Нэнси Холдер - Антология «Дракула»
Прошло две недели, и они забрали от меня это существо. Возможно, только благодаря этому я окончательно не потеряла рассудок, потому что на руках и на ногах у него начали появляться крошечные коготки, меня успокаивали, что со временем они исчезнут, подобно тому как выпадают молочные зубки у маленьких детей.
Рудольф — он стал невероятно красивым — кормил меня тушеным фаршем, вкус которого не казался мне таким противным, — возможно, я просто не задумывалась тогда об этом. Я начала восстанавливаться после родов, хорошо прибавляла в весе, и, когда я наконец окрепла — и ни днем раньше, он на самом деле был очень заботливым, — Рудольф, крепко сжимая мою руку, рассказал мне обо всем, что я должна была знать.
На самом деле он мечтал лишь о том, чтобы в мире и спокойствии проводить вечность, писать историю своей прославленной семьи, но время от времени он должен был производить на свет потомство, они были полукровками, но в свою очередь сами несли кровь Дракулы, смешиваясь с людьми. И только женщина, которая сумела справиться со своими страхами и провести в этом ужасном доме не менее трех месяцев, удостаивалась чести стать матерью вампира.
Рудольф улыбнулся, обнажив свои острые белые зубы. Как он привлекателен, в который раз подумала я.
— Примите мои поздравления, дорогая. Мы рассматривали много кандидатур, избранных были единицы.
— Что теперь будет со мной? — спросила я.
Он глубоко вздохнул:
— Зачем вы задали мне этот вопрос? Что бы я ни сказал, ответ причинит вам боль. Я должен убить вас, но не смогу этого сделать, я не настолько жесток. Поэтому я собираюсь вас отпустить. Если с вами что-то случится, я буду знать, что сделал все возможное и не причастен к вашей гибели. Прошу вас, последуйте моему совету, уезжайте как можно дальше от дома. Путешествуйте днем, стражи не любят дневной свет: едва попав под прямые солнечные лучи, они начинают жалобно хныкать и прятаться во мраке. Не могу пообещать вам долгой жизни, но в течение длительного периода времени вы сможете успешно избегать стражей. Вы можете рассказать кому-нибудь, что с вами произошло, если, конечно, захотите, вашему разуму станет легче. Никто не поверит вам, но рассказ будут передавать из уст в уста, и, возможно, через какое-то время он превратится в мистическую легенду. Но если кто-то поверит и начнет заниматься расследованием — стражам будет больше работы.
Стражи.
Он всегда произносил это слово по-особенному, как будто оно ему было неприятно, и джентльмен не мог позволить себе обсуждать его значение. Довольно странно, я никогда прежде об этом не задумывалась, но где-то глубоко в подсознании отчетливо знала, какая меня ожидает судьба. Та молоденькая стерва совершенно ясно дала мне это понять.
Пытаясь заглушить тяжелые мысли, я задумалась, кто приготовил этот изумительный вкусный ужин, сервированный на деревянном подносе, и пришла к выводу, что, по всей вероятности, сам Рудольф. Одаренная семья, а по необходимости и домовитая. В конце концов, первый граф превосходно готовил для Джонатана Харкера, а кроме того, прибирал его кровать. Да, как ни странно, он дал мне почитать «Дракулу».
И вот наступило утро прощания, Рудольф поцеловал меня в губы, а я, как всегда, едва не лишилась чувств, ноги плохо держали меня — вы не поверите, как он был прекрасен, обаятелен и молод.
Мой багаж ждал меня в холле, но я сомневалась, что он мне пригодится, только не теперь. Дженис открыла дверь, вызывающе усмехаясь, но я не стала обращать на нее внимание. Должна признаться, я бы чувствовала себя намного счастливее, покидая этот дом, если бы перед отъездом получила возможность остаться с ней наедине всего на час, зная, какими обязательствами она связана.
— До свидания, — прошептал Рудольф. — В вашей сумочке достаточно денег. Больше, чем вам когда-либо понадобится.
Такси уже подъехало, и кто-то — думаю, Рудольф — вынес багаж и поставил его у моих ног. И вновь я впала в забытье и ничего не могла вспомнить, пока такси не остановилось около одного сомнительного вида отеля. Водитель бросил через плечо:
— «Империал», мадам. Мне было сказано доставить вас сюда.
Должно быть, я потеряла сознание или произошел скачок во времени, вперед на несколько часов, поскольку я совершенно ничего не помнила до того, как открыла глаза и поняла, что лежу на широкой двуспальной кровати, бесцельно рассматривая потрескавшийся потолок.
