Левиафан. Черное Солнце (СИ) - Фролов Алексей
Зак повел их в крайний правый дом, у которого даже дверь имелась, а все окна были заколочены. Но заколачивали их вовсе не в спешке, доски были одного размера и плотно подогнаны друг к другу, без малейших зазоров. Внутри было сухо и чисто, а большая широкая печь сохранила следы относительно недавнего использования. Правда, половина стены напротив обвалилась, открывая взорам путников стену непроходимого дождя, за которой маячила стена еще менее проходимого леса. Сумерки сгущались.
– Здесь иногда останавливаются, – Зак подтвердил очевидное. Его голос звучал глухо и безжизненно, но хотя бы не дрожал. Парень сбросил переметную сумку прямо посреди зала с печью, уронив рядом щит и копье. – Странники, наемники, торговцы из других земель. Мало ли кто еще.
– Тут и охранные символы есть, – в голосе Карна звучало нескрываемое удивление. Он видел рунные знаки, нанесенные на все поверхности в доме, включая пол и потолок. В энергетическом спектре они поблескивали матовым золотом, до сих пор храня в себе мощь тайных заклятий, произнесенных в этих стенах многие годы назад. Парень сфокусировался на одном из знаков, пытаясь понять, чем его нанесли. А когда понял – смущенно ойкнул.
– Ага, – рассеянно отозвался Зак. Он по пятам следовал за Антарой, которая медленно брела по периметру комнаты, тщательно принюхиваясь. Ее взгляд уже не казался осмысленным, озорную зеленцу почти без остатка вытравила усталая боль.
Животное поминутно останавливалось, постоянно оступаясь. Дважды она заваливалась на дубовые доски пола и дважды поднималась – с помощью Зака. Во второй раз он что-то прошептал ей – мол, может не стоит никуда идти, лежи здесь – но кошка уперто продолжила путь и наконец остановилась недалеко от печи, возле которой уже суетился Мидас.
Фригийский царь обнаружил в соседней комнате (а кроме нее и главного зала других помещений в доме не было) небольшой дровник, целую охапку лучин и набор для розжига – кремень, кресало и пучок трута. Древний бог немало странствовал в своей долгой жизни, так что ему не составило труда развести огонь за какую-то пару минут. Он бы управился в тот же срок, даже будь трут влажным, а кресало – старым и ржавым, разваливающимся прямо в руках. Образ был не условным – Мидас неоднократно разводил огонь в гораздо более худших условиях. Однажды – на бамбуковом плоту посреди океана он…
Помещение наполнилось желтоватым светом, волны тепла заскользили от печи по направлению к пролому в стене. И это было кстати, так как вместе с дождем пришел промозглый холод. И вот еще одна загадка – ведь буквально пару часов назад стояла нестерпимая жара. Карн не был уверен насчет сезона, но напоминало начало июля.
Он предположил, что и ливень без туч, и внезапное падение температуры – вовсе не странные природные явления. В этом времени брешь в Завесе все еще достаточно широка, чтобы законы Ра подвергались прямому влиянию хаоса, безраздельно властвующему в Лимбе. Строго говоря, тут нечему удивляться, даже если сейчас снег пойдет, или кровавый дождь.
Карн опустился на пол и занял медитативную позицию, поджав под себя ноги. Он просканировал окружающую местность на предмет потенциальной опасности – ничего серьезного, только несколько животных не крупнее волка, да и те – не ближе чем в паре километров. Затем он приглушил восприятие и сфокусировался на глубинных слоях реальности. Все верно – мир смертных трясло и бросало из стороны в сторону, как драккар в девятибалльный шторм. Действительность трещала по всем швам, стонала от нестерпимой боли, скручивалась в фигуры, не подвластные даже римановой геометрии. Но клей, что использовал Творец в дни зарождения Вселенной, держал крепко, сохраняя общую целостность Ра.
