Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса III
И только тогда раздалось шипение, и первая ослепительно белая искра вспыхнула у меня в руках. И вдруг оказалось, что металлическую проволоку, зажатую в моих окоченевших на весеннем ветру пальцах, уже венчает огненный шар, веселый и сердитый. И у Наташки такой же. И она размахивает им, приплясывая на цыпочках, и я тоже размахиваю и подпрыгиваю, а звезды смотрят на нас сверху, распахнув от удивления сияющие рты.
Потом мой бенгальский огонь погас. Наташкин горел на целую секунду дольше и тоже утихомирился. Я даже не огорчился, что все так быстро закончилось. Наверное, потому что не успел поверить, что оно вообще было. Хотя, конечно, запомнил на всю жизнь. Но помнить и верить — совсем разные вещи, с возрастом начинаешь это понимать. А иногда и не с возрастом.
— Бенгальские огни — это такая специальная штука, чтобы человек мог поговорить со звездами, — сказала Наташка потом, когда мы спустились на землю. — Странно, что люди этого не понимают. Сами изобрели и сами не знают зачем. Думают, для красоты.
— А что ты им говорила? — спросил я.
— Точно не знаю, — призналась она. — Наверное, просто: «Эй, мы тоже есть!» Пусть теперь звезды про нас знают. Я специально тебя позвала. Потому что двоих издалека лучше видно. И еще чтобы звездам сразу стало понятно, что люди тоже умеют дружить, как они. Что мы не совсем дураки. И с нами вполне можно иметь дело.
Этой ночью я долго не мог заснуть. Лежал на спине, смотрел в окно на звезды, думал: «Теперь они знают, что я есть». А звезды с любопытством разглядывали меня. И наверное, что-то рассказывали, по крайней мере я даже без Наташкиного самодельного «телескопа» видел дрожащие сияющие нитки, протянувшиеся от них к земле. Однако языка не понимал по-прежнему. И это, конечно, было обидно.
Но все равно хорошо.
Сейчас смешно вспоминать, но в те годы раздобыть обычный пластиковый пакет было непросто. Дома родители иногда приносили в них еду из нового универсама, стирали пакеты с мылом, сушили и аккуратно складывали в кухонном шкафу про запас. Но у моря универсамов не было, мы ели в пельменной и еще мороженое в кафе, а фрукты родители покупали на рынке и уносили оттуда в свертках из старых газет, бережно прижимая к груди, чтобы не растерять по дороге.
Поиски целого, не рваного пакета для песка подарили мне немало мелких приключений и несколько интересных новых знакомств, но успехом так и не увенчались. Пришлось довольствоваться свернутым из старой газеты кульком из-под семечек, а его для надежности замотать в еще одну газету. Карман мой чуть не треснул от пухлого свертка, но морской песок добрался до Наташки, почти не просыпавшись, а это главное.
— Вот теперь точно все получится, — просияла Наташка, принимая подарок.
— Что получится? — нетерпеливо спросил я. — Для чего тебе песок? Это будет такая игра?
Прежде чем ответить, она огляделась по сторонам, проверяя, нет ли рядом людей. Хотя мы сидели на чердаке, среди чужих простыней, достаточно мокрых, чтобы до самого вечера не опасаться появления соседок.
— Не игра, а колдовство.
Ни на секунду тогда не сомневался, что Наташка не врет. Но почему-то не обрадовался, а испугался, да так, что в глазах потемнело, а в каждом ухе билось по сердцу, и я не мог понять, откуда взялось второе.
— Я знаю, как превратиться в звезду, — спокойно, словно речь шла о сущих пустяках, сказала Наташка. — Не понарошку, а в настоящую. Чтобы ночью в небе гореть и светить. Навсегда.
Я так и не сумел обрадоваться. Превращаться мне совсем не хотелось, даже в звезду. Тем более навсегда. На пару часов — еще куда ни шло. Хотя тоже страшно, хоть убегай.
Я, конечно, не убежал. Но мои чувства наверняка отразились на лице. Никогда не умел притворяться.
— Жалко, что ты не хочешь, — вздохнула Наташка. — Без тебя будет не так весело. Но я все равно превращусь. Я уже слово дала.
— Кому?
— Звездам.
— Это как?
Не то чтобы я перестал ей верить. Но подробные объяснения требовались мне, как никогда в жизни.
— А я научилась с ними разговаривать. Давно, еще зимой. Я не старалась, само получилось. Иногда сижу, смотрю в телескоп, а в голове звучат слова. Я сперва удивлялась — какие странные мысли думаются. Как будто не мои. И даже не чужие. Потому что ни на что не похожи — ни на книжки, ни на взрослые разговоры. А потом дошло: это говорят звезды! И я стала за ними записывать. Сперва вообще не понимала, о чем они говорят. Абракадабра какая-то. Хочешь прочитаю? Это секрет, но тебе можно. Сейчас.
