Терри Пратчетт - Дело табак
Ваймс некоторое время рассматривал ее лицо, а потом подумал: «Я ведь могу понять, не так ли? Стоит попробовать». Он закрыл глаза – весьма неоднозначное действие, когда находишься лицом к лицу с обладателем такой выдающейся челюсти. Плотно зажмурившись и накрыв глаза рукой, чтобы отсечь доступ свету, он попросил:
– Можете повторить еще разок, юная… леди?
И, погрузившись в темноту, отчетливо расслышал следующее:
– Я сегодня испекла печенье, мистер по-люс-мен. И вымыла руки, – нервно добавила девочка. – Печенье чистое и вкусное. Вот что я сказала, и это точно.
«Гоблинская выпечка», – подумал Ваймс, открыв глаза и взяв шишковатое, но аппетитное на вид печенье со стоявшей перед ним тарелки, а потом снова сомкнул веки и спросил:
– Почему грибы плачут?
В темноте он услышал, как девочка ахнула.
– Они плачут, чтобы было больше грибов, – ответила она. – Это же ясно.
Ваймс услышал слабое позвякивание столовых приборов за спиной, но, едва он убрал руку от глаз, мисс Бидл сказала:
– Нет, оставайтесь в темноте, командор. Значит, то, что говорят про вас гномы, – правда.
– Не знаю. А что говорят про меня гномы, мисс Бидл?
Ваймс открыл глаза. Мисс Бидл сидела в кресле почти напротив него, а Слезы Гриба стояла над тарелкой с таким видом, как будто готова была ждать продолжения до скончания века – ну или пока не велят прекратить. Она умоляюще взглянула на Ваймса, затем на Юного Сэма, который с интересом изучал Слезы Гриба, хотя, зная Юного Сэма, Ваймс сказал бы, что интерес в основном относился к тарелке с печеньем. Поэтому отец сказал:
– Ладно, мальчик, попроси у девушки печенье, только не забывай о хороших манерах.
– Говорят, тьма в вас, командор, но вы держите ее в клетке. Подарок из Кумской долины, так сказать.
Сэм моргнул.
– Гномье суеверие в гоблинской пещере? Вы много знаете про гномов?
– Немало, – ответила мисс Бидл, – но про гоблинов – больше. Они верят в Призывающую Тьму, как и гномы, – в конце концов, они тоже пещерные жители, и Призывающая Тьма реально существует. Она не только в вашей голове, командор; что бы она вам ни говорила, я тоже иногда ее слышу. Ох, боги, уж вы-то должны распознать надрассудок, раз он вами овладел. Это противоположность предрассудку. Надрассудок реален, даже если ты в него не веришь. Этому меня научила моя мать. Она была гоблинкой.
Ваймс взглянул на красивую темноволосую женщину, сидевшую перед ним, и вежливо произнес:
– Не верю.
– Ну, может быть, вы простите мне некоторую неточность ради пущего эффекта? На самом деле, когда моей матери было три года, ее подобрали и воспитали гоблины в Убервальде. Примерно до одиннадцати лет – я говорю «примерно», потому что она никогда не знала в точности – она мыслила и действовала как гоблин и выучилась их языку, который невероятно сложен для всякого, кто не слышит его с рождения. Она ела с ними, ухаживала за собственной грибной делянкой и пользовалась большим уважением за заботу о крысином питомнике. Однажды мать сказала, что до встречи с моим отцом самыми приятными были воспоминания о годах, проведенных в пещере с гоблинами.
Мисс Бидл помешала кофе и продолжила:
– Еще она поделилась со мной своими худшими воспоминаниями, которые являлись ей в ночных кошмарах, и, надо сказать, теперь являются и мне. Однажды какие-то люди, жившие поблизости, узнали, что под землей, среди злобных коварных тварей, которые, как известно, пожирают человеческих младенцев, живет золотоволосая румяная девочка. Она кричала и отбивалась, когда ее пытались вытащить из пещеры, особенно после того, как гоблины, которых она считала своей семьей, полегли вокруг мертвыми…
Настала тишина. Ваймс со страхом взглянул на Юного Сэма, который, слава богам, уткнулся в книжку и был утрачен для мира.
– Вы не притронулись к кофе, командор. Вы просто держите чашку и смотрите на меня.
Ваймс сделал большой глоток очень горячего кофе, который сейчас вполне соответствовал его настроению. Он спросил:
– Это правда? Извините, я не знаю, что еще сказать.
Слезы Гриба внимательно наблюдала за ним, готовая вновь подступить с печеньем. Оно на самом деле было очень вкусное; чтобы скрыть замешательство, Ваймс поблагодарил девочку и взял еще одно.
