Диана Джонс - Корона Дейлмарка
Маевен попыталась продолжить прерванную прогулку в направлении часовни. Увы, ее ноги дрожали, подгибались и, отказываясь повиноваться, по собственной воле заставляли свою хозяйку кружиться и делать беспорядочные шаги то вперед, то назад, то вправо, то влево, словно она без музыки танцевала какой-то безумный танец. Маевен поймала себя на том, что пытается следить одновременно за всеми углами двора на тот случай, если там прячутся и другие злоумышленники. Сделав немалое усилие, она заставила себя остановиться – застыла на месте и сумела вытереть глаза, но это было все, что ей удалось сделать до возвращения Митта. Он бежал такими же громадными шагами, а следом за ним поспевал Навис. У обоих был настолько встревоженный вид, что из глаз Маевен снова хлынули слезы.
– Этому ублюдку удалось скрыться в кустах! – с ненавистью прорычал Митт.
– Что вы тут делаете одна? – требовательно спросил Навис.
Маевен сглотнула стоявший в горле комок.
– Кубок… – с трудом пробормотала она, не в силах добавить что-либо еще.
– Ну, это нетрудно, – ответил Навис. – Митт, оставайся с ней.
Прежде чем парень успел сказать хоть слово, Навис перебежал через двор и уверенно вошел в часовню.
– Вы не ранены? – спросил Митт.
Он протянул руки с таким видом, будто хотел обнять Маевен за плечи, но все же так и не осмелился прикоснуться к ней. А Маевен, подхваченная еще более сильным порывом, кинулась к нему и прижалась лицом к его груди. Митт тяжело дышал, и его сердце лихорадочно колотилось. Девочка была уверена, что ужасно смутила его, но это не помешало ей крепко обнять спасителя. Митт осторожно положил одну руку ей на плечи, а второй нерешительно погладил по спине.
– Будет, будет. Все в порядке.
– О Митт, мне так жаль! – выпалила Маевен. – Что я и Хильди… что все-все…
– Ну будет, будет… – повторил Митт.
Больше они ничего не успели сказать: из часовни бодрыми шагами вышел Навис, держа в руках что-то завернутое в широкий носовой платок.
– Как видите, все очень просто, – сообщил он.
Митт отступил на шаг; на его куртке там, куда прижалась лицом Маевен, темнело влажное пятно от слез.
– Просто? – переспросил он. – Эта штука заговорена и, когда к ней прикасаешься, бьет словно молнией!
– Мы же на Севере. – Навис пожал плечами. – Я учитывал такую возможность и не прикасался к кубку голыми руками. Смотрите. – Он отвернул край платка, показал свою добычу, а затем с величайшим спокойствием опустил сверток в один из глубоких карманов. – Будет лучше, если мы все сейчас же вернемся в большой двор, – продолжил он, убедившись, что карман не кажется раздутым намного сильнее, чем второй. – Думаю, нам следует посетить заключительную церемонию.
Они медленно пошли обратно. Маевен все еще трясло, и она нетвердо держалась на ногах. Навис деликатно взял ее под локоть. Митт избегал прикасаться к ней. Девочка заметила, что он то и дело потирает влажное пятно, оставшееся у него на груди после прикосновения ее заплаканного лица. Она избегала смотреть на него, чтобы не смущать парня еще сильнее.
– Удалось вам уговорить Хильди поехать с нами? – излишне небрежным тоном спросил Митт, в очередной раз касаясь пятна на груди.
– Еще нет, – ответил Навис.
Лицо Митта напряглось так, что на мгновение сделалось похожим на обтянутый кожей череп.
– Она должна! – воскликнул он.
– Знаю, – согласился Навис. – И очень надеюсь, что подружка-великанша сможет вразумить ее: я полностью объяснил ей ситуацию.
– Неужели вы все открыли Биффе? – удивился Митт. – Считаете, это безопасно?
– Я верю ей, – произнес Навис. – А вот этому уже вы не поверите. Полное имя этой девочки – Энблит!
– В честь Энблит Белокурой! – Несмотря на беспокойство, Митт захихикал.
– Недобрая ирония судьбы, не так ли? – сказал Навис. – Ее родители допустили серьезный просчет. Нельзя назвать бедную девочку некрасивой. Просто она слишком большая, а ее привлекательность не сразу обращает на себя внимание.
Маевен спросила себя, многие ли могли бы сохранять такое спокойствие, пряча в кармане украденный священный кубок. Да и Митт пытался не отставать от Нависа в хладнокровии.
– Я узнал, где находится Йинен, – сообщил он. – Можно считать это плохой новостью, а можно и хорошей – уж с какой стороны посмотреть.
– Тсс, об этом потом, – прервал его Навис.
