Эллис Нир - Страшные истории для девочек Уайльд
Дедушка Ферлонг был пожилым цветным джентльменом, скончавшимся от рака легких (накрахмаленные больничные простыни, сочащаяся из груди смола). Трубка, мандолина и сухой кашель последовали за ним на тот свет. Дедушка Ферлонг был университетским преподавателем и знал все о пауках. Он умел различать их по узорам паутины и знал, как быстро свернется кровь укушенного пауком. Именно восьминогие в свое время привлекли его в лес Вивианы, и там же его встретила Изола, когда он перебирал струны в такт плетению сетей.
Стоило ему убрать пальцы со струн, как музыка оборвалась.
– Привет, дедушка!
– Давно не виделись, Голубоглазка! – Дедушка Ферлонг улыбнулся, обнажив прокуренные зубы. – Слыхал про твою незваную гостью. От болтливой малютки из твоего сада, как ее там, розовая такая…
– Цветочек.
– Да-да. Она все мне рассказала – как обычно, в красках, – кивнул дедушка Ферлонг, запуская морщинистую руку в карман за старомодной трубкой. – Ия посторожу тебя несколько ночей, моя маленькая леди.
Трубка всегда завораживала Изолу. Когда дедушка поджигал ее единственной спичкой, с которой его похоронили (серная головка никогда не чернела), из трубки валили клубы разноцветного дыма, словно у Синей Гусеницы из «Алисы». Каждый раз дым менял запах, но никогда не вонял, как настоящий табак.
Сегодня дым был ядрено-оранжевым и благоухал ванилью, сандалом, травой и мелом, словно потусторонние ароматы проникали в брешь между мирами, сквозь неплотно закрытое окно в вечность.
– О, привет, дорогая, – промурлыкал призрак, подставляя ладонь черному комочку. Изола увидела блеск черных глазок и тоненькие ножки любимицы дедушки Ферлонга.
– Привет, госпожа Ферлонг, – поздоровалась Изола с паучихой. Та жила в горшке с розовым кустом у парадной двери и всегда терпеливо ждала своего хозяина.
Дедушка загадочно усмехнулся и погладил госпожу Ферлонг по спинке. Минуту спустя паучиха поползла по его руке и устроилась на теплой трубке.
За спиной раздался перестук – по черепице шагал Алехандро.
– Окна наверху крепко заперты. Она не проникнет внутрь без твоего позволения. – Первый принц сел рядом с шестым. – Здравствуйте, мистер Ферлонг.
– И тебе привет, мой юный друг, – поздоровался дедушка Ферлонг. Предложил Алехандро затянуться, но тот, как всегда, покачал головой и ответил:
– Прошу прощения, я бросил.
Призраки смотрели на яркие звезды, а Изола – на занавешенные окна дома номер тридцать семь. На улицу надвигался густой черный лес. Один из двух фонарей-близнецов на Аврора-корт слабо помаргивал.
– Думаете, она – осколок? – внезапно спросила Изола, задаваясь вопросом, почему этим никто еще не поинтересовался.
«Осколки», или «отзвуки», – это наполовину живые призраки, о которых братья всегда предупреждали Изолу. Это люди, которые умерли, еще не успев сформироваться как личности, – непредсказуемые, запутавшиеся, застрявшие во временной петле. Осколки не могли ни меняться, ни продолжать развиваться, и заражали все вокруг своими чувствами – настолько сильными, что не давали им самим оторваться от земли.
Дедушка Ферлонг был самым сведущим из братьев Изолы, несмотря на ограниченность образования. Он был искушенным, но не пресыщенным жизнью.
– Ну-у-у, не знаю, – протяжно ответил он. – Судя по всему, она и вправду продолжает проигрывать какие-то события своей жизни. Но мне говорили, что она прекрасно понимает, где находится – и кто такая ты, Голубоглазка.
– Она умерла совсем недавно, – добавил Алехандро. – Может быть, она еще не успела смириться с фактом.
– Тогда зачем вообще возвращаться сюда призраком? – спросила Изола.
Она чуяла запах соленого дождя, что копился в брюхах наползающих с моря свинцовых туч. Холодные черепичины вгрызались в ноги. Изола поежилась.
– Не бойся, милая, – успокоил ее дедушка Ферлонг. Осторожно, чтобы не потревожить госпожу Ферлонг, затянулся, вытянул губы и выдул несколько обручальных колец дыма в сторону дома По. Ярко-оранжевый дым менялся в цвете, постепенно становясь токсично-желтым. – Я побуду здесь, пока нужен тебе, Голубоглазка. Она – просто девчонка. К тому же покойница. Не надо ее бояться.
– Не забывайте, – серьезно сказала Изола, – что она наполовину ведьма.
– А наполовину – принцесса, – задумчиво добавил Алехандро. – Неплохо, querida. Возможно, мы нашли тебе ровню.