– Значит, лучше не говорите ничего, – произнесла мисс Бидл. – Их всех перебили, без какой-либо причины. Бывает. Ведь гоблины бесполезны, правда? Говорю вам, командор, самые ужасные вещи на свете совершают люди, которые искренне думают, что поступают так ради общего блага, особенно если в дело вовлечено какое-нибудь божество. В общем, понадобилось много разных вещей и уйма времени, чтобы убедить маленькую девочку, что она не мерзкий гоблин, а человек, и как это превосходно. Никто не сомневался, что в один прекрасный день она поймет: ведро холодной воды и побои всякий раз, когда она заговорит по-гоблински или в рассеянности начнет напевать гоблинскую песню, на самом деле в ее же интересах. К счастью – хотя она, вероятно, так в те дни не думала, – моя мать была сильной и умной, она многому научилась. Научилась быть хорошей девочкой, носить одежду, есть ножом и вилкой, преклонять колени и возносить молитвы за все, что посылало ей небо, в том числе побои. Она так успешно перестала быть гоблином, что ей позволили работать в саду… и тогда она перескочила через стену. Ее так и не сломали – и мать говорила мне, что в ней всегда останется частица гоблина. Я никогда не видела своего отца. По маминым словам, он был порядочным и трудолюбивым человеком, а еще, наверное, понимающим и заботливым.
Мисс Бидл встала и оправила платье, словно стряхивая крошки истории. Стоя в обитой ситцем комнате с арфой, она произнесла:
– Я не знаю, кто были те люди, которые убили гоблинов и избивали мою мать, но если бы я их нашла, то перерезала бы не задумавшись, потому что хорошие люди мерзостей не делают. Доброта – это то, что ты делаешь, а не то, о чем ты молишься. Вот как оно получилось, – продолжала мисс Бидл. – Мой отец был ювелиром, и вскоре он обнаружил, что моя мать невероятно талантлива в этом отношении, возможно из-за гоблинского прошлого, которое позволило ей развить чутье на камни. Не сомневаюсь, это с лихвой искупало тот факт, что его жена в раздражении ругалась по-гоблински – и, позвольте заметить, хорошее гоблинское ругательство может продолжаться как минимум четверть часа. Мама, как вы, наверное, догадываетесь, недолюбливала книжки, зато отец любил читать, и однажды я подумала: «Неужели писать так трудно? В конце концов, большинство слов – это «и», «я», «они» и так далее, и выбор огромный, то есть бо́льшую часть работы за меня уже кто-то проделал». С тех пор я написала пятьдесят семь книг. Кажется, моя метода сработала.
Мисс Бидл подалась вперед.
– У гоблинов такой сложный язык, что и вообразить невозможно, командор. Значение каждого слова зависит от контекста, от говорящего, от слушателя, от времени года, от погоды и многих других вещей. У гоблинов существует нечто вроде поэзии; они пользуются огнем… и примерно три года назад почти всех гоблинов в округе переловили и увезли прочь, потому что они досаждают людям. Разве не поэтому вы здесь?
Ваймс сделал глубокий вдох.
– На самом деле, мисс Бидл, я приехал, чтобы посмотреть поместье Сибиллы и показать сыну деревенскую жизнь. В процессе меня чуть не арестовали по подозрению в убийстве кузнеца, и я увидел изрубленное тело гоблинки. В довершение всего я до сих пор понятия не имею о местонахождении помянутого кузнеца, и, надеюсь, мисс Бидл, кто-нибудь не откажется меня просветить, например вы.
– Да, я тоже видела бедняжку, и мне очень жаль, что я не могу сказать вам, где Джетро.
Ваймс уставился на нее и подумал, что она, похоже, говорит правду.
– Он ведь не прячется где-то в шахте?
– Нет, я там искала. Я везде искала. Ни записки, ничего. Его родители тоже ничего не знают. Джетро, конечно, вольный ветер, но не настолько, чтобы уйти, не сказав мне… – Мисс Бидл опустила глаза, явно смутившись.
Эта пауза говорила о многом. Ваймс нарушил молчание первым:
– Убийство той несчастной гоблинки на холме не останется безнаказанным, пока я жив. Считайте, что я принял его близко к сердцу. Кажется, тут кто-то пытается меня подставить, а дурные вести не лежат на месте… – Он помедлил. – Скажите мне… эти горшочки, которые делают гоблины… они все время носят их с собой?
– Да, конечно, но только те, которые наполняют в данный момент, разумеется, – с легким раздражением отозвалась мисс Бидл. – А это важно?
– Ну, можно сказать, что стражник мыслит на гоблинском языке: все зависит от контекста и так далее. Кстати говоря, а много ли народу знает, что у вас здесь проложен туннель, ведущий в холм?
– С чего вы взяли, что в доме есть туннель, ведущий в холм?
– Сейчас объясню. Ваш дом стоит практически у подножия холма, и, если бы я жил здесь, то вырыл бы приличный винный погреб. Это одна причина. А вторая в том, что я заметил блеск в ваших глазах, когда задал вопрос. Хотите, я его повторю?