Хотите услышать действительно странное и необъяснимое? Я тосковала по ужасному старому дому, по Рудольфу и даже по этой стерве Дженис. Думаю, я бы провела дня три в полном спокойствии, наслаждаясь едой и сном, а возможно, осталась бы в этом отеле до тех пор, пока не кончились бы все мои деньги, если бы не увидела из окнаих.
Должно быть, недавно начало смеркаться, улицы были залиты серебристо-золотым светом фонарей, из окна своей комнаты я прекрасно видела черную машину, припаркованную напротив на другой стороне, и три-четыре темные фигуры, облокотившись на нее, пристально смотрели на мои окна. Одетые полностью в черное, с вытянутыми собачьими лицами: сильно выступающий вперед рот, черные губы, приплюснутые носы, остроконечные уши и блестящие красные глаза. Я едва смогла выдохнуть:
— Стражи!
Я забыла про них.
Я села у окна и наблюдала за ними всю ночь. Насколько я заметила, ни один из них не пошевелился, пока первые лучи солнца не осветили серые крыши домов. Тогда все они сели в машину и уехали.
Через десять минут я покинула отель и с тех пор постоянно передвигаюсь. Но стражи действительно не теряют меня из виду, они не оставляют меня и, скорее всего, даже сейчас находятся где-нибудь поблизости. Несколько раз я их замечала, но они предпочитают держаться на расстоянии — видимо, мой час еще не пробил. Когда я уеду отсюда, сэр, прошу вас, ради вашей безопасности, подождите немного, прежде чем последовать за мной. Нельзя допустить, чтобы они заметили ваш интерес ко мне. Возможно, вам ничего не грозит, поскольку Рудольф разрешил мне рассказать кому-нибудь эту историю, но лучше не рисковать.
Что ж, мне пора идти. Спасибо вам за то, что так внимательно выслушали меня… и заказали этот опьяняющий напиток, мне стало намного легче и спокойнее. Время еще не наступило, вы пока можете выйти, смешавшись с толпой. Сегодня прекрасная ночь… полнолуние… «волчья луна» — так иногда ее называют. Удачи, сэр… удачи…
ГРЭМ МАСТЕРТОН
Асфальт
Грэм Мастертон работал корреспондентом и редактором журналов «Mayfair» и «Penthouse». В 1976 году романом «Маниту» («Maniou», экранизирован в 1978-м) он начал карьеру профессионального беллетриста. С тех пор он написал свыше тридцати романов в жанре ужасов, десятки повестей и рассказов.
И вампиру не остановить триумфальное шествие прогресса…
Он спал и видел…
Кровопролитие. Перед ним проносились сцены баталий. Мечи дребезжали, как треснутые церковные колокола, глухие стоны бойцов, от которых волосы вставали дыбом, — все вплеталось в общий грохот. Он вновь видел, как заостренные колья вгоняли в дрожащие тела мужчин, те рыдали, а их поднимали, насаживая глубже и глубже, и они кричали, бились, сплетали руки. Он видел себя, стоящего там и с усмешкой вглядывающегося им в глаза.
Потом ему приснилась собственная смерть — будто филин моргнул глазом — и воскрешение. Смятение, непонимание, чем он стал и чем с тех пор был. Он видел опять себя, бредущего сквозь лес, входящего в деревню, и потоки ливня… Женщин, которых он желал, кровь, которую испробовал, волков, поднимающих морды к темным вершинам Карпат…
Дни и ночи мелькали, как страницы книги. Солнце, дождь, тучи, бури, поцелуи, губы, жаркие от страсти, красные струи между прекрасных грудей. Ему снился Брайтон ярким полднем, Варшава в тумане, бедра женщин, дурманящая тяжесть их духов. Кареты, вагоны, поезда, аэропланы. Разговоры, споры. Телеграммы. Телефонограммы. Телефонные звонки.
Картины прошлого мелькали и мелькали у него перед глазами, как нескончаемая вечность. Бывало, он садился писать письма близким друзьям и только на середине вспоминал, что их нет в живых уже два века. Тогда он валился на стол в пароксизме горя, стиснувшем горло. Он перестал писать, а когда письма слали ему, что случалось крайне редко, не раскрывал их.
Но солнце всходило все так же и заходило, не утомляясь. И почти каждый вечер он толкал изнутри крышку гроба, поднимался со своего ложа, вставал из земли, походившей уже скорее на пыль, и питался, кем придется.
Одним октябрьским днем он вышел из погреба и увидел, что дом пуст. Вся мебель исчезла. Шифоньер с крючками для шляп и зеркалами, китайская пирамида для зонтиков, даже ковры — пропали. Он прошелся по голым половицам в своих черных лакированных туфлях, в недоумении глядя по сторонам. Со стен сняли картины: виды Сибиу и Сомешул-Мика, портрет Люси в белом-белом платье и с белым-белым лицом.
