Том Поллок - Сын города
– Нет дороги назад.
Синод синхронно покачивал головами, и Бет ощутила толчок в груди. Словно услышала в темном доме хлопок тяжелой двери за спиной.
Девушка села на край бассейна, сбросила кроссовки и стянула носки. Маслянистая черная грязь холодила кожу между пальцами ног. Бет неуверенно опустила одну ногу в грязную воду…
– Ой! – взвизгнула девушка и дернула ногу обратно. Кожа покрылась красными пузырями. Она подняла взгляд на Фила.
– Я говорил, что будет больно.
– Точно, – пробормотала она, вставая. Она колебалась на мертвой траве на краю бассейна, согнувшись, как ныряльщик, стоящий на изготовке. Если нырнуть как можно резче, прикидывала она, то, по меньшей мере, проскочишь шок побыстрее.
Кровь гремела в ушах, как поезда, как уличное движение, как полые трубы в подвалах многоэтажек, как прилив самой реки.
«Ты действительно хочешь быть такой, как я?»
Она напрягла мышцы.
– Бет, – начал было Фил, – я горжусь…
Она нырнула.
Глава 28
Бет инстинктивно зажмурилась и зажала рот рукой. Тяжело выдохнула через нос, когда вязкая поверхность бассейна скользнула по ее лицу. Потом вода поглотила ее.
Заливаясь в уши, вода взревела, заглушая сердцебиение. Девушка почувствовала, что футболка задралась – вода покрыла живот, покалывая, как лапки насекомых. Волдыри вздулись на шее, в ушах, между пальцами, обожгли губы.
«Не вдыхай, не вдыхай».
Бет вытолкнула еще немного воздуха из ноздрей. Она не представляла, как будет больно, если химикаты затекут в пазухи, но давление в легких неуклонно нарастало. Девушка держала рот закрытым.
«Не дыши. Не дыши, не паникуй».
«Если приходится убеждать себя в этом, – сухо заметил голос у нее в голове, – значит, ты уже в пролете».
Вода терзала кожу. Бет чувствовала, как поры сочатся теплой кровью.
Давление возрастало, жидкость все сдавливала ее, она чувствовала, словно каждый удар пульса может расколоть голову. В груди, наподобие черной дыры, ощущалась пустота. Вода просочилась в уголки губ, обжигая десны, с шипением растворяя зубы. Вода разжимала челюсти, силясь просочиться внутрь.
«Не дыши. Не дыши. Не паникуй».
Дыхание пропало. Пузырьки, струившиеся по лицу, исчезли.
«Дыши. Дыши. Не паникуй».
Я вижу, как она всплывает, раскинувшись, словно черная звезда. Не могу сказать, будто не знал, с каким это связано риском. Мы оба знали, что это может ее убить, и, как бы хорошо она ни притворялась, Бет ужасно боялась смерти.
Как и я.
Хочу нырнуть за ней, но вместо этого прикусываю губу, чувствуя вкус бензина. Это война, и, значит, мы – солдаты, а какой солдат отступит из-за того, что его товарищ может пострадать? Ее шансы – пятьдесят на пятьдесят, гораздо больше, чем дал бы ей Высь. «Теперь это моя война», – сказала она, и я должен уважать ее решение. На воду падает шесть теней, и я резко вскидываю взгляд. Вышел Синод, одновременно застегивая куртки. Они склоняются над бассейном, как лепестки черного цветка. Я слишком поздно замечаю полную тишину. Они не щелкают зажигалками. Бет безмолвна, они безмолвны, все захлебнулось тишиной. В протянутых руках каждого – пламя. Как один, они поворачиваются и усмехаются мне.
– Джонни! – воплю я…
…и семь огоньков устремляются к глади бензиновой воды.
Бет услышала смутное вшихх, когда над нею расцвело пламя. Даже не открывая глаз, она представляла, что происходит: теперь поверхность бассейна покрывало пламя. Назад пути нет. Сначала жидкость смягчила жар, превратив его в тепло, но, болтаясь на поверхности, она чувствовала, как бассейн вокруг нее закипает. Кожа стала болеть меньше; возможно, обгорели нервные окончания, возможно, она умирала. Кровь громко билась в голове. Громче всего на свете…
Давление на виски стерло все мысли. Медленное течение повлекло ее, и девушка позволила себе перевернуться, крутясь в воде, словно крокодил.
Давление яростно и невыносимо нарастало в горле, груди и челюсти. Бет с печалью осознала, что вместо того, чтобы бороться, она собирается открыть рот и впустить в себя отравленную воду. Она оказалась слишком слаба для этого испытания, и оно убьет ее.
Свет огня коснулся век. И, не желая умирать слепой, она их открыла.
– Джонни! Позволь мне… Бет! Бет!
Но Химический Синод удерживает меня, симметрично переплетя руки. Их кожа слишком скользка, чтобы оттолкнуть их, а хватка подобна тискам.