* * *Дедушка с большим интересом выслушал, что наговорила Изоле мертвая девочка. Особенно его заинтересовало упоминание о злобе, которую вызвало у гостьи бьющееся сердце Изолы. Некоторые призраки, пояснил он, ненавидят живых за то, что те так беспечно распоряжаются тем, чего мертвые лишены. Бьющимися сердцами. Горячей липкой кровью. Возможностью измениться.
Ночной дозор дедушки Ферлонга, похоже, оправдал себя. Шли недели, а покойница не появлялась. Лишь иногда слышалось ее пение, словно доносившееся из океанских глубин. Изола чувствовала себя в безопасности, когда дедушка Ферлонг наигрывал на крыше религиозные гимны и распевал серенады луне, уговаривая ее показать немного больше – то луч серебристого света, то кратер-другой следующей ночью.
Гипнотический перебор струн привлекал к дому номер тридцать шесть все больше фей, и, в конце концов, по ночам в саду начались вечеринки. Цветочек, обычно спавшая в музыкальной шкатулке на книжной полке Изолы, садилась и прижималась к холодному окну. Ее кузине Винзор иногда разрешалось присоединиться, и крошечные светлячки мигали нежно-розовым и изумрудно-зеленым в такт аккордам, а за окном порхали феи всех цветов радуги. Согласие продлилось недолго, потому что Винзор просто не умела себя вести. Уже на третью ночь она поймала ползущую по корешкам книг божью коровку и начала отрывать ей лапки.
– Вон отсюда, ты… ты кровожадная фея Динь-Динь! – зашипела Изола, подгоняя Винзор к щели в стене.
– Да она все равно играть не умеет! – Фея показала зеленый язычок и в качестве прощального подарка швырнула на кровать Изолы трупик насекомого.
Каждую ночь Изола засиживалась допоздна, со слипающимися глазами читая книгу сказок. Она старалась окончательно себя измотать, чтобы не видеть снов. Но сон о том, как она стоит перед загадочной дверью, все равно приходил. Она выдыхала, и дверь распахивалась, приняв тайный пароль – присутствие Изолы, ее теплое дыхание. Ее ослеплял яркий свет, и она просыпалась, чувствуя липкие пальцы на горле и сладковатый запах собственного несвежего дыхания.
Резко проснувшись от того же сна уже в третий раз за две недели, Изола задержала дыхание до тех пор, пока не услышала сквозь стук колотившегося сердца заунывный плач мандолины на крыше.
Изола заглянула в родительскую спальню. Мама лежала на своей стороне кровати. Ее живот под одеялом поднимался и опускался маленькими толчками. Изола отметила еще одну ночь, во время которой мама не умерла во сне.
Рассказ русалки
Лоза вынырнула в конце дорожки: волосы убраны под шапочку, глаза спрятаны за очками для плавания.
– Ну, как я?
– Неплохо, – ответила Изола и показала ей циферблат водонепроницаемого секундомера.
Лоза слегка понурилась и тихо ругнулась.
«Неплохо» никогда не означало «достаточно хорошо». Соревновательная жилка в Лозе была настолько сильна, что, казалось, определяла всю ее суть. Лоза до седьмого пота тренировалась в гимнастическом зале под бодрые симфонии Моцарта и плавала в городском бассейне Авалона, а Изола засекала для нее время.
Лоза приподняла очки; кожа под ними сморщилась от хлорки, из стекол потекла вода.
– Тебе правда не скучно?
Изола покачала головой. У нее была любимая книга и целый сонм мрачных мыслей, не дававших заскучать. Ей не нравилось плавать в бассейне – он казался океаном для узников, а хлорка придавала волосам зеленоватый оттенок.
– Давай, Миэко, – приказала она, обращаясь к Лозе по ее первому имени. – Туда и обратно, марш!
– Но…
Изола щелкнула секундомером, и Лоза торопливо поплыла прочь – соревновательный дух требовал принять вызов.
Там, где только что трепыхалась Лоза, расцвела копна красных волос, и русалка улыбнулась Изоле.
– Итак, – произнесла Кристобелль, устраиваясь на тумбе для ныряния, – что происходит с парнем?
– С Джеймсом? – уточнила Изола, присаживаясь рядом с ней. – Не знаю, он по-прежнему…
– Нет-нет, не с ним! – Русалка вильнула хвостом, и золотистые чешуйки ярко блеснули.
– Тогда с каким еще парнем?
– Сама знаешь – с тем парнем.
Кристобелль радостно подмигнула Изоле единственным глазом – ярко-красным, на несколько оттенков светлее ее волос. Правый глаз прикрывала бледно-розовая ракушка в форме сердца – вернее, под ней скрывалось место, где когда-то был глаз. Его выколол мужчина, укравший сердце Кристобелль, – молодой моряк, рыбак, которого она любила издалека. Житель побережья, с солью в крови, он любил оба мира – его ноги твердо стояли на земле, но ботинки медленно наполнялись водой.
