Райчел Мид - Безмолвная
«В чем дело?» – спрашиваю я, отложив кисточку.
«По-моему, ты за этой работой напрягаешься сильнее, чем я со скорпионом», – говорит он мне.
«Ничего не могу поделать, – отвечаю я. – От этого слишком многое зависит».
Он кивает, а его улыбка гаснет.
«Но тебе это нравится: я же вижу. Когда ты работаешь, у тебя лицо светится».
«И с этим я тоже ничего не могу поделать, – говорю я ему. – Я постоянно что-то вижу… Я хочу сказать – воображаю. Прекрасные картины. Они пылают во мне, и мне надо дать им свободу».
«Отрывать тебя от такой жизни и заставлять работать в шахтах было бы трагедией», – серьезно признает он.
Я к такому не готова. С приходом в город на нас навалилось столько событий, что у меня не было времени размышлять о нерешенных проблемах, стоящих между нами. Теперь, глядя на него, я с изумлением вижу восхищение… и почти невольное смирение.
«Это не все, – говорю я ему. – Оно было нелегким, то решение. Не думай, будто оно далось мне без труда. Я все еще…»
«Ты все еще – что?» – спрашивает он, когда я опускаю руки.
Я качаю голову и отвожу глаза. Я не могу поделиться тем, что на самом деле у меня на сердце, особенно если собираюсь и дальше утверждать, будто наши отношения чисто платонические. Как мне объяснить, что после нашего расставания не было ни дня, когда я о нем не думала бы? Что весь первый год моего ученичества я постоянно сомневалась в том, что не ошиблась, уйдя от него? Моя любовь к искусству и к Чжан Цзин принесли мне немало печальных минут.
Мой взгляд снова опускается к миске – и я внезапно застываю. Теперь, когда я могу видеть всю картину, а не отдельные осколки, я замечаю, что, хотя основным изображением служит феникс, кайма представляет собой сложный узор, где перемежаются реальные и вымышленные животные. Я вижу тигров, цилиней, цапель, слонов, драконов и множество других. Я беру осколки по одному и ощущаю странное тянущее ощущение в центре груди.
«В чем дело?» – спрашивает Ли Вэй.
Я кладу на стол осколок с бисю и оленем.
«Ничего. Просто обрывок сна».
«Это тот сон, который тебя тревожит?» – проницательно предполагает он.
«Не важно», – отвечаю я.
Я начинаю отводить глаза, но он вытягивает руку и, взяв меня за подбородок, заставляет встретиться с ним взглядом.
«Фэй, ты же знаешь, что можешь мне доверять. Я с тобой. Так было раньше и так будет всегда. Скажи, в чем дело».
«Ты не должен постоянно меня спасать», – возражаю я.
«Конечно, – соглашается он. – Ты и сама способна себя спасти. Но, может, ты бы позволила мне изредка тебе в этом помогать?»
Я слабо улыбаюсь, но сердце у меня болит при воспоминании о том дне, когда прекрасный, сверкающий мальчишка протянул мне руку и вытащил из развалин. В следующее мгновение я ловлю себя на том, что рассказываю все про ту ночь, когда я обрела слух, и о том сне, когда все жители нашей деревни открыли рты в едином крике.
«Ты считаешь, что та тяга, которую ты чувствуешь, как-то связана со слухом? С тем, почему он вернулся?» – уточняет он.
«Не знаю, – признаюсь я. – Я вообще не понимаю, почему со мной все это случилось».
Я хочу продолжить, но через его плечо вижу Лу Чжу за работой. Ее хорошенькое личико вытянулось от волнения, и я напоминаю себе, что прежде всего я должна помочь этим людям. Своим тревогам можно будет дать волю позже. Я берусь за роспись с новой энергией, осознавая, как мало у нас времени. Когда я наконец заканчиваю и сравниваю свою копию с разбитой миской, то более чем удовлетворена результатом.
«Ты справилась! – восхищается Ли Вэй. – Идеальная копия!»
«Не идеальная, – возражаю я. – У меня синий темнее, чем на прежней».
«Ну, я не художник, но, на мой взгляд, все просто потрясающе. – Его взгляд перемещается куда-то мне за спину. – И мы как раз вовремя».
Я оборачиваюсь и вижу спешащую к нам Сю Мэй.
«Наш хозяин возвращается! – объявляет она сразу, как оказывается у нашего стола. – Я заметила его, когда возвращалась, и еле успела обогнать его и…»
Она замолкает, увидев мою миску. Ее взгляд несколько раз переходит с нее на разбитые осколки.
«Это она? Это ты сделала?»
Я киваю, внезапно смутившись. Я не могу понять выражения ее лица и опасаюсь худшего: сейчас она скажет мне, что копия просто смехотворная и я только что приговорила их с отцом к смерти.