Что радовало – в непосредственно близости Карн не заметил локальных разрывов. И все же – дождь, холод, темные наги эти, выползшие из своих тоннелей посреди бела дня…
Мидас в это время через пролом в стене выставил на улицу походные кружки и тарелки – простую деревянную утварь, которой они с Карном разжились в Радогосте (пусть хранят тебя твои боги, Огнеслав!). Пожрать было нечего, так что фригийский царь, прежде чем отойти ко сну, намеревался хотя бы побаловать желудок кипяточном. Для этой цели он еще на поляне у скал отломал стальной умбон от круглого щита одного из нагов. Умбон был довольно большим и вполне мог вместить в себя литра полтора. В общем, сойдет за импровизированный котелок.
А пока вода набиралась в подставленную тару, древний бог прислонился к стене спиной и принялся искоса наблюдать за их новым знакомцем. Заг насилу уговорил Антару перебраться с голого пола на его шерстяную рубаху, которую он расстелил подле печи. Парень был прав – кошке нужны все силы, какие только можно сберечь, а если она будет лежать на холодных бревнах – это лишние затраты на обогрев тела. Даже несмотря на температуру, которая у нактак-арин однозначно была – об этом недвусмысленно говорил стеклянный взгляд и нос, сухой, точно чешуя варана.
Кошка неотрывно смотрела в огонь, но ее зрачки не сужались, хотя должны были реагировать на яркий свет. Это был плохой признак и Зак не мог этого не понимать. Он сидел рядом с Антарой и что-то шептал, уткнувшись в ее густую шерсть. Периодически парень шмыгал носом и протирал глаза рукавом льняной рубашки, подол которой был изорван в клочья.
Внезапно Мидас почувствовал гнетущую темноту, зашевелившуюся глубоко в груди. Смотреть на все это было неприятно, больно. Но фригийский царь не жалел паренька, которому было от силы лет двадцать. Он знал, что жалость – последнее чувство, которое ему сейчас нужно.
Через некоторое время Зак, будто опомнившись, метнулся к своей сумке, и достал из нее неглубокую керамическую тарелку. Он выставил тарелку на улицу, чтобы набрать в нее немного воды. Затем вернулся к нактак-арин, двигаясь медленно и осторожно, чтобы не расплескать драгоценную влагу. Поставил тарелку перед мордой Антары и бросил в нее несколько темно-зеленых катышков неясного происхождения, которые завернутыми в обрывок серой льняной тряпицы минутой ранее выудил из бездонных недр своей сумки.
Пока он давил катышки деревянной ложкой, пытаясь перемешать их с водой, кошка медленно повернулась в его сторону, будто заинтересовалась происходящим. На миг в ее взгляде мелькнуло что-то осмысленное, она дернула носом и… вновь тяжело опустила голову на пол.
Нактак-арин не отреагировала ни на смесь, приготовленную Заком, ни на его настойчивые увещевания, так что парень решил насильно покормить животное. Ему это удалось лишь потому, что у Антары уже не было сил для достойного сопротивления – она лишь крепче сжимала челюсти и отводила морду в сторону. В итоге, некоторое количество смеси все же попало ей в желудок.
Мидас не был уверен, что это правильный ход, но не стал вмешиваться, ведь он даже не знал – пища это, лекарство или что-то еще. Карн задался тем же вопросом и попытался проследить химический состав вещества. Его навык в овладении собственной силой вырастал на глазах – он сумел разложить смесь на отдельные компоненты и идентифицировать их молекулы. Это была спирулина, смешанная с камедью для густой консистенции. Иными словами – источник белка с идеальным аминокислотным профилем и витаминно-минеральный комплекс в одном флаконе. То, что нужно ослабленному болезнью организму.
Накормив Антару, Зак немного успокоился. К этому времени Мидас уже вскипятил воду и парень с благодарностью принял у него из рук кружку с кипятком. А потом кошка внезапно заворочалась и даже попыталась мяукнуть. Зак тут же вскочил и попробовал уложить ее обратно, подозревая, что из-за повышенной температуры животное инстинктивно стремиться слезть с шерстяной рубахи и переползти на холодный пол подальше от огня.
Но Антара все не укладывалась. Наконец, сдавшись, парень помог ей подняться, а потом осторожно убрал от нее руки, чтобы она обозначила свои намерения. Кошка немного постояла, потом сделала неуверенный шаг вперед, еще один и… завалилась на бок. Шейные мышцы не успели вовремя включиться (или уже не могли?) и не удержали голову животного, так что она звучно ударилась челюстью о доски пола.
