Иные - Яковлева Александра
«Младший сын младшего сына, один среди воронов, они выклюют тебе сердце, если поддашься…»
«…и Лотара, и Фридриха…»
«Нет страха. Нет боли. Нет милосердия…»
«Кто научил тебя играть в шахматы? У тебя есть семья, Борух?..»
«Мы — одна семья…»
«Вы что, решили друг друга убить?!»
«Бойся страха, который отнимает разум, бойся бесстрашия, которое слепит его…»
«Не можешь выбраться? Вот и я не смог. Просто дороги нет. Как в сказке про черного мельника, помнишь?..»
«И оба должны быть со мной…»
«Привет, Борух».
Привет, Гуго.
Лихолетов
Одна, две, три, четыре — считал он ступеньки, взбегая по крутой винтовой лестнице. Ступени были неудобно высокие, голова кружилась, в темноте ничего не разобрать. Медведь разбил его фонарик — приказа, говорит, не было. Похоже, приказ был только брести в темноте и палить без разбору.
Они прошли мимо пустых комнат с пустыми же, аккуратно заправленными постелями — как в казармах, только кровати маленькие. Что тут у него, сиротский приют? Где же тогда все дети? Лихолетов шел позади Медведя и Лисы, тщательно перепроверяя за ними каждую комнату, вглядываясь в темноту углов. После галереи, больше похожей на музей, бойцы разделились. Лиса, хищно пригнувшись, двинулась в одну сторону по коридору, Медведь — в другую. И хотя казалось, будто замок вымер, Лихолетов все равно пошел вместе с ним — на случай, если попадутся хоть какие-то гражданские. Он не знал, получится ли убедить командира не стрелять в горничную или кухарку, но и пустить на самотек не мог.
Как оказалось, не зря.
Первое, что он увидел, когда открыл одну из дверей, — свет. Единственная свеча, уже короткая, набухшая стекшим воском, горела в подсвечнике на столе. Вокруг нее, как на картине, сидели дети. Мальчики и девочки, все опрятно и одинаково одетые, тихие. Действительно, приют. Что они здесь делают, около свечи? Молятся?
Они синхронно повернули головы, уставились на гостя без удивления и страха, отчего Лихолетову стало не по себе. Он глянул через плечо: где там Медведь? Командир как раз проверял соседнюю комнату. Если он заглянет сюда, то раздумывать не будет, подумал Лихолетов. Старика он уже застрелил, не поведя и бровью, — что помешает ему теперь?
Жестами он, как мог, показал ребятам, чтобы уматывали поскорее, потому что здесь опасно. Куда убегать из комнаты с единственной дверью, он не знал, вот только от Медведя хоть в окно прыгай — все лучше, чем ничего. Но никто не шелохнулся, а за спиной заскрипели половицы — Медведь был уже близко.
Черт, черт, черт.
Лихолетов хлопнул дверью, повернулся к Медведю и жестом показал: чисто. Потом сделал вид, что услышал шум наверху, поманил за собой — давай, мол, скорей! И сам побежал, надеясь, что Медведь, не слишком сообразительный, пойдет следом.
Коридор, поворот, лестница, наверх, еще поворот… Лихолетов уже начал беспокоиться, что заблудился. Он обернулся — Медведя нигде не было. Предчувствуя беду, Лихолетов повернул назад, но тут наверху грохнул выстрел, и он рванул на звук.
Пока он бежал, путаясь в дверях и переходах, в голове стучало только одно: Нойманн, Нойманн должен быть где-то здесь. Лихолетов найдет либо Смолину, либо Нойманна, либо сразу обоих… Последний вариант — самый неприятный, самый непредсказуемый. На каком положении она здесь? Что с ней делают? Сплошные догадки и никакой надежды на успех. Впрочем, пока не встретилось ничего особенно странного вроде секретной лаборатории или пыточного застенка. Разве что та необычная галерея с воронами… а еще эти дети.
Он наугад открыл дверь — и сразу увидел его. Это было так неожиданно, что Лихолетов даже попятился.
Нойманн стоял у открытого окна. Лунный свет, как прожектор, вычерчивал в темноте его силуэт: высокий рост, широкие плечи, шляпа… Полы черного плаща развевались на ветру.
— Хэнде хох! — взревел Лихолетов, хотя знал, что в случае с Нойманном поднятые руки — совершенная бессмысленность. Такая ерунда его не обезвредит.
