Наль Подольский - Повелитель теней: Повести, рассказы
Кончил перелистывать, расписался на трех экземплярах чего-то.
— Слушаю. — Нажимает клавишу диктофона.
Ну и пальцы — короткие, толстые, а у кончиков узкие… и ногти короткие, срезаны по прямой линии, словно маленькие копытца… специальная порода такая, чтоб было удобней тыкать в клавиши… раньше кнопки звонков делали вогнутые, это он с детства помнит, а теперь стали пальцы плоские… скоро у всех будут такие.
— Слушаю, — вертит в руках бумажку, — почему к начальнику отдела не обратились?
— Это… очень личное дело, — чувствует, что краснеет, снимает, протирает очки, — дело в том…
— Это неважно. — Генеральный придвигает к себе телефон, набирает номер.
— Нет, нет, не вызывайте его! Это вас, вас касается! Понимаете, лично вас!
Плоско срезанный ноготь нажимает рычаг телефона, а такой же ноготь левой руки останавливает магнитофон. На мгновение в ртутных глазах выкристаллизовывается что-то твердое.
— Говорите, у меня мало времени.
А пальцы с копытцами снова что-то делают с диктофоном, и не оторвать от них взгляда… и никак не заговорить… ага, перематывает назад пленку и стирает последнюю запись…
Тихий голос повторяет терпеливо и тускло:
— Говорите.
Как же так, господин генеральный директор? Вы, живая энциклопедия подвохов и подлостей, виртуозный мастер, когда нужно убрать вредного для вас человека, неужели вы думаете, что настольный микрофон перед вами — единственный в кабинете? Это называется беспечностью на официальном жаргоне, и вам грозит за нее взыскание.
Следующие три дня учреждение похоже на улей.
БЕГИН ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ БЕГИН К ДВАДЦАТЬ ПЯТОМУ БЕГИН О ДВАДЦАТЬ ПЯТОМ БЕГИН ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ ЕНД ЕНД ЕНД
В кабинете генерального елка. И никто не видал, как ее, великаншу, ухитрились протащить по узкой лестнице и сквозь низкую дверь коридора, — появилась сама собой, словно джины ее здесь, в приемной, вырастили за одну ночь. Никаких игрушек на елке, никакой мишуры, но убранство ее поценнее всякой дребедени из стекла и фольги.
На нижних ветвях веером разложены акты о досрочном выполнении плана — оттого-то и елка, что здесь Новый год уже наступил, сейчас, в полдень двадцать пятого ноября. Наверху самый ценный акт, он же самый последний, только что его подписал представитель германской фирмы. Подписал — и потерял сразу всю свою деловую хватку и въедливость и стал славным немецким буршем — улыбается во весь рот, всех подряд поздравляет, даже по спине хлопает. Секретаршу поздравляет отдельно и дарит ей сувенир.
А она — даром что за окном гололедица и мороз — стучит себе по паркету каблучками золотых босоножек, и в глубоком вырезе платья плотный летний загар грудей. Чмокает немца в щеку и, давая ему время рассмотреть родинку между грудями, заводит сувенир ключиком.
Игрушечная шарманка начинает играть музыку, вертится крышка шарманки, и с нею — медведь и баварский крестьянин, бегут они без конца по кругу, и не понять, кто за кем гонится.
Хлопает пробкой шампанское, со смехом разбирают бокалы, по порядку, сообразно чинам: директор одновременно с немцем, семь директорских заместителей, секретарша и переводчик. Только тут все замечают, что у двери неловко топчется слоноподобное существо в сером мешковатом костюме.
— Что же вы… — бормочет в его сторону генеральный.
— Что же вы, Генрих Иванович! — бросается к нему секретарша. — Нужно смотреть как за маленьким! — Тянет его к столу.
— Раппе, научный сотрудник, — бежит шепоток по кругу, — пригласил генеральный лично…
— Поздравляю всех с Новым годом, — произносит директор сухо, — желаю дальнейших успехов.
— Спасибо! Спасибо! Мы готовы стараться! — Почтительно позвякивают бокалы. — С Новым годом! Успехов! Успехов!
А немец-то оказался и вправду отличным парнем: выпил еще шампанского — да как хватит бокалом об пол! Хлопает по спине директора и радостно объявляет:
— Кончил дело — гуляй вокруг елки! — Хватает за руку секретаршу, кричит: — Коровод! Коровод!
Все смотрят на генерального — он, хоть и неохотно, все же направляется к елке:
— Всех прошу в хоровод, — и берет немца за руку, но между ними, по должности, мигом втискивается переводчик.
Хоровод медленно двигается, на столе играет шарманка, и немец ей подпевает блеющим тенорком:
— Ach, du lieber Augustin,Augustin, Augustin,Ach, du lieber Augustin —alles ist hin.
Переводчик, сбиваясь с такта, добросовестно бубнит директору:
— Ах мой милый Августин… все прошло.
Генрих-Иоганн Раппе пляшет вместе со всеми. Кружится голова от шампанского, тоскливо ему и радостно. Пряничные зайцы и лошади улыбаются ему с елки, за спиной у него арбалет, он в коротеньких брючках, а держат его за руку, справа и слева, дети, такие же, как и он, умные, добрые и воспитанные. И кто-то добрый, невидимый, играет на фисгармонии, и маленький Генрих-Иоганн поет вместе со всеми:
— Ach, du lieber Augustin, Augustin, Augustin…
— Ты что, петь сюда пришел? — шипит ему генеральный директор.
