Скотт Линч - Хитрости Локка Ламоры
– Ой, брось…
– Собачьи херы, по крайней мере, можно продать живодерам. – Гарца принялся швырять Благородным Канальям медные и бронзовые кольца, одно за другим. – Я не шучу. Больше такого барахла не приносите. У меня в кладовой горы ящиков, забитых всякой дребеденью, которую в жизни никому не сбагрить. – Он дошел до плетеного перстня из золота и платины, с бриллиантом и обсидиановыми кристалликами. – Мм… Ну хоть что-то более или менее приличное. Пять солонов ровно. Золото настоящее, но платина – дрянная веррарская дешевка, такая же подлинная, как стеклянный глаз. И я шесть раз в неделю гажу бриллиантами гораздо крупнее.
– Семь и три, – сказал Локк. – Мне стоило больших трудов добыть этот перстень.
– По-твоему, я должен переплачивать из-за того, что у тебя при рождении голова и задница поменялись местами? По-моему – нет. Будь так принято, я бы наверняка знал. Бери пять и считай, что тебе здорово повезло.
– Уверяю тебя, Гарца, еще никто не выходил из твоей лавчонки с мыслью, что ему здорово повезло.
В таком же духе продолжалось и дальше: называлась заведомо заниженная цена, изливались потоки взаимных оскорблений, потом Локк неохотно соглашался, а старик страдальчески скрежетал немногими оставшимися зубами, убирая под прилавок отобранные вещи. Наконец Гарца небрежно сгреб обратно в мешок разную мелочь, не вызвавшую у него интереса.
– Итак, сладкие мои, с меня шестнадцать солонов пять баронов. Всяко выгоднее, чем работать дерьмовозом, верно?
– Ага, или держать ломбард, – ухмыльнулся Локк.
– Очень смешно! – фыркнул старик, отсчитывая шестнадцать тусклых серебряных монет и пять медных, меньшего размера. – Отдаю вам обратно легендарные утерянные сокровища Каморра. Забирайте свое барахло и проваливайте. Увидимся через неделю. Если, конечно, Серый король не укокошит вас к тому времени.
5
Когда Благородные Канальи, тихо посмеиваясь, вышли из лавки Гарцы, дождь уже ослаб до мелкой измороси.
– Вот уж поистине, как говаривал Цеппи, наибольшей свободой пользуется тот, кого недооценивают окружающие, – заметил Локк.
– О да! – Кало закатил глаза и высунул язык. – Будь мы еще хоть чуточку свободнее – воспарили бы в небеса, как птицы.
От северного края Дровяной Свалки к плавучей крепости капы Барсави вел высокий деревянный мост, достаточно широкий, чтобы на нем свободно разошлись двое. На берегу перед ним открыто стояли четверо мужчин в легких летних плащах, под которыми виднелось оружие, и Локк подозревал, что по меньшей мере еще столько же укрывается где-то поблизости, на расстоянии полета стрелы. Приблизившись к караульным, он сделал рукой несколько условных знаков, действительных в текущем месяце. Все здесь, конечно, друг друга знали, но формальности следовало неукоснительно соблюдать, особенно в такое неспокойное время.
– Здоро́во, Ламора. – Самый старший из стражников, жилистый старик с выцветшими татуировками акул от шеи до самых висков, шагнул навстречу, и они с Локком пожали друг другу левые предплечья. – Слыхал про Тессо?
– Да, и тебе здорово, Бернелл. Один из Серолицых сообщил нам по дороге сюда. Так, значит, это правда? Прибит к стене, яйца отрезаны и все прочее?
– Ага, прибит, отрезаны и все прочее. Можешь вообразить, в каком настроении хозяин. К слову сказать, тебя Наска хочет видеть. Не далее чем сегодня утром велела отправить тебя к ней, как появишься. Сказала, чтоб не платил дань, пока она не поговорит с тобой. Ты ведь с данью пришел?
Локк потряс маленьким серым мешочком с двадцатью солонами Жана, шестнадцатью солонами Гарцы и несколькими медяками.
– А как же! Явились выполнить свой гражданский долг.
– Хорошо. Сегодня почти никого не пропускаем, кто по другому делу. Слушай, я знаю, ты на особом положении, в друзьях у Наски и все такое, – но может, тебе стоит сегодня поосторожнее? Тут вокруг полно пезонов, кто на виду, кто в укрытии. Начеку, с оружием наготове. Капа сейчас допрашивает парней из Полных Крон, где были прошлой ночью.
– Допрашивает?
– Старым проверенным способом. Так что следи за своими манерами и не делай резких движений, ясно?
– Ясно. Спасибо за предупреждение.
– Всегда пожалуйста. Арбалетные стрелы денег стоят. Жаль их расходовать на таких, как ты.
