покровитель сирых и обездоленных!
5
Герцогские мастера висельных дел превосходно знали свое ремесло и управились с работой быстро и ловко. Локк видел казнь не в первый раз и далеко не в последний. Они с братьями Санца даже совершили надлежащие ритуальные жесты, когда один из смертников в последнюю минуту воззвал к Переландро.
На время казней движение через Черный мост перекрывалось, и в течение положенного часа после исполнения приговора там топталась небольшая толпа стражников, священников и зевак. Трупы чуть раскачивались и вращались на поскрипывающих веревках под ними; Локк и близнецы почтительно стояли в сторонке со своей тележкой.
Наконец желтокурточники, под надзором служителей Азы Гийи, начали вытаскивать на мост тела одно за другим и складывать на подводу, запряженную парой лошадей в черно-серебряных попонах. Последний труп принадлежал жилистому мужику с длинной бородой, наголо обритой головой и сморщенной культей вместо левой кисти. Четыре желтокурточника понесли его к тележке, возле которой ждали мальчики; за ними следовала одна из служительниц Азы Гийи. По спине у Локка побежали мурашки, когда к нему склонилась непроницаемая серебряная маска.
– Маленькие братья ордена Переландро, – промолвила жрица, – о какой милости для этого человека станете вы молить своего покровителя?
Судя по голосу, она была совсем юной девушкой, лет пятнадцати-шестнадцати. Но это обстоятельство лишь усилило зловещее впечатление, ею производимое, и у Локка вдруг язык прилип к гортани.
– О любой, какую он пожелает даровать, – ответил вместо него Кало.
– Нам не дано предугадать волю Двенадцати, – подхватил Галдо.
Жрица едва заметно кивнула.
– Мне сказали, что вдова этого человека попросила провести заупокойную службу в храме Переландро.
– Видимо, она считает, что наши молитвы помогут усопшему, – сказал Кало. – Прошу прощения, конечно.
– Да, такое случалось и раньше. Но обычно скорбящие просят нас, служителей Азы Гийи, ходатайствовать перед Великой Госпожой.
– Наш хозяин, – наконец обрел голос Локк, – клятвенно пообещал бедной женщине позаботиться о покойном. Уверен, мы не оскорбим ни вас, ни Прекраснейшую из прекрасных, если сдержим слово.
– О, разумеется. Я вовсе не имела в виду, что вы поступаете неверно. Ведь что бы ни говорилось и ни делалось перед погребением бренного сосуда, душа усопшего все равно предстанет пред судом Великой Госпожи.
По знаку служительницы Азы Гийи желтокурточники положили труп на тележку. Один из них развернул дешевый полотняный саван и набросил на покойника, оставив открытой только макушку.
– Да благословит Повелительница Долгого безмолвия вас и вашего хозяина, – произнесла девушка.
– Да благословит Покровитель сирых и обездоленных тебя и твоих братьев и сестер, – отозвался Локк, и трое мальчиков разом поклонились ей в пояс; серебряный плетеный шнур на шее молодой жрицы свидетельствовал, что она священнослужитель более высокого звания, чем они, простые послушники.
Близнецы взялись за оглобли, а Локк встал позади тележки, чтобы подталкивать да груз придерживать. И сразу же пожалел о своем выборе: при повешении мужчина испражнился, и запах от него шел, прямо скажем, не самый приятный. Стиснув зубы, Локк скомандовал:
– К храму Переландро, со всем достоинством!
Медленно и тяжело ступая, братья Санца потащили тележку с Черного моста, а потом повернули на север, к низкому широкому мосту, ведущему к восточной окраине Плавучего рынка. Они выбрали не самый короткий путь домой, но это не показалось странным никому из тех, кто видел, как трое послушников в белом покидают место казни. Немного прибавив шагу, мальчики свернули налево и направились к мостам на Фаурию. При виде мертвеца на тележке прохожие оказывали маленьким служителям Переландро дополнительные знаки почтения – к великому удовольствию близнецов, но не Локка, который по-прежнему оставался с наветренной стороны от продуктов последнего в жизни телесного отправления бедняги Антрима.
Достигнув Фаурии, они двинулись на юг и перешли по мосту на Виденцу – довольно опрятный остров немалых размеров, хорошо охраняемый желтокурточниками. Посреди квартала находилась рыночная площадь, где торговали известные мастера-ремесленники, считавшие ниже своего достоинства драться за покупателей в беспорядочной толчее Плавучего рынка. Они держали лавки на первых этажах своих старых деревянных домов с оштукатуренными и побеленными стенами. По давней традиции крыши в квартале Виденца крылись глазурованной черепицей ярких цветов: голубые и пурпурные, красные и зеленые, блестящие на солнце, как стекло, они так и пестрели в глазах.
У северного входа на рыночную площадь Кало вдруг кинулся прочь от тележки и растворился в толпе. Локк, бормоча благодарственные молитвы, перешел от задка повозки вперед, взялся за оглоблю, и они с Галдо потащили свой странный груз к лавке Амброзины Стролло – признанной королевы каморрских свечников, поставлявшей свой товар самому герцогу.