Он послушно умолкает, и теперь все танцуют молча, а шарманка все играет, все вертится, и крестьянин все бежит по кругу, за медведем и от медведя.
Ах мой милый Генрих-Иоганн, как же так получилось, что ты пляшешь у елки в полдень, за месяц до Рождества, и на елке вместо конфет и золоченых орехов — канцелярские бланки?
Не знаю, как получилось, не знаю… alles ist hin…
А этажом выше, за обитой железом дверью, склонилась к наушникам лисья мордочка с седыми бровями. На поджатых губах что-то вроде улыбки, а глаза мутные, злобные. Поет:
— Ай, ай, шалунишки! Кхе, кхе! Ай, как мальчики расшалились! Кхе-кхе-кхе!
Приписывает в открытой папке: на немецком языке исполняли песни.
Наушники затихают.
— Кхе-кхе. На сегодня довольно, — марширует по комнате, — кхе! Что-то мы сегодня раскашлялись! Кхе-кхе-кхе! Примем вечером горячую ванну!
А наушники вдруг начинают бормотать снова.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР. Ну-с, прорицатель, что ты еще нагадал?
ТИХИЙ ГОЛОС (СРОЧНО ВЫЯСНИТЬ КТО ТАКОЙ) Ничего… то есть, может быть, это был сбой… нет, не повторялось больше… да, только две фамилии… извините, ваша… и начальника первого — отдела…
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР. Тсс! Хватит молоть чепуху! Я тебе деньги не для того плачу, чтобы ты ерундой занимался (НЕОЖИДАННО ЛАСКОВО ЗНАЧИТ ДЕЛО ВЕСЬМА ВАЖНОЕ). Я тебя, собственно, вызвал-то поругать за излишнюю мнительность. Специалист по технической кибернетике, и вдруг такое суеверие — да это мракобесие просто! Стыдно! Только ради Нового года прощаю… да, прощаю. И даже даю почетное поручение. Повезешь отчет в министерство. Думал сам, да сердце пошаливает. Так что не оплошай. Все, желаю успеха.
ТИХИЙ ГОЛОС. Я… да, то есть… (ТРЕСК В НАУШНИКАХ И ЕЩЕ ШЕПЕЛЯВИТ СВОЛОЧЬ КТО ЖЕ ЭТО ТАКОЙ ЕЛЕ МЯМЛИТ А ЖДАТЬ ЕГО НЕКОГДА).
Да, ждать некогда, это он сразу почуял. Нюх-то у старой лисы пока не притупился. Быстро, но торжественно набирает на диске номер, и с каждой цифры, порциями, на лицо выползает умильность и преданность. Голос — мед с патокой:
— Здравствуйте, здравствуйте, добрый день… это опять я, такой противный, вас беспокою… да, да, материальчики… на кого? Да на всех, везде безобразие, прямо еле справляюсь… Вот, поверите ли, простыл, кашляю, так горячую ванну принять некогда… а МОЙ меня в Москву угоняет, очень я ему тут мешаю… слушаюсь… ясно, спасибо… слушаюсь… доброго вам здоровья…
Не усидеть на стуле, радостно марширует по кабинету:
— Вот идет мудрец! Кхе-кхе!
Вот идет Сократ! Кхе-кхе!
Вот идет философ! Кхе-кхе-кхе!
Останавливается, скребется ногтем в директорский телефон без диска.
— Ну-ну-ну, — скребется и напевает, — ну-ну-ну… ну-ну-ну…
Наконец телефон звонит.
— Добрый день, здравствуйте, — голос преданный, но уже без восторга, плаксивый, — кхе-кхе-кхе… да, простыл… так поверите ли, столько работы, что горячую ванну принять некогда… а тут шефы еще вызывают… так что уж позвольте мне с отчетом не ехать, один раз полентяйничать… слушаюсь… второго охранника… слушаюсь…
БЕГИН ВОРОНЕ ГДЕ-ТО БОГ ПОСЛАЛ КУСОЧЕК СЫРА БЕГИН НА ТУ БЕДУ ЛИСА БЛИЗЕХОНЬКО БЕЖАЛА БЕГИН СЫР ВЫПАЛ С НИМ БЫЛА ПЛУТОВКА ТАКОВА ЕНД ЕНД ЕНД
Сидит у окна, нахохлившись, больная старая птица. Хищный клюв опустился, на глазах мутная пленка. Сыр… где он, сыр… давно не падает с неба… был сыр, да весь вышел…
А под ребрами что-то жесткое давит и давит сердце… ноющая глухая боль…
За окном тормозит машина. Что же они копаются… ага, вот это чучело Раппе с портфелем… два охранника с карабинами… втискиваются все трое назад… на директорское место никто не решился… может, это и есть сыр?.. Ноющая боль повторяется.
И лисичка глядит из окошка на улицу. Нюхай, нюхай, лисичка… где-то должен быть сыр… ну что же, что нет в клюве… значит, спрятал куда-нибудь…
