Стивен Кинг - Колдун и кристалл
Из-за пояса штанов Куинта торчал древний мушкетон. Рейнолдс подумал, что Куинту крупно повезет, если мушкетон просто даст осечку, когда тот нажмет на спусковой крючок. Если не повезет – мушкетон взорвется и ослепит его.
– Все тихо? – спросил Рейнолдс.
Куинт ответил на непереводимом местном диалекте. Крикун с минуту слушал его, потом взял инициативу на себя.
– Все хорошо, сэй. Он говорит, что он и его люди теряют терпение. – Широко улыбнувшись, Крикун добавил: – Если бы вместо мозгов был порох, он не смог бы высморкаться.
– Но доверять этому идиоту можно?
Крикун пожал плечами. Вероятно, сие означало, что да.
Они прошли под деревья. Там, где Роланд и Сюзан видели почти тридцать цистерн, стояли шесть, и из этих шести только в двух была нефть. Мужчины сидели на земле или храпели, привалившись к стволам сосен и надвинув на лицо сомбреро. В большинстве своем их вооружение по возрасту и надежности могло посоперничать с мушкетоном Куинта. У некоторых Рейнолдс заметил пращи. И решил, что проку от них будет больше. Он повернулся к Крикуну:
– Скажи этому лорду Перту, что если мальчишки придут, будет стычка и у них есть только один шанс сделать все как надо.
Крикун заговорил с Куинтом. Тот заулыбался, обнажив остатки зубов. Коротко ответил, затем пальцы его сложились в громадные кулаки, он поставил их один на другой и повернул в разные стороны, как бы откручивая шею невидимому врагу. Крикун начал было переводить, но Клей Рейнолдс остановил его взмахом руки. Ему хватило одного слова, которое он понял без перевода: muerto[47].
5
Всю предшествующую празднику Жатвы неделю Риа просидела перед магическим кристаллом, вглядываясь в его глубины. Черной ниткой она пришила голову Эрмота к его телу, мертвой змеей обвязала себе шею да так и сидела, не замечая запаха разложения, который со временем только усиливался. Дважды подходил Масти, громко мяукал, требуя еды, и всякий раз Риа ногой отталкивала его, не отрывая взгляда от хрустального шара. Она сама все более превращалась в скелет, а глаза уже напоминали глазницы тех черепов, что лежали в висевшей в углу сетке. Иной раз она впадала в дрему, с гниющей змеей на шее, с хрустальным шаром, лежащим на коленях. Упиралась острым подбородком в шею, из уголков рта вниз бежали струйки слюны, но спать она не спала. Она не могла терять время на сон: слишком многое показывал ей магический кристалл.
Показывал в охотку. Теперь, чтобы заглянуть в розовые глубины, ей уже не приходилось прибегать к пассам. Ей открылась вся мерзость Меджиса, все гадости и жестокости, творимые вдали от чужих глаз. В большинстве, конечно, она видела всякую ерунду: мальчишек, которые онанировали, подглядывая в замочную скважину за раздевающимися сестрами, жен, выворачивающих карманы мужей в поисках денег или табака, Шеба, пианиста, вылизывающего сиденье стула, на котором только что сидела голой задницей его любимая проститутка, служанку в Доме-на-Набережной, плюнувшую в подушку Кимбы Раймера после того, как канцлер дал ей хорошего пинка: служанка помешала ему пройти.
Все, что видела Риа, лишь подтверждало ее мнение об обществе, которое она покинула. Иногда она дико смеялась, иногда обращалась к людям, которых видела в хрустальном шаре, словно они могли ее слышать. На третий день недели, предшествующей празднику Жатвы, она перестала ходить в туалет, хотя и могла брать с собой магический кристалл, и теперь от нее шел резкий запах мочи.
На четвертый день Масти перестал подходить к ней.
Риа смотрела в магический кристалл и растворялась в нем, как случалось с другими, теми, кто приникал к шару до нее. Она уже не отдавала себе отчета в том, что шар, показывая ей невидимое другим, высасывает из нее остатки anima. А если бы и отдавала, то скорее всего решила, что это равноценный обмен. Она видела все то, что люди старались скрыть от посторонних глаз, все то, что всегда интересовало ее, и едва ли сочла, что ее жизненная сила – слишком дорогая плата за доставленное удовольствие.
6
– Дай я ее зажгу, боги тебя побери. – Джонас узнал говорившего: этот мальчишка махнул Джонасу отрезанным собачьим хвостом и крикнул: «Мы – Большие охотники за гробами, как и ты!»
Другой мальчишка, к которому обращался этот ангел, никак не желал расставаться с куском печенки, который они увели из-под носа владельца мясной лавки на нижнем рынке. Первый схватил его за ухо, вертанул. Второй мальчишка вскрикнул, выронил печенку из вымазанных кровью рук.
