Александр Светин - Anamnesis morbi. (История болезни)
— Ясно! — нестройным хором ответили соратники.
— Повторить! — потребовал я.
— Это не мой страх! — убедительно проорали два рта.
— Верю! — одобрил я и занял свое место во главе маленькой колонны. — Приготовились: на счет «три» стартуем! Раз! Два! Три!
Мы рванули вперед. Шесть ног ритмично затопали по каменному полу, вспугнув шарахнувшееся по коридору эхо. И тут же накатил страх.
Не страх, нет! То, что я испытывал сейчас, просто страхом назвать было нельзя. Даже ужасом — и то с натяжкой. Кто-то большой и недобрый будто бы бежал рядом, с размаху колотя тяжелой ледяной дубиной по моему темени, выбивая из сознания остатки здравого смысла вместе с дурацкой мантрой: «Это не мой страх!»
— Это не мой страх!!! — проорал я в голос, сопротивляясь.
— Это не мой страх!!! — дрожащим эхом откликнулись сзади соратники.
Показалось мне, или на самом деле стало чуть легче?
— Это не мой страх!!! — еще громче выкрикнул я. Определенно, пока я орал, ужас немного отступил.
— Это не мой страх!!! — исправно повторили Кларочка с Петровичем.
От их крика тоже на несколько мгновений полегчало. И тут меня осенило: вибрации! Наши внутренние вибрации, образующиеся при крике, гасят инфразвуковые! Или, по крайней мере, их ослабляют! Как это в физике-то называется: интерференция, кажется? А, неважно!
— Клара, Петрович! Песню запе-вай! Неважно какую, главное — громко! Во все горло чтоб! — скомандовал я, продираясь сквозь упругие волны ужаса.
Петрович, не задавая лишних вопросов, среагировал первым:
— По полю танки грохотали, солдаты шли в последний бой!!!
— А молодого командира несли с пробитой головой!!! — грянули мы с Кларочкой.
Эхо, окончательно спятив, грохотало теперь отовсюду. И это было нам на руку: страх стал заметно слабее. По крайней мере, ноги перестали быть ватными и не норовили больше предательски подогнуться при каждом шаге.
— По танку вдарила болванка:
Прощай, родимый экипаж!
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж!!! — дружно орали мы строевую песню нашего славного отделения. И страх — отступал!
Наверное, никогда эти древние стены не видели и не слышали ничего подобного! Мы рысью неслись по вибрирующему коридору, оглашая его бодрыми воплями, которые искренне считали пением. А впереди уже угадывался конец бронзового туннеля. Там была развилка. Последняя, сотая!
— В углу старушка зарыдает,
Тайком смахнет слезу отец,
И молодая не узнает,
Какой у парня был конец!!! — на последнем слове мы влетели в небольшую подземную комнату и без сил растянулись на полу.
Прорвались!
Глава 9
10 августа, 18.08,
о. Крит, Лабиринт
Направо. Я обвел последний квадратик и, аккуратно сложив салфетку, спрятал ее в нагрудный карман. Пригодится еще для обратной дороги.
Теперь я был почти полностью уверен, что мы идем правильно. Иначе зачем нужны были бы все эти сложности: газовая «пробка», инфразвуковой барьер… Хотелось верить, что на последнем отрезке нашего пути к жезлу Лабиринт не приготовил каких-нибудь особенных гадостей. Хотелось — но не верилось. По всем законам жанра именно сейчас нас должно было бы подстерегать что-то ужасное.
Отгоняя прочь ненужные мысли, я повернул направо и вышел в очередной коридор. Последний.
— Петрович, Клара, оружие — к бою! — на всякий случай скомандовал, я и перещелкнул предохранитель своего «калаша» в положение «стрельба очередями». Береженого Бог бережет…
Без лишних вопросов коллеги ощетинились стволами. Медленно, присматриваясь к каждой тени, мы двинулись вперед.
Этот коридор ничем особенным не отличался. Такие же стены, сложенные из грубо отесанных каменных блоков, все тот же гладкий, словно отшлифованный, пол. Пока — никаких неожиданностей.
Вот только прямизной туннель не отличался: словно гигантская змея, он изгибался в разные стороны, петлял, уходил то вниз, то вверх. И за каждым поворотом нас могло поджидать все что угодно. Могло, но не поджидало.
Зато за очередным изгибом коридор просто кончился. Совсем. В полном недоумении мы стояли перед глухой каменной стеной, в которую уперся туннель. Дальше хода не было.
— Приехали! — констатировал Петрович и в сердцах пнул каменную кладку. Как и следовало ожидать, ничего не произошло.
Я поднес факел поближе, рассматривая стену. И увидел то, что не сразу бросалось в глаза: ровно посередине по ней проходила тонкая вертикальная щель.