Бернелл махнул рукой – мол, проходите, – и Благородные Канальи неторопливо зашагали по деревянному мосту около ста ярдов длиной. Он вел к корме громадного неподвижного судна, прямо к обитой железом двойной двери из ведьмина дерева, установленной в проеме, вырубленном в обшивке. У входа в Плавучую Могилу стояли еще двое караульных, мужчина и женщина, с темными кругами усталости под глазами. При приближении Благородных Каналий женщина четыре раза стукнула в дверь, и через пару секунд створки распахнулись внутрь. Подавив зевок, стражница снова прислонилась к стенке и накинула на голову капюшон парусинового плаща. С севера наползали тучи, и жара уже спадала.
Передний зал на Плавучей Могиле был высотой в четыре человеческих роста, поскольку еще много лет назад все внутренние палубы старого галеона разобрали, оставив только верхнюю, ныне служившую крышей. Пол и стены здесь были из твердой древесины кофейного цвета; на переборках висели черно-красные гобелены с вытканным по краю золотом и серебром орнаментом в виде акульих зубов.
Прямо напротив Благородных Каналий стояло со вскинутыми арбалетами полдюжины стражников обоего пола – в кожаных наручах и поножах, в кожаных же дублетах, укрепленных тонкими железными полосами, и в жестких кожаных нашейниках. Более изысканную переднюю украшали бы светильники и декоративные вазы с цветами, но тут вместо них были ивовые корзины с арбалетными стрелами и стойки с запасными мечами.
– Ну-ну, полегче, – сказала девушка, стоявшая позади стражников. – Да, конечно, выглядят они чертовски подозрительно, но Серого короля я среди них не вижу.
Она была в мужских бриджах, черной шелковой блузе с пышными рукавами и рубчатой кожаной кирасе, судя по виду редко пылившейся без дела. Девушка вышла вперед – подкованные железом башмаки, к каким она питала слабость с детства, звонко процокали по полу. Она приветливо улыбнулась, но улыбка не коснулась глаз, тревожно бегавших за очками в простой черной оправе.
– Извините за такой прием, мои дорогие, – промолвила Наска Барсави, обращаясь ко всем Благородным Канальям сразу, но положив руку на плечо Локку. Она была выше него на добрых два дюйма. – Понимаю, здесь тесно, но вам четверым придется подождать в передней. Отец в дурном настроении. Принимает только гаррист.
Из-за дверей, ведущих во внутренние покои Плавучей Могилы, донесся приглушенный вопль, потом послышались неразборчивые гневные голоса – крики, брань, проклятья – и снова вопль.
Наска потерла виски и со вздохом откинула назад непослушную прядь черных волос:
– Он там из кожи вон лезет, чтобы… вырвать признание у кого-нибудь из Полных Крон. Там с ним Мудрый Доброхот.
– Святые Тринадцать! – воскликнул Кало. – Мы с превеликим удовольствием подождем здесь.
– В самом деле. – Галдо достал из кармана чуть подмокшую колоду карт. – Заняться у нас есть чем, хоть до самой ночи.
При виде карт в руках одного из братьев Санца стражники разом отступили на шаг, причем некоторые них явно испытали желание вновь вскинуть арбалеты.
– Что? И вы туда же, парни? – изумился Галдо. – Да брехня все это, честное слово. Просто тогда всем остальным за столом страшно не везло…
За тяжелыми широкими дверями находился короткий коридор, пустой и без охраны. Затворив за собой двери, Наска повернулась к Локку, уже без тени улыбки, и убрала у него со лба мокрые волосы.
– Ну здравствуй, пезон. Вижу, ты опять недоедаешь.
– Да нет, питаюсь упорядоченно.
– Нужно питаться не только упорядоченно, а еще и сытно. Помнится, однажды я сказала, что ты тощий как скелет.
– А я, помнится, тогда впервые увидел семилетнюю девчонку, нахлебавшуюся до чертиков при взрослых.
– Ну, тогда, может, я и нахлебалась до чертиков, а вот сейчас боюсь до чертиков. Папа в ужасном состоянии, Локк. Потому-то я и хотела увидеться с тобой, прежде чем ты пойдешь к нему. У него к тебе кой-какой разговор, и я хочу… В общем, о чем бы он ни попросил, пожалуйста, не отказывайся… ради меня… просто соглашайся, и все. Не перечь ему, ладно?
– А как иначе? Еще ни один гарриста, дорожащий своей жизнью, не пытался прекословить твоему отцу. Неужто ты думаешь, что в такой день, как сегодня, я начну перед ним выкаблучиваться? Да если он прикажет мне лаять собакой, я лишь угодливо спрошу: «Какой породы, ваша честь?»
– Знаю, прости. Но я вот о чем. В последнее время отец сам не свой. Он напуган, Локк, по-настоящему напуган. Когда умерла мама, он был страшно подавлен, но сейчас… Он кричит во сне, каждый день пьет вино и опиум лошадиными дозами, пытаясь успокоить нервы. Раньше только мне одной запрещалось покидать Могилу, а теперь он и Аньяиса с Пакеро отсюда не выпускает. Днем и ночью нас охраняют пятьдесят стражников. За жизнь самого герцога так не трясутся. Папа и братья всю ночь бранились из-за этого.