Достала из кармана штанов замусоленный блокнот, открыла наугад.
— «Три лунных краба были мне опорой», «в том сумеречном доме не считали дней», «горгулью покормить забыли».
— Кто такая «горгулья»? — зачем-то спросил я.
Как будто только это и было важно.
— Мама сказала, страшное сказочное чудовище. То есть на самом деле их не бывает, только скульптуры такие когда-то на домах делали. Показала картинку в энциклопедии. По-моему, не очень-то и страшные. Хотя если бы у меня дома жила горгулья, я бы ее кормить не забывала. Потому что такая вполне может человеком пообедать. И даже с удовольствием.
Я открыл было рот, чтобы выспросить подробности. Во-первых, действительно интересно. А во-вторых, говорить о горгулье было безопасно. Каменное сказочное чудище, картинка в энциклопедии. Ясно, что она никого не съест. И самое главное, в горгулью не нужно превращаться. Как хорошо!
Но Наташка решительно сказала:
— Все это ерунда. Главное, что звезды поняли, что я их слышу, и стали говорить не просто так, а со мной. Сказали, что хотят дружить. А потом рассказали мне рецепт. Говорили медленно, чтобы я все успела записать. Как диктант. Для этого рецепта и нужен песок, который ты привез с моря. Я так боялась, что ты забудешь!
Помолчала и добавила:
— Тебе совсем не обязательно вместе со мной превращаться. Но если захочешь, то можно. Я специально спросила про тебя. Ну, то есть просто представила, что спрашиваю. И звезды все поняли. И разрешили.
— Можно я подумаю?
Еще никогда в жизни я не задавал такой вопрос. До сих пор мне просто в голову не приходило обдумывать свои решения. Они рождались сами, без дополнительных усилий. В какой руке конфета? В левой! Будешь доедать суп? Ни за что! Куда идем, в рощу или в кино? Конечно, в кино, а после сеанса — сразу в рощу. На обратной дороге.
Наверное, штука в том, что по большому счету все это было не очень важно. Жизнь моя не менялась от вкуса съеденной конфеты или маршрута прогулки. И даже препирательства с мамой из-за лишней ложки супа оставались без драматических последствий. Что бы ни случилось за день, вечером я все равно получал чашку чая с лимоном и печенье, а потом лежал в своей постели, слушал телевизор и родительские голоса за стеной, разглядывал цветные картинки под закрытыми веками, засыпал, прижимая к животу плюшевую собаку Жоньку, твердо знал, что утром снова проснусь дома, и это совершенно точно буду я. Вполне достаточно для счастья.
Но теперь могло измениться вообще все. Сразу. И я этого не хотел.
Зато Наташка хотела.
Не то чтобы я всегда и во всем ее слушался. Но когда слушался, выходило просто отлично, это следовало признать. И сейчас я думал: а что, если Наташка права и быть звездой гораздо интересней, чем человеком? И если я испугаюсь — пропущу все, как последний дурак. А потом звезда-Наташка будет смотреть на меня с неба по ночам и говорить: «Жалко, что ты — просто человек, я без тебя скучаю». Но я ее никогда не услышу. А если услышу, не пойму. И даже если пойму, ничего не смогу поделать.
— Думай, — согласилась Наташка. — Но только до завтра. И, помолчав, добавила: — Если прямо сейчас не превратиться, потом ничего не получится. Такие дела откладывать нельзя.
— Ты чего не спишь? — удивилась мама, когда я вошел на кухню. — Болит что-нибудь?
Еще бы она не удивилась. Было уже очень поздно, даже в телевизоре все передачи закончились. До сих пор я успешно скрывал от родителей свои ночные скитания по дому, но сегодня они почему-то засиделись на кухне, а я очень хотел пить. Ну и, честно говоря, просто устал ворочаться с боку на бок, обдумывая Наташкино предложение — совершенно ужасное и одновременно такое соблазнительное, что я не мог твердо сказать «нет» даже наедине с собой.
— Дай воды, — попросил я.
Мама налила воду в стакан. Папа протянул мне половину холодной вареной картошки, которую только что очистил. Сказал:
— И закусить!
Они с мамой рассмеялись, я так и не понял почему. Но картошку съел. Она была очень вкусная. С едой, впрочем, всегда так, самый сладкий кусок — случайно утащенный среди ночи.
Дожевав картошку, я хотел было уйти в свою комнату, но вместо этого вдруг спросил:
— А если бы я превратился в звезду на небе, вы были бы рады?
