"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Парфенов Михаил Юрьевич

Майор повесил трубку и посидел немного, поглаживая усы, скрывавшие уродство – неудачно прооперированная рассеченная губа. И фриц постарался на славу, хоть бы пулей или снарядом, а то – саперкой, сам теперь ходячий анекдот. Усы на службе носить можно, а вот бороду никак, так что второй шрам от симпатичных учительниц не скроешь.

«А жаль», – мысленно посетовал Жигалов.

Майору предоставили маленький угол в бараке – хоть и комната мала, зато в одиночестве, вход отдельный, да и все удобства имеются. За стенкой выл соседский ребенок, на улице мычала корова, жрущая редиску с чужого огорода. Гуси гогочут, собаки лают. Майора вновь посетила навязчивая мысль, что его сюда спровадили с глаз долой, подальше от начальства. Ну и черт с ними, он отпуск давно не брал, а тут деревня – загляденье, как на картинах Репина.

Он достал из чемодана штатскую одежду, снял и аккуратно повесил форму, туда же – кобуру с табельным ПМ. Фуражку с васильковым околышем положил на печку. Надел брюки, рубашку, коричневый клетчатый пиджак. На лацкан прицепил орден Красной Звезды, который в пехоте ласково звали Красной Звездочкой. Вот и все, можно и на свадьбу. Он почему-то надеялся увидеть там Анну Демидовну – больно в душу запали ее синие глаза.

На спортплощадке возле школы поставили несколько столов буквой П, обильно уставленных соленьями, вареньями и, конечно же, пузатыми бутылями с горилкой. С соседних домов шли люди с домашним квасом, караваями, креплеными настойками. Жигалову подмигнул сидящий на пеньке безногий дед с баяном в руках – седой как лунь и вдобавок одноглазый.

– Папироски не будет, сынку?

– Держи, отец, – Жигалов дал сигареты со спичками. – Где ж тебя так потрепало?

– На Белорусском фронте, где ж яшчэ. Осколками. А тебе? – Дед указал на шрам.

– Меня подальше, под Берлином. И смех и грех – саперной лопаткой, прям по всей фотокарточке.

Дед протянул крепкую ладонь.

– Знакомы будем, вояка. Афанасий Яковлевич, Землянин я. Не с планеты Земля, а фамилие такое – Землянин.

– Элем Глебович, Жигалов. Веселый ты старик, однако.

– А то! Ща рюмашку опрокину и забауляцца буду – заслухаешься, усе деуки в пляс пойдуть! – Землянин рванул баян, тот траурно вздохнул – «тря-я-ям». – А ты откуль будешь?

– Да я так, отца невесты знакомый, – покривил душой майор. – А что, Афанасий Яковлевич, молодожены-то где?

– Дык с райцентру едуть, у нас-то расписаться негде – токо тама. Ща приедуть, и – эх! – гульнем, яквстарь!

У школьного крыльца Жигалов приметил Анну Демидовну – яркую, стройную, заметную в своем изящном платье цвета молодой листвы. Она о чем-то перешептывалась с бородатым мужиком в белорусской лянке и пиджаке. Тот опирался на трость, но как-то неестественно, так, что большая часть веса все равно приходилась на ноги, будто и не хромой он вовсе, а прикидывается. На лацкане мужика висела медалька «За отвагу»; сам он был рослый, крутоплечий, но сутулился, что твой горбун. И борода клоками – как у лешего, будто нарочно растрепана.

«Ба! Да это ж и есть знахарь!» – понял Жигалов. А у училки, видать, совесть взыграла – догадалась, что сдала сегодня Климова, прискакала с повинной. Или советуются о чем-то? Неужто и впрямь пособники? Вон у Климова какой вид озадаченный. Майор решительно направился к парочке.

– Здравия желаю, Анна Демидовна. Вижу, не рады меня снова видеть. Но придется, работа у меня такая, – хохотнул Жигалов, обращаясь к учительнице, но разглядывая ее собеседника. – Познакомите с товарищем?

– Здравствуйте… Да, Демьян, познакомься, это Элем Глебович.

