Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)
Девушка, однако, не смыкала глаз. Она лежала совершенно неподвижно, оцепенело вглядываясь в темноту, которая зияла из трещин во льду за пределами круга света от почти погасшего костра. И наконец, уже перед самым рассветом, случилось то, чего она так страшилась.
Сначала послышался негромкий звук, словно кто-то наигрывал на флейте странную прерывистую мелодию на одной ноте, которая тонкими слоями обматывалась вокруг ее разума, пока она не стала беспомощной, как попавшая в сети птичка. Сердце девушки жалко трепыхалось у нее в груди. Она не могла ни пошевелиться, ни заговорить, ни даже разбудить крепко спящего рядом молодого человека.
А потом в жерле ближайшего ледового туннеля появились два круга холодного зеленого пламени – два пылающих шара, которые впились в ее юную душу и набросили на нее смертельные чары. В этих огнях отсутствовали душа или разум – в них горел лишь неутолимый и безжалостный голод.
Илга встала, как лунатик, откинув край медвежьей шкуры, которой укрывалась. Ее обнаженная фигурка белым пятном выделялась на фоне окружающей темноты. Она шагнула в жерло ближайшего туннеля и исчезла. Дьявольская мелодия тотчас же стихла; холодные зеленые глаза мигнули и закрылись. А Конан крепко спал.
Он проснулся резко, как от толчка. Какое-то шестое чувство – инстинкт самосохранения, чрезвычайно обостренный у любого дикаря, – послало короткий сигнал нервным окончаниям его организма. Подобно дикой кошке в джунглях, Конан моментально стряхнул с себя сонную одурь и перешел в состояние тревожного бодрствования. Он лежал неподвижно, всматриваясь и вслушиваясь в окружающий мир всеми органами чувств.
А потом, утробно рыкнув, Киммериец поднялся на ноги и обнаружил, что остался один. Девушка исчезла. Но ее меха, которые она сбросила в пылу страсти, пока они занимались любовью, лежали на месте. Он озадаченно нахмурился. В воздухе по-прежнему висела опасность, и его натянутые нервы отозвались на ее присутствие протяжным звоном.
Конан поспешно оделся и собрал свое оружие. Сжимая в ладони топор, он протиснулся в узкий проход между козырьком и краем ледника. Выбравшись наружу, он обнаружил, что ветер стих. Хотя в воздухе уже ощущалось приближение рассвета, ни один лучик еще не успел затмить сверкание звезд над головой. Ущербная луна низко висела над западными вершинами гор, отбрасывая тусклый золотистый свет на снежные равнины внизу.
Конан обшарил снежную целину внимательным взглядом. Возле козырька не было видно ни отпечатков ног, ни следов борьбы. С другой стороны, Илга просто не могла уйти голой в лабиринт туннелей и расщелин, где невозможно передвигаться даже в обуви с шипами, где любой неверный шаг мог привести к падению в бурные потоки талой воды и мерзлого снега, текущие по дну глетчера.
При мысли о сверхъестественном исчезновении девушки волосы на затылке у Конана встали дыбом. Оставаясь в глубине своей полной предрассудков и суеверий души истинным варваром, он не боялся ничего живого, но непостижимые создания и силы, таившиеся в темных закоулках его первобытного мира, внушали ему ужас и отвращение.
И вдруг он прекратил поиски и замер на месте. Совсем недавно что-то вылезло из дыры в снежной корке в нескольких шагах от козырька. Это «что-то» было длинным, мягким и гибким, и оно двигалось без ног. Его извилистый след, похожий на след длинного снежного червя, был четко виден там, где его брюхо вдавилось в снежную белизну.
Заходящая луна струила с небес тусклый свет, но зоркие глаза Конана, привыкшие к миру дикой природы его родины, без труда читали оставленный чудовищем след. Огибая сугробы и торчащие из-под снега острые обломки скал, он вел вверх по склону и в сторону от глетчера – туда, где торчали голые обветренные вершины гор. Конан сомневался, что чудовище ушло одно.
Он двинулся по следу – массивный черный, закутанный в меха силуэт, и вскоре подошел к тому месту, где лежал его мертвый конь. Теперь от него осталось лишь несколько костей. Вокруг останков еще можно было разглядеть след неизвестной твари, хотя и очень слабый, потому что поднявшаяся поземка уже заметала все вокруг.
Чуть дальше он наткнулся на девушку – или, точнее говоря, на то, что когда-то было ею. Голова отсутствовала, как и вся верхняя часть тела, и обломки костей отливали тоскливым блеском в неверном свете луны. Они были чистыми, словно неизвестное создание тщательно обсосало их или объело с них плоть языком со множеством мелких зубчиков.
