Бен Ааронович - Луна над Сохо
— Да, этого человека явно обучал профессионал, — нахмурился Найтингейл. — Вы себе представляете, сколько лет нужно тренироваться, чтобы достичь такого уровня? Какая нужна целеустремленность, какая требовательность к себе? Вы только что столкнулись с одним из самых опасных людей в мире. — Внезапно похлопав меня по плечу, он добавил: — И остались живы. Нет, это просто поразительно.
На миг я испугался, что он собирается на радостях заключить меня в объятья, но, к счастью, мы оба вовремя вспомнили, что мы англичане. И все же момент был опасный.
Внизу, на первых этажах, раздался отчетливый топот ног — полицейские поднимались по лестнице.
— Что говорить, когда меня спросят о нем? — спросил я, кивнув на покойного Тигру.
— Вы не знаете, кто его застрелил, — проговорил Найтингейл. — И считаете, что это один из полицейских снайперов. Что соответствует действительности, верно?
Я кивнул. Всегда лучше сказать полуправду, чем наполовину солгать. Мы же в Лондоне, босс, откуда здесь военизированные «эскадроны смерти»?
— Надо это обсудить, — заметил я, — прежде чем действовать дальше.
— Надо, — кивнул Найтингейл, — непременно надо.
С этими словами он шагнул назад и, открыв дверь, крикнул вниз, что он старший следователь, а крыша — место преступления, и если никто из коллег не представляет отдел расследования убийств, то им во избежание дальнейших неприятностей лучше оставаться на лестнице.
— Да вашу мать, я представляю отдел убийств! — донесся ответный рык сержанта Стефанопулос.
Четыре пары лестничных пролетов отнюдь не улучшили ее настроение, и она свалилась на нашу голову, словно уведомление о задолженности по налогам. Несколько секунд буравила взглядом Найтингейла, затем осторожно, чтобы не испортить криминалистам улики, прошла туда, где на плиточном полу распростерлось тело Тигры. Из раны на голове натекла лужа крови, теперь она почернела и лаково блестела в свете уличных фонарей.
Оглядев тело, Стефанопулос повернулась ко мне.
— Неужели еще один? — устало проговорила она. — Вы бы поосторожнее, вот что я вам скажу. Такими темпами отдел профессиональных стандартов скоро внесет ваш телефон в список быстрого доступа. — И, сощурившись на Найтингейла, спросила: — А каково ваше мнение, сэр?
— Совершенно очевидно, сержант, что он убит неизвестным лицом или несколькими лицами, — сказал Найтингейл, указывая тростью на тело. — Я бы сказал, выстрелы произвели с крыши или с верхнего этажа вон того здания.
Стефанопулос даже не глянула на раны.
— Кто он? Есть какие-нибудь догадки на этот счет?
— К сожалению, никаких, — пожал плечами Найтингейл. — И сомневаюсь, что у него остались друзья или родственники.
Это означало, что никто не будет поднимать шум, не станет добиваться расследования и не потребует выдачи тела. Которое, соответственно, большей частью окончит свой земной путь в лаборатории доктора Валида.
С крыши я спускался примерно час, после чего привычно сдал свою одежду криминалистам. По моим прикидкам, моей обуви у них теперь было больше, нежели у меня самого. Наши с Найтингейлом руки исследовали на предмет остатков пороха от стреляных патронов. Потом мы вышли на улицу, и нас развели по разным автомобилям для дачи предварительных показаний. Когда сержант Стефанопулос наконец отпустила нас с миром, было три часа ночи, и даже на Сохо опустилась усталость.
Кэфри и его десантники прятались в переулке, выходящем на Бродуик-стрит. Я оказался прав насчет микроавтобуса — это был белый «Форд Транзит» с заведомо фальшивыми номерами.
— Нам лень платить за въезд в центр, — пояснил Фрэнк, когда я спросил его об этом. — Но с этим автобусом все абсолютно законно, он принадлежит брату моей жены.
Его ребята тем временем где-то добыли мне черные джинсы, темно-серую толстовку с капюшоном и надписью «АГРО» поперек груди и пару простецких кроссовок. Теперь я хотя бы мог избавиться от выданного криминалистами защитного костюма. От джинсов исходил едва уловимый запах машинного масла, и я заподозрил, что именно они вместе с толстовкой находились в вещмешках и служили прослойкой для гранат, чтобы те не стукались боками.
Найтингейл терпеливо ждал под промозглой моросью, пока я переоденусь. Я уже собирался выходить, но Фрэнк Кэфри остановил меня, положив руку на плечо.