— Это не просто стена! Это — дверь. А вернее — ворота! — воскликнул я, демонстрируя находку спутникам.
Они подошли и принялись сосредоточенно изучать стену.
— Ну да, очень похоже! А что толку? Нам ее все равно не открыть… тут тонна динамита нужна. Или какое другое стенобитное орудие! — скептически пробурчал Петрович, водя пальцем по щели.
— Да погоди ты с динамитом! Должен же быть какой-то способ ее открыть, — досадливо отмахнулся я, выискивая хоть что-нибудь напоминающее замок.
Тщетно: кроме наличия щели, стена ничем больше не отличалась от таких же стен коридора.
— Паша! — тихо позвала меня Кларочка. Она отошла в сторонку и что-то рассматривала там. — Кажется, я нашла!
Мы с Петровичем бросились к ней. Девушка посторонилась, подняв повыше факел и открывая нам свою находку.
В одном из каменных блоков боковой стены коридора была высечена… ладонь. Самая настоящая пятерня с растопыренными пальцами. Причем вырезанная в твердом камне столь искусно, что просматривалась каждая ее складка. А над ладонью красовался символ, до боли нам всем знакомый: жезл, обвитый змеей.
— Жезл Асклепия! — прошептал я. — Он все-таки здесь. За стеной.
Кларочка, будто загипнотизированная, поднесла свою ладошку к каменной руке…
— Стой, не надо! — вспомнив странную реакцию печати на прикосновение девушки, я рванулся было помешать. Но не успел.
Ее рука легла в каменное углубление. Пальцы в пальцы. И ничего не случилось. Постояв так с минуту, Кларочка отняла ладонь и виновато посмотрела на нас:
— Не получилось… Наверное, нужно еще что-то сделать.
— Дай-ка я попробую! — бесцеремонно отстранив девушку, Петрович сунул в каменную ладонь свою лапищу. Никакой реакции.
— Наверное, ключ какой-то ну… — и умолк на полуслове.
Со скрежетом стена, перекрывающая коридор, начала раздвигаться. Вертикальная щель, тонкая и почти незаметная поначалу, неохотно, медленно становилась все шире. Будто распираемая изнутри кромешной тьмой, царящей по другую сторону каменных дверей.
Стряхнув оцепенение, мы на всякий случай отошли на несколько шагов, взяв на мушку открывающийся черный проем. Но оттуда никто не выходил.
— Палыч, как думаешь, почему Кларке не открылось, а у меня — сработало? — напряженным шепотом поинтересовался Ванька, не отрывая взгляда от разъезжающихся стен.
А я вдруг вспомнил слова покойного Антониди. И объяснил:
— Ты врач, Петрович! А значит — жрец Асклепия. Как и положено, святилище открывается лишь посвященным. Вот и тебе открылось.
10 августа, 18.42, о. Крит, Лабиринт
Плечом к плечу, стараясь держаться как можно ближе друг к другу, мы вошли в открывшиеся двери. И они тут же, как только мы пересекли условный порог, с грохотом начали сдвигаться.
— Палыч, надо назад! Это западня! — запаниковал Петрович, порываясь рвануть обратно.
Я поймал его за рюкзак.
— Спокойно! Это не западня. Вот, смотри! — и осветил факелом знакомую уже каменную ладонь, расположившуюся теперь с внутренней стороны ворот. — Когда захотим выйти, ты просто приложишь свою руку. Или я свою, неважно.
— А вдруг не сработает? — опасливо протянул Ванька.
Вместо ответа я отпустил его, сделал шаг и сунул свою ладонь в прохладную каменную пятерню. Грохот сдвигающихся створок на мгновение стих, а потом возобновился снова. Ворота опять раскрывались.
— Видел? Все работает.
— Круто! — восхитился Петрович, наблюдая, как каменные двери разошлись до предела, остановились на секунду и вновь поехали навстречу друг другу. Будто гигантский лифт заело.
Подземная комната, в которой мы оказались, была размерами с приличный спортзал. Только потолок выше раза в три-четыре. По крайней мере, света трех факелов не хватало на то, чтобы осветить его. На первый взгляд подземелье было пустым.
Все так же, держась плотной группой, мы осторожно пошли вперед. Туда, где в темноте угадывалось какое-то строение. Подобравшись к нему на несколько шагов, мы замерли…
— Он! — прошептал Петрович.
— Жезл Асклепия! — тоже шепотом подтвердил я.
Перед нами возвышался кубический каменный постамент высотой в человеческий рост. На вершину его вели семь ступеней. А в самом центре этого своеобразного пьедестала стоял предмет, ради которого, собственно, мы и ввязались в эту странную и страшную авантюру.