– Демьян Рыгорыч, – коротко представился зна́ток, не менее пристально оценивая Жигалова. Глаза его не понравились майору – хваткие, внимательные, но постоянно ускользающие. – Имя-то какое… Вы к нам по службе, Элем Глебович, али как?

Жигалов покрепче сжал ладонь знахаря, норовя покатать костяшки, но тот не давался – надо ж, лапа что тиски железные, хоть и четырехпалая, как подметил майор. Несколько секунд они мяли друг другу руки, а потом одновременно отпустили. Анна Демидовна едва заметно закатила глаза, вздохнула.

– А от вас ничего не спрячешь, да? Так точно, майор госбезопасности Жигалов, – выложил он все карты на стол. – По делу к вам, в Задорье. По вашу, кстати, душу, Демьян Рыгорыч, тоже…

Но тут со всех сторон раздались крики – «Едут, молодожены едут!» – и все поглотила радостная какофония; разговор пришлось прервать. Звенели колокольца, бешено ревел клаксон, тарахтели моторы. На школьный двор вынырнула полуторка поселкового почтальона с развевающимися позади кабины разноцветными лентами, следом новенький ЗАЗ-966, а уже за ними – мотоцикл с самодельной люлькой. Там, в уже порядком запыленном белом платье, визжала радостно невеста – свисала по пояс, показывая всем тонкую полоску золота на пальце, а жених едва-едва удерживал новоиспеченную супругу, чтобы та не выпала под колеса. В самом конце свадебного поезда плелись запряженные в украшенные телеги клячи. Гости в телегах кричали, колотили в бубны, звенели снятыми с велосипедов звонками; шум стоял – аж уши закладывало.

Из люльки выпрыгнул жених, здоровенный белобрысый паренек в нарядном костюме. Потом без видимых усилий вытащил из люльки невесту, подбросил на руках – та расхохоталась; у самой волосы – как солома, и смех звонкий, как ручеек или колокольчик. Красотка!

Тут же и дед Афанасий растянул баян и удивил майора неожиданно молодым звонким голосом:

– Про партизан песня, – с грустной улыбкой сказала Анна Демидовна.

– А по мне – так про любовь, – отозвался знахарь, подмигнул.

«Ну точно пособница. Жаль», – подумал Жигалов.

Из «запорожца» выбрался весь блестящий от пота Макар Саныч. Майор уже знал, что служебный автомобиль достался Санычу от Кравчука, того, что теперь стены в психушке калом мажет. Следовательно, что? Следовательно, у Петренко может быть свой интерес в происходящем – вон какой карьерист, аж пить бросил.

– Ну-кась, кольца покажь! – крикнул Петренко, и невеста с улыбкой продемонстрировала кольцо, а жених чего-то засмущался. – Ну все, зараз точно – обручилися! Ты, Валентин, дочу мою береги, зразумел? – Макар Саныч так хлопнул жениха по спине, что тот, здоровенный бугай, пошатнулся.

– Разумею я, батька…

– Медовухи пожалте, – сунулась сбоку грузная некрасивая тетка – жена Макара Саныча, Людмила. Молодые пригубили медовухи, остаток выплеснули за плечо; поднесенный каравай оба поцеловали. От фотографического взгляда Жигалова не ускользнуло рассеянное состояние жениха – пару стопок уже замахнул, что ль, на радостях? Двигается как сомнамбула, под ноги пялится…

Подошел и Демьян, поздравил молодых, пожал руку жениху, кивнул невесте. Шепнул что-то председателю, тот порозовел от удивления:

– Шо, правда? Можно?

– Пей, – сказал Демьян, – но тольки до завтра.

«Ого, да у них все серьезно – борьба с алкоголизмом!»

Молодожены, взявшись за руки, под выкрики и поздравления исполнили обряд: прошли вокруг стола по часовой стрелке и сели рядышком на скамью. Перед ними стояла одинаковая посуда и столовые приборы, два фужера красного цвета. Две горящие (так рано?) свечи. И зачем-то яичница в сковородке; Жигалов спросил у тетки рядом, на кой ляд, та пояснила – традиция, мол, надо им одной ложкой все яйца съесть. На крепкий и счастливый брак.