Бри Деспейн - Темная богиня

— Попробуй ты, — сказал папа.

Я опять пролила чай.

— Что — я?

— Ты могла бы спеть вместо Мэри-Энн, — папа оживился, на его лице появилась широкая улыбка. — У тебя прекрасный голос.

— Я уже лет сто не практиковалась! Буду квакать, как жаба.

— Для нас это было бы спасением, — отец ласково накрыл мою руку своей ладонью. — К тому же тебе самой не помешает душевный подъем.

Я уставилась в свою кружку. Терпеть не могу, когда папа вот этак читает мои мысли, будто пасторский сан наделил его сверхъестественными способностями.

— Хочешь, я буду тебе подпевать? — послышался сзади голос Черити. Она вошла с улицы, держа в руках целую охапку библиотечных книг. — Получится дуэт.

Черити с надеждой улыбнулась мне. Она любила петь, когда думала, что поблизости никого нет, но я знала, что ей не вытянуть целый псалом в людной церкви.

— Отличная мысль, давай так и сделаем, — сказала я.

Папа захлопал в ладоши.

— Черити никогда не подведет! — воскликнул он и прижал к себе нас обеих.

Воскресное утро.

Мне пришлось сидеть рядом с Доном Муни на скамье за алтарем, которую поставили для хористов. Черити уселась по другую руку от меня, нервно комкая программку. Дон проревел «Господь мой — крепость моя!» на добрых две октавы ниже, чем хор. Он пел так самозабвенно и так фальшивил, что я впервые ощутила к нему зачатки симпатии.

— До чего ж окна жалко, — прохрипел Дон мне на ухо, пока директор Конвей зачитывал свое традиционное приветствие. Дон глядел на застекленный проем над балконом, где толпились прихожане. Прежде там красовался витраж с изображением Христа, стучащегося в двери.

Чуть больше трех лет назад, когда пожар уничтожил балкон почти целиком, но не тронул витраж, все сочли это чудом, однако вскоре отец огорчил нас известием, что в ходе ремонта окна разбились вдребезги из-за неуклюже приставленной лестницы. Нашего скромного бюджета не хватило бы на реставрацию витражных стекол, изготовленных больше ста пятидесяти лет назад.

— Только об одном мечтаю — залезть бы в машину времени, вернуться назад и потушить огонь, — привстав, сипел Дон. — Тогда б они и нынче были целы.

Директор Конвей бросил на нас выразительный взгляд: шепот Дона напоминал скорее раскатистый рык. Я прижала палец к губам, Дон покраснел и плюхнулся обратно на скамью.

— Как я уже сказал, — продолжил директор, — Академия Святой Троицы предлагает надежду и помощь подросткам из всех слоев общества. В наших силах указать дорогу к успеху и тем, кому меньше повезло в жизни. Поэтому я прошу всех и каждого ответить себе на следующий вопрос: что вы можете сделать и сколько можете дать, чтобы даровать милость и спасение хотя бы одной-единственной душе?

Прижав к губам носовой платок, директор сел на свое место рядом с отцом.

Зазвучал орган. Я задумалась над тем, как спасение души зависит от образования в Академии Святой Троицы.

Дернув меня за рукав, Черити пискнула:

— Наша очередь!

Мы взобрались на подиум. Несмотря на то что вчера мы репетировали три часа кряду, я почувствовала, как потеют мои ладони. Я окинула взглядом публику. Мама, Джуд и Джеймс улыбались нам с первого ряда. Пит Брэдшоу опоздал к началу концерта, но теперь сидел на несколько рядов дальше рядом со своей матерью. Он одобрительно показал мне большой палец. Я уставилась на окно, где прежде был витраж, и не сводила с него глаз, пока мы пели, представляя себе, что Христос по-прежнему там, на своем месте, перед старой дощатой дверью. «Просите, и дано будет вам; стучите, и отворят вам», — сказал однажды мой отец Дону Муни, и великан расплакался. Я вспомнила, как застала Дэниела в часовне вскоре после нашей первой встречи с Доном. Глядя на витраж, он задал тот же вопрос, с которым я обратилась к папе несколько дней назад — почему отец простил Дона, хоть тот и ранил его.

— Разве не лучше было всем рассказать об этом или позвонить в полицию?

Я неуверенно повторила слова отца, но получилось у меня совсем неубедительно:

— Папа говорит, надо всех прощать, неважно, что они натворили. Даже если они очень сильно тебя обидели. Он считает, что люди творят зло от отчаяния.

Поморщившись, Дэниел вытер нос рукавом. Я думала, он вот-вот заплачет, но вместо этого он ткнул меня в плечо.

— Вашу семейку не поймешь.

