"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Парфенов Михаил Юрьевич
А потом в село явился кумельган.
ХР-Р-РЯ!
Пришла к бабке Купаве делегация из стариков местных. Давай все выть, причитать, шапками оземь бить. Говорят, мол, лошадей кто-то изводит, мучает и кусает, гриву рвет – тогда, до войны, в Старом Задорье много лошадей держали, табун целый в двести голов. А они, сказывал местный староста, после того чужака людей к себе не подпускают, дерганые становятся, а еще жеребята родятся уродливые да чахлые, дохнут на третий день. Попа с Огородников вызвали, он молитву читал и кадилом махал, так посля того еще хуже стало, раздухарилось чудище пришлое.
Купава сразу смекнула, что к чему, да ответила селянам – это ваших лошадок, говорит, нечистый портит! Кумельган его зовут, а берется он вот откуль: ежели скотоблудец какой помер, так он опосля кумельганом нарождается из Нави. Наказание ему такое за грех и беспутство при жизни. А может, и не наказание вовсе, а радость одна…
Вспомнили тут же селяне скотоблудца того – Сенька-дурачок, ловили его не раз, когда к скоту приставал со штанами спущенными. Помер недавно, так его и отпевать по-божески никто не стал, ирода срамного. Кому он сдался? Похоронили, да и ладно, и черт с ним. Знатуха покивала, все верно – его рук дело. И черт с ним, правильно сказали.
– Разберусь я! Соли мне принесите, хлеба, молока, еще гостинцев яких от души. А зараз идите ужо, идите!
Выпроводила селян насилу, а сама села травки свои перебирать, заговоры шептать под нос. Дема спросил – баб Купава, когда пойдем кумельгана этого воевать? Она только отмахнулась. Спи, говорит, я сама разберусь, без сопливых.
КХР-РЯСЬ!
Как полночь наступила, на улицу выскользнула тонкая женская фигурка. Не в тулупе на босу грудь, как обычно, а в одежде. Дема полежал немного, а сна ни в одном глазу. Чертыхнувшись, поднялся и начал одеваться. Нет уж, к кумельгану он ее одну не пустит. Бабку Купаву, может, и отпустил бы, но не ту синеглазую, что по ночам тут шастает. Пошарил по хате, чего бы из оружия взять. Нашлась только соль, железяки всякие – железо вещь сильная, он уже знал. Рассовал все по карманам, ремень вытащил из штанов и намотал на кулак, чтоб пряжкой вдарить, коли понадобится, по лбу побольней. Да и пошел за Купавой в лес.
А в лесу сумрачно было, слякотно немного. Осень уже почалась. Зато на слякоти отпечатки сапог четко видны, следить – одно удовольствие. Дема, сколько себя помнил, любил по лесам блуждать, поэтому шел как по проспекту городскому. Тут трава примята, там кустик погнут, а вот и след «бабкин» виден. Так и прошел он километра три за речку, через мост, пока не услышал женский вскрик спереди. А спереди болото, топкое такое, широкое. Тут еще, говорят, гыргалица бродит – баба лесная. Дема уж подумал, великанша Купаву и схватила. Надо выручать! Он бросился вперед, а там…
КХ-КХ-ГХ-ХРУМ!
– А что далей-то было, дядька Дема… Демьян? – воскликнул сидевший с распахнутым ртом Максимка – так захватила его эта история. Где-то за печкой зашебаршился суседка, недовольный тем, что интересная сказка оборвалась на полуслове. Дождь за окном набирал силу, бился в стекла мокрыми порывами ветра.
– Да погодите вы, ща расскажу, – хохотнул зна́ток. – Сказка тольки начата! Покажь значалу, шо ты там выстрогал.
Ученик отдал ему получившуюся рогатку – несуразную, с торчащими в стороны обкусышами. Демьян вздохнул и забрал у него нож, взялся сам обстругивать деревянные заусеницы – медленно и равномерно, крепко сжимая рукоять в жилистых руках. На пол падала ровная белая стружка.
– Эх, молодежь… Меня бы батя за такую рогатку… Хотя не дай бог никому такого батю. – Демьян почему-то покосился на стоящую в углу клюку. – Ладно, гляди. Вот тут и тут ровнее строгать треба, шоб потом заноз не было, зразумел?
Максимка кивнул, преданно глядя на учителя. Ему не терпелось услышать продолжение.
– А не хочешь спросить, зачем я купол начищал?