Конан был воином, закаленным сыном сурового народа, видевшим смерть во многих обличьях. Но сейчас его охватила дикая ярость. Всего несколько часов назад эта стройная теплая девушка лежала в его могучих объятиях, отвечая страстью на страсть. А сейчас от нее остался лишь обезглавленный изуродованный труп, похожий на выброшенную за ненадобностью сломанную куклу.
Конан заставил себя тщательно осмотреть тело. Удивленно крякнув, он обнаружил, что оно совершенно окоченело и покрылось коркой льда.
Конан задумчиво прищурился. Она не могла уйти от него больше часа назад, потому что медвежья шкура до сих пор хранила остатки ее тепла, когда он проснулся. За такое короткое время тело просто не в состоянии промерзнуть до каменной твердости, не говоря уже о том, чтобы покрыться коркой сверкающего льда. Это было противоестественно.
А потом он грубо выругался. Теперь он знал – нет, не знал, а догадывался, какая сила увела у него девушку. Он вспомнил полузабытые легенды, которые рассказывали у костра в Киммерии, когда он был еще маленьким. В одной из них речь шла о жутком монстре снегов, жестоком и беспощадном Реморе – ледяном черве-вампире, чье имя произносилось не иначе как шепотом, а ныне стало почти забытым мифом из киммерийской старины.
Он знал, что высшие животные выделяют тепло. Следующими за ними на лестнице эволюции стояли чешуйчатые и пластинчатые рептилии и рыбы, температура тела которых равнялась температуре окружающей среды. Но Ремора, червь ледяных пустынь, считался уникальным, поскольку излучал холод. По крайней мере так казалось Конану. Он выделял такое количество жуткого холода, что тело покрывалось ледяной коркой всего за несколько минут. Поскольку никто из соплеменников Конана не мог похвастаться тем, что видел Ремору, Конан полагал, что тварь давным-давно вымерла.
Значит, это наверняка был тот самый монстр, которого так боялась Илга и о котором она тщетно пыталась предупредить его, выкрикивая непонятное слово «яхмар».
Конан твердо решил выследить чудовище в логове и уничтожить. Его резоны, впрочем, представлялись весьма туманными даже ему самому. Но, несмотря на импульсивность, свойственную молодости, и свой дикий и буйный нрав, он, тем не менее, придерживался собственного кодекса чести. Он всегда старался держать данное слово и выполнять взятые на себя обязательства. И пусть он не считал себя рыцарем без страха и упрека, с женщинами он обращался с грубоватой нежностью, резко контрастировавшей с жестокостью и бескомпромиссностью, с которыми он встречал представителей собственного пола. Он предпочитал не навязываться женщинам, если они сами того не хотели, и защищал их, когда они попадали в зависимость от него.
Теперь же он потерпел неудачу в собственных глазах. Приняв его грубые домогательства, девушка по имени Илга вверила себя его заботе и попечению. А потом, когда ей понадобилась его сила, он просто заснул, как бесчувственное бревно. Не зная о гипнотической мелодии, с помощью которой Ремора парализовал волю своих жертв и которая погрузила в глубокий сон его самого – хотя обычно он спал вполглаза, – он ругал себя последними словами за то, что не отнесся внимательнее к ее предостережениям. Скрипнув зубами, он закусил губу, намереваясь стереть позорное пятно со своей чести, даже если это будет стоить ему жизни.
Когда небо на востоке начало светлеть, Конан вернулся к пещере. Собрав свои немногочисленные пожитки, он выработал некое подобие плана. Еще несколько лет назад он немедленно бросился бы в погоню, полагаясь исключительно на свою звериную силу и остроту своего оружия. Но опыт если и не избавил его от бесшабашной порывистости, то по крайней мере научил его зачаткам осторожности и осмотрительности.
Победить ледяного червя голыми руками невозможно. Одно прикосновение твари означало верную смерть от холода. Даже надежность его меча и топора представлялась ему сомнительной. От жуткого холода металл может стать хрупким или же топорище и эфес заледенеют, и его рука сначала примерзнет к ним, а потом превратится в лед сама.
Но – при мысли об этом жестокая улыбка скользнула по губам Конана, – быть может, он сумеет обратить силу червя против него самого.
Он быстро и в полном молчании проделал необходимые приготовления. Насытившись, ледяной червь наверняка спит днем. Но Конан не знал, сколько времени у него уйдет на то, чтобы добраться до логова твари, и еще он боялся, что очередная метель окончательно заметет змеиный след чудовища.