«Не знаю, что удивительнее, – говорит она. – Что ты вообще смогла это сделать или что сделала это настолько быстро. В столице самые знаменитые мастера сражались бы за право взять тебя в подмастерья».
«Меня и так учит великий мастер!» – гордо заявляю я, вспоминая Наставника Чэня.
Сю Мэй уносит прятать осколки, а потом вручает копию миски отцу. Стараясь не смазать свежую краску, он осторожно водружает ее на нужную полку, а еще через несколько минут возвращается хозяин постоялого двора. Когда он входит в дверь, я сразу убеждаюсь в том, что он вполне способен отдать приказ избить человека за оплошность. Лицо у него узкое и унылое, и, судя по выражению, он из тех людей, которые вечно недовольны всем, что видят. Войдя, он обводит взглядом помещение, оценивая количество посетителей и работу прислуги. Его прищуренные глаза скользят по полкам с коллекцией, но не находят никаких отклонений. Я втягиваю воздух, только теперь заметив, что задержала дыхание. Двинувшись дальше, он бросает какое-то громкое и враждебно звучащее высказывание в адрес поваренка, который в испуге убегает. Наконец хозяин подходит к стоящей на помосте Сю Мэй, и она приветствует его поклоном. Они о чем-то говорят, и, еще раз пристально обведя все взглядом, хозяин удаляется.
Когда он скрывается в задней комнате, Сю Мэй с радостной улыбкой возвращается к нам.
«Он ничего не заметил. Спасибо тебе!»
«Была рада помочь», – отвечаю я совершенно честно.
«А теперь я могу помочь вам. Нуань готова встретиться с вами позднее, ближе к закату. Сейчас я сделаю кое-какие дела, а через пару часов отведу вас к ней. Идемте. – Она жестом приглашает нас встать. – Я накормлю вас обедом».
Ли Вэй пытается отдать ей часть своих монет, но Сю Мэй трясет головой:
«После того что Фэй сделала, обед оплачен, поверь!»
У Ли Вэя блестят глаза.
«Теперь героем стала Фэй! Мой отважный подвиг со скорпионом перестал впечатлять!»
Мы все смеемся, радуясь тому, что сковывавшее всех напряжение прошло. Я вижу, что другие посетители общего зала едят, и не могу понять, почему бы нам просто не поесть за занавешенным столиком. Мы идем за ней по короткой лестнице, поднимаясь на этаж выше. Комната, в которую она нас приводит, заставляет меня изумленно застыть.
Мне казалось, что в этом городе я уже увидела множество прекрасных и удивительных вещей, но эта комната все затмила. Стены увешаны гобеленами и заставлены ширмами, которые наполняют ее красками и причудливыми узорами. Изображения соперничают друг с другом. Здесь и золотые рыбки, плавающие среди узора из синих и белых цветков, и серебряные фазаны на черном и синем фоне… Картины не кончаются, и мне кажется, что каждую я могла бы разглядывать часами. В углах стоят нефритовые вазы с цветами, центр комнаты занимает небольшой низкий стол из сияющего черного дерева. Только в дальней части комнаты нет ширм: стена представляет собой мелкую деревянную решетку. Подойдя ближе, я обнаруживаю, что сквозь нее виден расположенный внизу общий зал. Нарядные фонарики заливают все мягким светом.
«Что это за место?» – спрашиваю я.
«Мы называем его Павильоном Цапли, хоть на самом деле это и не павильон. – Сю Мэй картинно закатывает глаза. – Хозяин пытается подражать столичным гостиницам высшего класса».
«А это – не высший класс?» – изумляюсь я.
«По сравнению с тем, что мне доводилось видеть, – нет, – отвечает она. – Но это устраивает кое-кого из богатых посетителей, которые оказываются у нас проездом и хотят принять гостей или отобедать в уединении. Сегодня его никто не арендует, а наш хозяин занят. Вас тут никто не побеспокоит. Отдыхайте, а Лу Чжу принесет вам поесть. Как только я закончу подсчеты, то отведу вас к Нуань».
Я так потрясена окружающей нас красотой, что глубоко кланяюсь Сю Мэй.
«Благодарю тебя. По-моему, ты сделала для нас гораздо больше, чем мы для тебя».
«Чепуха, – говорит она. – Встреча с вами заставила меня о многом задуматься».
Она оставляет нас одних в этой поразительной комнате, мы умываем руки и лицо в мисках с кристально чистой водой. После этого внимательнее осматриваем помещение, и каждый находит все новые поразительные вещи, на которые мы друг другу указываем. Достаточно скоро Лу Чжу отодвигает дверь и входит в сопровождении поваренка. Они ставят на черный стол миски с горячей лапшой и овощами, а также чашечки и бутылочку рисового вина. Сама по себе еда уже потрясает, но меня завораживает посуда. Миски красиво расписаны, чашечки вырезаны из янтаря и агата.
За таким роскошным столом даже неловко есть, и я расстроенно оглядываю мою грязную тунику.