Они шли по крытой галерее и, свернув за угол, оказались на верхней ступени лестницы. Та спускалась в самый большой из внутренних дворов, которые они успели повидать в законоведческой школе. На нижних ступеньках теснились взрослые – несомненно, родители школяров. Все взгляды были прикованы к главному зданию на противоположной стороне двора. Там выстроилась шеренга преподавателей в серых одеяниях. Один, облаченный в сине-серую мантию, стоял впереди. Двор был заполнен рядами школяров в форме с белыми воротниками.
Они пропустили изрядную часть церемонии. Директор в мантии держал речь, и его голос разносился по просторному двору так же внятно и четко, как голос менестреля.
– …Для тех, кто сегодня выходит в мир, это торжественное прощание. Для тех, кто возвратится сюда в праздник Урожая, это временное расставание, после которого, я надеюсь, они вернутся с новой решимостью достичь еще больших успехов в учебе. Я хотел бы, чтобы вы все серьезно подумали…
Маевен уставилась в пространство, и слова, произносимые сильным голосом, слились в ее ушах в ровное гудение. «Не могу поверить! – говорила она себе. – Неужели директора произносят эту речь с момента появления самой первой школы?»
Позади раздался шорох. Маевен и Митт резко обернулись, но это оказался всего лишь Морил. Мальчик на цыпочках крался к ним. Он бы бледнее, чем обычно, и выглядел встревоженным. Увидев его, Митт опять сконфуженно потер грудь.
– Что случилось?
– Кубок! – прошептал Морил. – Я пошел туда, чтобы забрать его, а его там не оказалось!
– Ничего страшного, – полушепотом пробормотал Навис. – Кощунство уже свершилось.
– Так вот почему у вас всех такой взволнованный вид, – догадался Морил. – Значит, нам всем лучше всего будет уйти поскорее.
Люди поблизости принялись оборачиваться и шикать.
– Тише! – потребовал Навис, приложив палец к губам.
Маевен подошла к Морилу, взяла его за руку и утащила за угол.
– Теперь мы можем уехать только вместе со всеми остальными, иначе они будут точно знать, кто это сделал, – прошептала она.
Юный менестрель вовсе не был дураком. Маевен увидела, что он понял ее раньше, чем она успела договорить.
– Мне очень жаль, я ведь обещал Митту, что добуду его. Он…
– Это не Митт. Это сделал Навис.
Было ясно, что Морил изрядно удивлен. Впрочем, когда Маевен задумалась над случившимся, то тоже удивилась. Навис взрослый разумный человек. Если уж он счел необходимым украсть кубок, значит дело приобретает куда более серьезный оборот.
Когда они возвратились на ступени, директор продолжал:
– А сейчас мы споем нашу традиционную молитву, обращенную к Единому, покровителю школы. А что будет после этого, неведомо ни мне, ни моим коллегам.
Почему-то эти слова вызвали почти поголовный смех. Отсмеявшись, серые ряды школяров дружно запели. Это было торжественное и простое обращение к Бессмертному. Маевен никогда прежде не слышала ничего подобного. На Митта молитва произвела не менее сильное впечатление, чем на нее. Песня была красивой. Ни на что не похожий старинный напев то усиливался, то стихал. Он одновременно и согревал душу, и внушал страх и был весь исполнен глубокого благоговения.
Пока длилась молитва, просторный двор, казалось, заполнило нечто из иного мира. По спине Маевен побежали мурашки. «Навис сделал ужасную вещь!» – думала она. Однако тот и глазом не моргнул.
Морил слушал, скептически прищурившись.
– А меня эти старинные напевы никогда не интересовали, – негромко сказал он. – Что там дальше? Ах да, вспомнил.
В следующее мгновение и директор, и остальные учителя исчезли, как будто провалились сквозь землю, а ряды учеников, облаченных в серую форму, внезапно закипели. Почти все накинули на головы странные цветные капюшоны, а многие натянули еще и большие, неуклюжие с виду перчатки. Капюшоны в основном были серыми, или серо-синими, или с оранжевым пятном наверху.
Увидев это, Маевен сразу же поняла, каким образом напавший на нее злоумышленник сумел так хорошо замаскироваться: конечно же, он совершил набег на раздевалку. Капюшоны почти полностью закрывали лица. Важные и солидные школяры превратились в безликих чудовищ с бесформенными серыми, зелеными или красными головами. Их облик заставил Маевен вновь расстроиться.
А внизу раздались нестройные крики, звучавшие из-под капюшонов совершенно невнятно. Ей показалось, что кричат нечто вроде «бодай-бодай» и «хрюмпель прочь».
Еще через секунду по ступенчатой боковой трибуне спустился Киалан. Нетрудно было заметить, что он испытывает неловкость, но старательно скрывает свои чувства. Выйдя на поле, он остановился чуть поодаль от взволнованно подпрыгивавших на месте чудовищ.