– БЕТ! БЕТ! – кричу я на пределе громкости. – Пустите меня! – Но они лишь мерзко усмехаются и усиливают хватку. Теперь я паникую и не понимаю. Мы заключили сделку. Сделки священны! За болью и смятением я едва ли обращаю внимание на изменения в воде, но потом замечаю отсветы огня на водной глади – уже не маслянисто-черной.
Вода стала серебряной.
«Серебряная. Почему, во имя Темзы, она стала серебряной?» – Бет заозиралась вокруг. Жидкость, плещущаяся у ее глаз, была теплой, но не обжигала их, девушка видела огонь, бушующий на серебряной воде, словно спустившееся на землю солнце. Израненная кожа девушки саднила, но вода омывала ее, и боль отступала. Вода исцеляла плоть, приглаживая волдыри до мелких крупинок, напоминающих текстуру бетона.
«Как, во имя Тем…» – мысль оборвалась. Мысль, звучавшая не как ее мысли, а как его.
Перед глазами встало видение: проливной дождь над городом, вода, стекающая в коллекторы через водостоки, просачивающаяся сквозь землю, отщипывающая крохотные кусочки Лондона и несущая их сюда.
«Жидкий хаос и другие, более экзотические, компоненты».
Здесь, в ней.
От огненного жара на коже выступили капельки пота, и Бет поняла, что, прильнув к ее коже, они защищают ее от пламени. Губ коснулся сильный запах бензина. Девушка вспомнила, как Фил взял под руку Ламповую девушку. Жар должен был быть невыносимым, но парень не выказывал никаких признаков боли.
Поджав ноги, она оттолкнулась ими в сторону пламени.
Хватка Синода ослабевает, и я бросаюсь вперед, отталкиваясь пятками от земли, спеша навстречу огню. Потребуется одна секунда боли, чтобы дотянуться до нее и вытащить. По крайней мере, они не получат ее тело.
Фигура вырывается из воды, когда я достигаю берега, пламя в ее волосах с шипением гаснет, и она обрушивается передо мной, выкашливая из легких прогорклую воду.
Я чуть не падаю, споткнувшись, переворачивая ее на спину. Грудь девушки неподвижна, и я хватаю ее за руки, по-идиотски встряхивая, выкрикивая имя в двух дюймах от ее лица: «Бет! Бет!»
Она не отвечает, и меня накрывает тошнотворная уверенность: не может ответить. Умерла.
Обезумевший, охваченный яростью, я начинаю давить на ее грудную клетку, но ничего не происходит. Резко валюсь на нее, прижимая ухо к груди, но все равно ничего не слышу. «О, Темза», – шепчу я и наконец чувствую слабый трепет через ее толстовку. Я сдергиваю ее, чуть не приложив Бет головой о бетон, спеша просунуть пальцы ей в рот и разжать челюсти. Затем втягиваю тяжелый химический воздух, готовясь выдохнуть его в нее.
– Хочешь потискаться, Филлис? – хрипит она, ее губы подрагивают в миллиметре от моих и медленно складываются в улыбку. Я отстраняюсь, таращась на нее. Ее кожа серая, такая же серебряно-серая, как вода, из которой она только что вылезла: цвета стали и бетона. Моего цвета.
Тонкая тень падает на мое плечо:
– Филиусс.
– Не понимаю, – смятение и остаточный ужас колотят меня, словно отбойным молотком. – Вы подожгли ее.
Джонни Нафта обдает меня своей вечной усмешкой.
– Это непросстое пламя, – заявляет он, – купленное за немалую цену. Оно очищает и ссверкает, калечит и сснова возрождает. В конце концов, это то, чего ты просил, – добавил он с некоторой гордостью. – Ссинод вссегда иссполняет то, что его проссят.
Он и его нефтяные братья поворачиваются и идут обратно к фабрике, их ноги опускаются идеально синхронно.
– Филиусс, – не поворачиваясь, говорит Джонни, – проинформируй ссвоих друзей: порядок нашего ссоглашения теперь фиксированный. Забывчивоссть не прощаєтеся.
На секунду мой желудок скручивает. Равенство: каждая сделка имеет как стоимость, так и выгоду. Уравнения Химиков всегда сбалансированы.
– Дорогу найдете ссами, – бросает он прежде, чем они уходят.
Бет лежит все там же, с закрытыми глазами, – грудь ее медленно поднимается и опадает, – время от времени сплевывая немного маслянистой воды. Как же радостно просто видеть ее живой. Когда Синод скрывается в своей обители, я валюсь рядом с Бет. Усталость смежает мои веки. Я обнимаю Бет, и мы лежим, поглощая солнечный свет.
Глава 29
Огонь. Ошметки мазута натянулись между ухмыляющимися губами. Пламя зажигалки, аккуратное и симметричное, словно нож. «Оно очищает и сверкает, – сказал скользкий голос, – калечит и снова возрождает».