Сунув руки в карманы, он поковылял к выходу. Кажется, нога у него уже не так болела — по крайней мере, несколько часов назад, когда мы зашли за ним, Дэниел едва ходил. По его словам, накануне он сорвался с орехового дерева, но я знала, что это ложь: весь прошлый день я помогала маме сажать петунии в саду и знала: Дэниел не выходил из дома.

Я так хотела, чтобы он попросил о помощи.

Мой голос дрогнул, когда мы пели «Благослови, напутствуй и спаси их». Внезапная мысль осенила меня, будто взмах кисти расцветил пустой холст. Что, если Дэниел просил меня вчера о помощи — пусть по-своему, окольным путем? Меня, и никого иного!

Допев псалом, я села на свое место, полная решимости. Ничто не заставило бы меня отступиться теперь, когда я знала, что нужно делать.

Понедельник, перед уроками.

— Прости, Грейс, но я тут бессилен, — мистер Барлоу огладил усы.

Я ушам своим не верила. Упрямство Барлоу ставило под угрозу весь мой план! Ведь чтобы помочь Дэниелу вновь обрести нормальную жизнь, сперва надо вернуть его в школу, а там уж я придумаю, как помирить их с Джудом.

— Все зависит от вас, мистер Барлоу. Дэниелу нужен этот курс.

— Что ему нужно, так это побольше уважения к старшим! — Барлоу принялся раздраженно перекладывать бумаги на своем столе. — Такие, как он, думают, что могут запросто являться в класс и бить баклуши! Здесь не подготовительные уроки, а курс для особо одаренных!

— Конечно, сэр. Все это понимают. Я считаю честью допуск к вашим занятиям…

— Вот именно! Поэтому твоему другу здесь не место. Тут учатся серьезные художники. Кстати говоря… — Барлоу достал из ящика стола альбомный лист. — Я хотел бы обсудить твою последнюю работу. — Он положил рисунок перед собой. Это был мой поспешный набросок плюшевого мишки.

Я опустилась на стул. Называется, поборолась за будущее Дэниела. Теперь самой бы не вылететь из класса.

— Должен сказать, я весьма расстроился, увидев это, — кивнул Барлоу в сторону эскиза. — Но потом понял, что ты имела в виду. Блестящая идея!

Я выпрямилась от неожиданности.

— Простите?

— Поправь меня, если я ошибаюсь, — не хотелось бы впасть в заблуждение. Я попросил вас изобразить предмет, который сильнее всего напоминает вам о детстве, но ты нашла неожиданный подход к заданию! Это просто-напросто иллюстрация твоего таланта и умения в детстве. Я в восторге от твоего художественного замысла.

Я машинально кивнула и тут же на миг задумалась, не попаду ли за это в ад.

— Надо было рассматривать обе работы сразу. Я уже хотел поставить тебе двойку, но тут увидел второй рисунок. — Барлоу достал из ящика еще один лист бумаги и положил его на стол. Передо мной оказался угольный набросок орехового дерева.

Я чуть не поперхнулась. Вверху листа красовалось мое имя, выведенное кудрявым почерком Эйприл.

— Но я не… — слова признания застряли у меня в горле, когда я увидела, с каким восхищением Барлоу смотрит на изящные штрихи.

— Это превосходная демонстрация того, как выросло и расцвело твое мастерство за последние годы, — сказал он. — Честно говоря, я не ожидал, что ты достигнешь таких высот еще до окончания школы. — Взяв красную ручку, он вывел жирную пятерку в углу рисунка. — Я горжусь, что ты учишься в моем классе, — объявил Барлоу и вручил мне оба эскиза. — Теперь иди и дай мне заняться делами.

Я встала и направилась к выходу, но на полпути развернулась. Меня вновь охватила вчерашняя решимость.

— Мистер Барлоу?

— Да?

— Вам ведь нравится преподавать тем, кто подает большие надежды. Вы даже сказали, что гордитесь этим.

— Верно, — Барлоу провел ладонью по усам и с подозрением взглянул на меня. — К чему ты клонишь?

Я подошла вплотную к его столу, набрала воздуху и выпалила:

— Это не я, а Дэниел! — и вручила ему эскиз дерева.

— Ты выдала его работу за свою! — прошипел Барлоу.

— Не совсем. Второй рисунок мой. — Я помахала портретом плюшевого медведя. — Должно быть, кто-то положил набросок Дэниела на ваш стол по ошибке. Извините, я должна была сразу вам все рассказать.

Барлоу сгреб акварельные карандаши и побросал их один за другим в самодельную кружку, потом водрузил ее на стопку бумаг и откинулся на спинку стула.

— Говоришь, это дело рук Дэниела?

— Да. Он хочет поступить в Трентон.

Барлоу кивнул.

— Ему вправду очень нужен ваш курс.

— Вот что я тебе скажу. Если завтра ты приведешь ко мне своего… хм-м… друга ровно в семь двадцать пять утра, я побеседую с ним и посмотрю, что можно сделать.