Полукрылые. Черные песни забвения - Урбанская Дарья

Титов в недоумении взъерошил волосы и огляделся. Туманная взвесь исчезла. Он находился в просторном светлом помещении, размером примерно в половину школьного спортзала. Здесь рядами стояли эти странные кресла, на одном из которых, у самой двери, и сидела мама. На соседнем полулежал с закрытыми глазами бледный Антон Сергеевич, за ним Виталий Иванович, Вероника Сергеевна и другие учителя из лицея.

– Тема, ты меня слышишь?

Титов снова посмотрел на маму.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Если голова кружится или тошнит, то лучше подожди меня снаружи, – она недовольно поджала губы. – Так я и знала, что это плохая идея – брать тебя с собой на сеанс сдачи энергии.

– Не плачу я, что за глупости, – буркнул Титов. – Просто в глаза что-то попало. Еще долго?

– Последняя порция, и можешь везти старушку домой, – горько усмехнулась она.

Выглядела Милена Игоревна и правда сильно постаревшей. В первый момент Артем не обратил на это внимания, озираясь по сторонам, но после ее слов пригляделся внимательнее. Морщины пересекали ее лицо, как у Алены Петровны тогда, в палате. Уголки губ опустились, а глаза покраснели и слезились. Впрочем, ей он этого ни за что не скажет.

– Вот только не надо из себя умирающего лебедя строить! Никакая ты не старушка, мам, не переживай. Почти и не заметно ничего.

– Ну да, незаметно. Ври больше. А то я в зеркале не увижу, – хмыкнула она. – Но ты же знаешь, таковы правила… Так будет лучше для всех.

– А для тебя? Как будет лучше для тебя? – выплюнул Артем.

Милена Игоревна покачала головой и не ответила. Затем она вздохнула, откинула голову, и из подголовника кресла выдвинулся прибор, похожий на небольшой микрофон. Мама прикрыла глаза и начала негромко выпевать. Открытые участки кожи на ее лице, шее и руках почти мгновенно взбугрились и поросли кипенно-белыми перьями. Индикаторы на подлокотнике замигали, как сломавшийся светофор, а по одной из трубок, прикрепленных к сгибу ее локтя, потекла блестящая субстанция, искрящаяся, как снег на солнце.

Как завороженный, Артем наблюдал за сеансом, пока его внимание не привлек новый шипящий звук, которому, казалось, было не место в этом зале, полном бормочущих, напевающих, вскрикивающих Полукрылых. Титов обернулся и увидел, как сквозь открытую дверь внутрь начал просачиваться уже знакомый белый туман. Как будто в коридоре кто-то на полную мощность включил дым-машину. Он клубился и растекался по полу, но никто, кроме Артема, кажется, этого не замечал.

– Эй, что опять за фигня?

– Ты о чем, Тем? – усталым голосом спросила мама, прерывая Выпевание, но он не успел ответить.

Все вокруг быстро, буквально за считанные секунды, заволокло этим странным туманом.

– Мам? Ты где? Ты слышишь меня? – крикнул Артем и крутанулся на месте, пытаясь нащупать край кресла-кровати, у которого только что стоял.

Милена Игоревна не ответила, а звуки его голоса увязли в мутной дымке, ставшей плотной, как вата, и укрывшей его полумраком. Артем хотел выставить перед собой руки и шагнуть вперед, но что-то мешало ему пошевелиться. Внезапно его окутал знакомый запах – нежный цветочный аромат, легкий, как перышко, и ласковый, как солнечный луч.

Элла…

Она всем телом прижалась к его спине и положила подбородок на плечо. Артем замер.

– Что… Что ты делаешь? – Его шепот прозвучал нервно и рвано.

– А ты как думаешь? – промурлыкала она ему в ухо, щекоча горячим дыханием. А затем слегка прикусила мочку, забавляясь.

Артем от неожиданности дернулся и попытался освободиться из объятий. Но она лишь крепче сжала руки у него на груди, не отпуская. Тогда Титов сменил стратегию и попытался повернуться в кольце ее рук. В этот раз он не встретил сопротивления.

Они оказались лицом друг к другу, но Эл почти сразу отвела глаза, словно смутившись от собственной дерзости, и вновь склонилась к его плечу. Артему пришло в голову, что они отлично подходят друг другу по росту – она была ниже примерно на полголовы.