— Мы должны убраться отсюда до рассвета, — сказал он.
— Не беспокойтесь, — ответил я, — мы скоро закончим.
В свете уличных фонарей Найтингейл выглядел совсем изможденным, мертвенно бледным. Под глазами темнели круги, но он старался скрыть усталость. Однако я ее заметил, как и то, что он время от времени ежится. Лицо его тем не менее оставалось бесстрастным.
— Пойдете первым, сэр?
Он молча кивнул и смерил меня долгим холодным взглядом. Потом проговорил:
— Когда я брал вас в ученики, то думал, что сумею защитить от необходимости принимать определенные… решения. Теперь я вижу, что был неправ, — и прошу меня простить. И в связи с этим хочу знать — чего, черт побери, вы добивались?
— Я пытался выполнить свой долг констебля в соответствии с присягой и законом о правах человека, — ответил я. — А точнее, со статьей номер два, которая касается права на жизнь и гласит, что если уж мы убиваем какого-нибудь несчастного ублюдка, то он имеет право по крайней мере на быструю и безболезненную смерть.
— Это исходя из того, что под определение человека у вас подпадают и вампиры с химерами?
— Тогда, сэр, давайте передадим это дело в суд, а еще лучше — попросим парламент внести поправки в сам закон, — сказал я. — А решения принимать — это же совсем не наше дело, верно? Мы ведь просто копы.
— Питер, а будь они безобразными, вы бы так же пеклись о них? — с горечью спросил Найтингейл. — В мире есть много самых отвратительных существ, имеющих разум и речевой аппарат, — интересно, встали бы вы на их защиту столь же решительно?
— Возможно, и не встал бы, — ответил я. — Это бы доказало мое малодушие, но не неправоту.
— Я полагаю, что конкретно Симона и ее сестры в период с 1941 года по настоящее время убили или искалечили в общей сложности примерно двести двадцать человек. А ведь у них у всех тоже были права.
— Я хочу сказать, что нельзя же просто закрыть глаза на этот закон.
— Очень хорошо, — кивнул шеф, — предположим, нам удалось их арестовать и один бог знает каким образом предъявить обвинение в…
— В причинении смерти по вопиющей неосторожности, сэр, — закончил я. — По-моему, было бы вполне логично, если бы они по прошествии нескольких лет — скажем, двадцати — обратили внимание, что ничуть не старятся, а их ухажеры периодически отбрасывают коньки.
— Они скажут, что ничего такого не помнят, — возразил Найтингейл.
— И я поверю им, сэр, — сказал я. — Это будет означать, что они страдают расстройством психики, согласно определению закона о психическом здоровье, и поскольку представляют очевидную угрозу для общества, мы в соответствии со статьей один пункт тридцать пять этого закона можем изолировать их и поместить в безопасное место для ухода и лечения.
— А что будет, когда они проголодаются? — спросил шеф. — Или вы полагаете, будет гуманнее заставить их умирать от голода?
— Может, они и не умрут, мы же не знаем, — напомнил я. — Возможно, у них просто нормализуется обмен веществ. А если не получится, придется их накормить. Много им не надо, больше одной жертвы в год никогда не бывало.
— И вы готовы этим заниматься всю оставшуюся жизнь?!
— Нельзя же убивать кого-то только потому, что так удобнее! — воскликнул я. — Все ваши друзья, чьи имена выбиты на стене, — ради чего все они погибли, если не ради этого?
Найтингейл отшатнулся, словно его ударили.
— Я не знаю, ради чего они погибли, — проговорил он. — Тогда не знал, не знаю и теперь.
— Зато я знаю, даже если вы успели это забыть! — сказал я. — Они погибли потому, что верили: есть другой выход, пусть даже и не пришли к согласию насчет того, какой именно.
По взгляду Найтингейла было видно — он отчаянно хочет поверить в то, что я говорю.
— На свете нет ничего такого, с чем мы не могли бы справиться. Ну неужели вы правда думаете, что мы с вами и доктором Валидом не найдем какой-нибудь выход? Я мог бы попробовать скормить им пару калькуляторов или мобильников. И если нам удастся излечить их от этого — значит, и с другими существами сможем проделать то же самое. Так ведь гораздо лучше, чем просто бросаться в них фосфорными гранатами, верно? И потом, думаю, Молли будет рада, если они составят ей компанию.
— Вы что, хотите содержать их в «Безумии»?
— Первое время, пока не выясним, насколько надежно вылечен их вампиризм, — сказал я. — Потом, возможно, найдем какое-нибудь жилье на период реабилитации. Желательно подальше от клубов, где играют джаз.