К счастью, Нойманн молчал — но и подчиняться не спешил. Он вообще не двигался. Лихолетов шагнул ближе, держа его на прицеле. Что-то щелкнуло, натянулось под ногой — и Нойманн полетел на Лихолетова. Плащ распахнулся, в полумраке блеснули крючья… Лихолетов выстрелил в упор, но пуля не остановила врага. Нойманн врезался в него, прижал к стене, навис жуткой тенью. Плащ обнял Лихолетова, хлопнул по бокам — под черной кожей была пустота. Слетев с крючка, шляпа покатилась по полу, и тогда Лихолетов увидел обыкновенную вешалку на колесиках.
Это была просто одежда. Одежда на вешалке. И ничего больше.
Лихолетов шумно выдохнул, отер взмокшее лицо. Призрак Нойманна хохотал над ним победно и беззвучно.
Вдруг из дальнего конца коридора послышались звуки борьбы — все ближе и громче. Потом раздался оглушительный грохот, новые выстрелы. Наконец кто-то вскрикнул, тонко, по-женски, и наступила тишина.
Смолина.
Чертыхнувшись, Лихолетов бросился на помощь.
Коридор вывел его к лестнице, где, рассыпанные по кускам, валялись рыцарские доспехи. На полу и перилах была кровь, влажно блестела брошенная булава. Лихолетов перешагнул через нее, подошел к перилам, взглянул вниз — и сразу увидел Лису. Она лежала на ступенях, неестественно вывернув руку, а под головой растекалось темное пятно. Вряд ли она сама себя ударила булавой и упала с лестницы. Тот, кто это сделал, был еще близко.
Лихолетов замер, напряженно вслушиваясь в тишину вокруг. И в этой тишине прямо за его спиной раздался сухой щелчок взведенного курка. В затылок уткнулось холодное дуло, повеяло ароматом поздних роз.
— Hände hoch [1], — сказал глубокий женский голос.
Медленно, чтобы не спровоцировать противника, Лихолетов поднял руки, завел их за голову, и из правой тут же выхватили оружие. Высокая светловолосая женщина обошла его слева, держа на мушке, и Лихолетов наконец-то смог увидеть ее лицо. Темнота скрадывала черты, к тому же женщина была потрепана после драки, но он все равно узнал ее, хотя видел всего раз и то мельком.
— Geh dorthin, — прошептала она и толкнула Лихолетова револьвером в грудь. — Schneller [2].
Переводчик тут не требовался. Лихолетов сделал пару шагов спиной, потом развернулся и побрел, куда было велено. Они прошли тем же путем, которым двигался Лихолетов, и вскоре столкнулись с детьми: трое мальчишек выбежали им навстречу. У самого высокого в руках был пистолет. Приглядевшись, Лихолетов узнал оружие Медведя и испытал сложные чувства. Одновременно радость, что командир повержен, а дети уцелели, и отчаяние — ведь это значило, что операция провалилась. Когда же мальчик навел на него дуло и, не дрогнув, выстрелил, все это ушло. Осталось только удивление, негодование. Страх. И обжигающая боль в левом плече. Быстро и профессионально сбросив пустую гильзу, мальчик снова выстрелил, но на этот раз вместо грохота раздался лишь сухой треск осечки. Тогда мальчик вытащил из-за пояса нож и пошел на Лихолетова, остальные сделали то же самое.
— Anselm! Genügend! [3] — воскликнула женщина. Мальчики остановились, нехотя взглянули на нее. — Lasst uns mit dem Gast allein. Ich komme schon zurecht [4].
Несколько секунд они буравили друг друга глазами. Тот, что с ножом, явно хотел прикончить Лихолетова, но строгий голос женщины сдерживал его. Если бы не она, понял Лихолетов, эта троица разорвала бы его, как стая зверей. Они дышали яростью.
— Geht ins Bett! Befehlt aus führen! [5] — гаркнула женщина, и только тогда мальчишки, нахмурившись, отступили в темноту.
— Schneller, — шепнула она, подтолкнув Лихолетова к двери у лестницы. Ее голос дрожал.
— Да шнелю я, шнелю…
Его завели в чью-то маленькую спальню — запах увядших роз окутал таким плотным терпким ароматом, что он почти сразу догадался, в чью. Женщина закрылась на замок и, опустив револьвер, прошла к трюмо с изящным зеркалом. Выдвинув верхний ящик, достала бинты, спирт, тканевый сверток с хирургическими инструментами. Лихолетова замутило — не то от запаха цветов, не то от крови, которая толчками вытекала из раны.