– Так-то лучше. – Первый поднял кусок печенки. – Ты должен помнить, кто тут босс.
Они стояли за небольшой пекарней на нижнем рынке. Поблизости, привлеченный запахом горячего хлеба, терся пес с бельмом на одном глазу. Он смотрел на них, повиливая хвостом.
На куске печени виднелся разрез, из него торчал зеленый фитиль большой петарды. Под фитилем печенка раздулась, как живот беременной женщины. Первый мальчишка достал серную спичку, сунул ее меж передних зубов, зажег.
– Он не возьмет! – подал голос, дрожащий от надежды и предвкушения, третий мальчишка.
– Такой-то тощий? – хмыкнул первый. – Возьмет, ставлю мою колоду карт против твоего лошадиного хвоста.
Третий подумал и покачал головой.
Первый широко ухмыльнулся.
– А ты мудр. – И зажег фитиль. – Эй, милый, – позвал он пса. – Хочешь попробовать вкусненького? Держи!
И он бросил кусок печенки. Шипящий фитиль не остановил пса. Он метнулся к печенке, не отрывая единственного глаза от еды, какой не видел уже много дней. И в тот момент, когда пес на лету поймал печенку, петарда, которую мальчишки засунули внутрь, взорвалась. Громыхнуло, вспыхнуло. У пса оторвало нижнюю челюсть. Хлынула кровь. Какое-то мгновение пес стоял, глядя на мальчишек одним глазом, потом рухнул.
– Схватил! – воскликнул первый мальчишка. – Схватил! Нас ждет счастливая Жатва, а?
– Что это вы тут делаете? – раздался женский голос. – А ну кыш отсюда, воронье!
Мальчишки убежали, смеясь, и смех их действительно напоминал карканье ворон.
7
Катберт и Ален остановили лошадей у устья каньона Молнии. Ветер уносил от них «голос» червоточины, но от него все равно гудела голова, дребезжали зубы.
– Как же я ее ненавижу, – процедил Катберт. – Давай поторопимся.
– Да, – согласился с ним Ален.
Они спешились, неуклюжие в полушубках, привязали лошадей к кустам, что росли неподалеку. В обычной ситуации они обошлись бы без этого, но знали, что надсадный вой червоточины лошадям тоже не по нутру. Катберту даже послышалось, что червоточина разговаривает с ним, настойчиво предлагает пройти к ней. Настойчиво и убедительно.
Давай, Берт, отринь все эти глупости: жажду славы, гордость, боязнь смерти, одиночество, которое ты высмеиваешь, потому что, кроме смеха, другого оружия у тебя нет. И эта девушка, забудь про нее. Ты ее любишь, не так ли? Даже если не любишь, все равно хочешь ее. Грустно, конечно, но она любит твоего друга, а не тебя. А вот если ты придешь ко мне, все это сразу перестанет тебя волновать. Так иди. Чего ты ждешь?
– Чего я жду? – пробормотал Катберт.
– Что?
– Я спрашиваю, чего мы ждем? Давай покончим с этим и поскорее уберемся отсюда.
Из седельных сум каждый достал по небольшому мешочку. В них они ссыпали порох из маленьких петард, которые два дня назад привез им Шими. Ален опустился на колени, вытащил нож и, вырывая под ветками канавку, задом пополз по тропе в каньон.
– Надо бы поглубже, – заметил Катберт. – Чтобы порох не выдуло ветром.
Ален бросил на него злобный взгляд:
– Может, выроешь ее сам? Чтобы точно знать, что глубина – как надо?
Это червоточина, подумал Катберт. Она действует и на него.
– Нет, Эл, – ответил он. – Для слепого недоумка у тебя получается даже очень хорошо. Продолжай.
Ален еще какое-то мгновение сверлил его тем же взглядом, потом заулыбался и вернулся к прерванному занятию.
– Ты умрешь молодым, Берт.
– Да, скорее всего. – Катберт тоже опустился на колени и последовал за Аленом, заполняя канавку порохом из мешка, стараясь не обращать внимания на назойливый «голос» червоточины. Нет, порох, пожалуй, не выдует, разве что ураганным ветром. А вот если пойдет дождь, ветки не защитят. Если пойдет дождь…
Не думай об этом, приказал он себе. Это ка.
Канавки по обе стороны тропы они засыпали порохом за десять минут, но обоим казалось, что времени на это у них ушло гораздо больше. И лошади придерживались того же мнения. Они били копытами, на всю длину натянув поводья, прижав уши к голове, выкатив глаза. Катберт и Ален отвязали их, вскочили в седла. Катберту показалось, что его конь дрожит как лист на ветру.
Невдалеке солнечные лучи отражались от металла. Цистерны у Скалы Висельников. Их поставили предельно близко к выпирающей из земли глыбе песчаника, но солнце стояло в зените, и тени от скалы не хватало, чтобы накрыть все цистерны.