– Эл?

– М?

– Ты как здесь оказалась? – ляпнул Артем, умирая от смущения.

– Ох, заткнись уже, Титов! – выпалила она и замерла. А затем он почувствовал, как ее сотрясает мелкая дрожь смеха. Через несколько мгновений они уже хохотали вместе. Вместе со смехом пришло приятное расслабление, и Артем, все еще не веря в происходящее, провел ладонями по ее спине. А затем словно нырнул в ледяную прорубь – чуть повернул голову и неуверенно прижался губами к ее виску. Сердце стучало так сильно, что казалось, еще немного – и инфаркт!

На краю сознания появился пульсирующий звук. Что-то противно пищало, ввинчиваясь, вгрызаясь в мозг, мешая насладиться пьянящей близостью Эллы. Шум усиливался, напоминая странное, нереальное сочетание звона и грохота. Он отражался от невидимых поверхностей и многократно множился, превращаясь в чудовищную какофонию. Не выдержав, Артем зажал уши ладонями и упал на колени, даже не заметив, как исчезла Вихрева.

Ослепляющая боль в голове пульсировала в такт громким звукам. Чтобы перекрыть внешний шум, Титов стал выводить непослушными губами первую пришедшую в голову Песнь, и постепенно привычные действия помогли ему найти в себе силы и вспомнить о своей сути. Отрешившись от внешних ощущений, Артем бездумно выводил до боли знакомую, но ускользающую из памяти мелодию, пока в его голове не зазвучала лишь она. Других мыслей не осталось. Тогда он отнял руки от головы и, повинуясь инстинктивному желанию, раскинул их в стороны. Гладкая кожа мгновенно покрылась огненно-алыми перьями, и он вспыхнул, как тысяча солнц одновременно. Руки-крылья вспороли белесую мглу, которая оказалась облаками, и вознесли его в лазурную синь.

Артем парил. Он не знал, сколько прошло времени и сколько еще пройдет. Время вообще не имело значения на такой высоте. Ничего не имело значения – только свобода и прохладный ветер, овевающий лицо ароматами озона и соли. Глянув вниз, Титов увидел, как по облачной глади скользит его тень, силуэт крылатого человека.

А с двух сторон от него… что это? Там показались еще две крылатые тени. Артем повертел головой, но рядом с ним никого не было. Как и над ним. В одиночестве он скользил в звенящем прозрачном воздухе, а значит, двое Полукрылых, чьи силуэты он видел, летели ниже, под облачной поверхностью.

До него донеслись смутно знакомые голоса, мужской и девичий, но обращались они не к нему, а продолжали ранее начатую беседу:

– Ты уверен, что это сработает, пап?

– Прежде всегда срабатывало.

– И это точно не опасно? Ему ничего не грозит? Ты уже пробовал это на тех, кто окрылился настолько рано?

– Не волнуйся. Знаешь, что раньше японцы думали про ятагарасу?

Последнее слово прозвучало знакомо, но Артем никак не мог вспомнить, кто и где раньше его произносил.

«Эй!» – крикнул он. – «Эй! Кто вы? Вы меня слышите? Я здесь!»

Но разговор продолжился. Двое никак не отреагировали на слова Артема, словно его и не было.

– Они верили, – продолжил мужской голос, – что ятагарасу – это трехлапые вороны забвения, проводники душ в царство мертвых, стирающие воспоминания умерших о жизни на земле. Вот и ты верь.

Девушка проворчала в ответ что-то неразборчивое, а может это Артем отлетел довольно далеко, чтобы услышать продолжение.

Солнце уже клонилось к закату, обливая лазурь золотом и багрянцем, когда Титов вдруг осознал, что не умеет летать. Нелепо взмахнув голыми руками, с которых куда-то подевались все перья, он рухнул вниз. Ветер засвистел у него в ушах, а челюсти свело от обиды и несправедливости. Но секунды складывались в минуты, минуты в часы, а он все падал и падал. Наконец, уже устав бояться приближения смерти, он врезался всем телом во что-то мягкое, и от неожиданности из него вышибло дух. Он открыл рот в отчаянной попытке глотнуть воздух и открыл глаза.

Из журнала наблюдений за Полукрылыми

Известный ятагарасу: Глеб Александрович Воронин

Внешний вид: когда окрыляется – оперение черное (лично не видел)