На столе лежал кусок купола – отполированная до блеска пластина меди, сияющая золотыми отблесками в свете электрической лампочки. Демьян отшлифовал ее до такой степени, что теперь в ней можно было увидеть свое отражение.
Максимка честно помотал головой – не, мол, неинтересно. Зна́ток вздохнул.
– Эх, дурань малолетний… А гэта ж купол церковный! Святая вещь! Он в небо смотрел, анделов крылатых отражал; потому и сила в нем особая, божья. Такая вещь любую тварь, хошь Навью, хошь пекельную, ежели не убьет, так покорчит знатно. Вот оно, мое оружие супротив нечисти, и есть. Тольки работает всего раз. Зразумел?
– Ага, дядька. Дык что там дальше-то?
– Погодь. Яшчэ вопрос есть, важный. Шоб твое оружие силу имело, ты должен сам в него верить. Скажи-ка мне, только честно, не кривя душой – во что ты веришь, Максимка?
Ученик крепко задумался. А во что он верит, и впрямь? Вопрос с подковыркой, он это понимал – нельзя сказать, мол, я верю в то, что трава зеленая, или в то, что в немецком всякое существительное с заглавной буквы пишется – хоть стол, хоть стул, хоть дворняга блохастая. Или в то, что у чекиста Жигалова морда – краше в гроб кладут. Но надо было что-то более важное сказать, значимое.
– В диалектический материализм? – вякнул он, понимая, что городит чепуху, но Демьян в ответ широко улыбнулся.
– Молодец, брат, уловил идею! Так шо, веришь в материализьм гэты?
– Да честно, дядька, я даж не ведаю, шо гэта…
– Но вам в школе такое говорили, да? О том, что Бога нет, вам на уроках говорят, гэта я слыхал. Атеизм – тоже вера, тольки там заместо Бога коммунисты Маркса и Энгельса посадили. Антивера, так сказать. А яшчэ чаго табе там казали, в школе вашей? Ну давай, вспоминай. Что ты любишь, чем горишь всем сердцем? Вот шо тебе нравится, думай! В чем уверен?
Под градом вопросов у Максимки в голове носились и сталкивались сотни противоречивых мыслей – он уже и думать забыл про историю бабки Купавы и мальчика Демы. Во что он верит? В чем уверен? Что имеет реальное значение? Что важно?
– Гагарин… – пискнул он под внимательным и тяжелым взглядом знатка.
– Что Гагарин?
– Гагарин в космос летал… Я знаю. У меня дома журналы есть. И плакат.
– И про мериканцев на Луне ты спрашивал… – пробормотал Демьян. – И про Спутник казал. Мож, и сойдет такая байда… Коли ты веришь, конечно.
Почесывая в раздумьях бороду, он ушел в прихожую и вернулся с тяжелым ящиком – Максимка знал, что там у него лежит старая ружейная дробь. Ружья нема, а дроби полный ящик.
– А дробь на кой нужна?
– Есть одна мыслишка… Зараз зробим кое-шо, буде табе такое оружие, што все черти по лавкам разбегутся. Глядишь, получшей моего купола даже. А ты давай пока слухай историю дальше.
Он сел напротив ученика и приготовился рассказывать. За печкой шевельнулся суседко, показал на секунду круглый влажный бок: ему, видать, тоже было интересно.
– Пришел, значит, Дема в болото, а там…
ХР-РЯМС!
…а там девка визжит, отползая от нависшей над ней огромной фигуры. Дема поначалу подумал – лошадь на задние копыта стала да ходит! Ну натуральная коняшка, ток прямоходящая, як человек. Это и есть, значит, кумельган?
Самого Дему было не видать – он стоял за спиной у кумельгана, и тот его не замечал, а девке не до того было: она отползала назад, елозя по дерну оголившимися ляжками. Одежда на ней была вся разорвана, торчал сосок из прорехи в мужской рубахе. «Красивая, зараза!» – подметил про себя Дема, подходя к кумельгану и разматывая ремень на кулаке. Тут бить смысла нет, вон какой здоровый. Надо по-другому такую гниду воевать.
КХР-РЕ!
Кумельган гулко захохотал, будто разом лошадь ржет и человек смеется. Меж крепкими ногами торчал толстенный, надутый кровью уд, с конца капало на землю. Круп у кумельгана весь лоснился от вонючей пены – воняло от него, как от помойной ямы. Дема тихо, стараясь не наступить на ветку, подкрадывался сзади.
