Кассандра Клэр - Город священного огня (др. перевод) (ЛП)
— Себастьян боится тебя, — сказала она. — В конце он взял себя в руки, но я уверена в этом.
— Он боится небесного огня, — поправил ее Джейс. — Не думаю, что он больше нас знает о нем. Одно можно сказать наверняка — когда он касается меня, огонь не ранит его.
— Нет, — сказала она, не оборачиваясь, чтобы посмотреть на Джейса. — Почему он поцеловал тебя? — Это не было тем, что она хотела сказать, но она продолжала видеть это в своей голове, снова и снова: Себастьян кровавой рукой обвивает Джейса за шею, а затем, что странно и удивительно, целует в щеку.
Она услышала скрип кожаного дивана, когда Джейс переместил вес.
— Это было что-то вроде цитаты, — сказал он. — Из Библии. Когда Иуда поцеловал Иисуса в Гефсиманском саду. Это было символом его предательства. Он поцеловал его и сказал ему: «Здравствуй, равви!», и так римляне узнали, кого надо схватить и распять.
— Именно поэтому он сказал тебе: «Аве, равви», — поняла Клэри. — «Здравствуй, равви».
— Он подразумевал, что будет орудием моей гибели. Клэри, я… — она повернулась, чтобы посмотреть на Джейса, когда он замолчал. Он сидел на краю дивана, и провел рукой по его грязным светлым волосам, не отрывая глаз от пола. — Когда я вошел в комнату и увидел тебя там с ним, я хотел убить его. Я должен был сразу напасть на него, но думал, что это ловушка. Что если я приближусь к тебе, к одному из вас, он найдет способ убить тебя или причинить вред. Он всегда портил все, что я когда-либо делал. Он умный. Умнее Валентина. И я никогда не был…
Она ожидала, и единственным звуком в комнате был треск и шипение сырой древесины в камине.
— Я никогда никого так не боялся, — закончил он, отрывисто произнося слова, когда говорил.
Клэри знала, чего стоило Джейсу сказать это, ведь в своей жизни он часто умело скрывал страх и боль, любые проявления слабости. Она хотела что-то сказать в ответ, например, что он не должен бояться, но не смогла. Она также была испугана, и знала, что у них обоих были веские основания для этого. В Идрисе нет никого, у кого был более уважительный повод, чтобы быть в ужасе.
— Он рисковал многим, придя сюда, — сказал Джейс. — Он позволил Конклаву узнать, что может проникнуть через порталы. Они снова попытаются укрепить их. Это может сработать, а может, и нет, но это создаст ему неудобства. Он сильно хотел увидеть тебя. Достаточно сильно, чтобы рискнуть.
— Он все еще думает, что сможет переубедить меня.
— Клэри, — Джейс поднялся на ноги и шагнул к ней с протянутой рукой. — Ты…
Она вздрогнула, когда он прикоснулся к ней. Огонь вспыхнул в его золотистых глазах.
— Что случилось? — Он посмотрел на свои руки: слабое свечение пламени было видно в его жилах. — Небесный огонь?
— Нет, — сказала она.
— Тогда…
— Себастьян. Я должна была сказать тебе раньше, но просто… не могла.
Он не шевелился. Просто смотрел на нее.
— Клэри, ты можешь рассказывать мне обо всем, ты знаешь это.
Она сделала глубокий вздох и уставилась на огонь, наблюдая за языками пламени — золотые, зеленые и сапфирово-синие — которые гонялись друг за другом.
— В ноябре, — сказала она, — прежде чем мы пришли в Буррен, после того, как ты вышел из дома, он понял, что я шпионила. Он раздавил мое кольцо и затем он…он ударил меня, швырнул на стеклянный стол. Тогда я почти убила его, почти втыкнула кусок стекла ему в шею, но поняла, что если сделаю это, то убью и тебя, и не смогла завершить начатое. И он был в таком восторге. Он засмеялся и толкнул меня. Он пытался стащить с меня одежду и зачитывал куски из Песни Соломона, рассказывал о том, как раньше братья и сестры женились, чтобы сохранить чистоту крови, говорил, что я принадлежу ему. Как будто я была багажом, на котором была карточка с его именем…
Джейс выглядел потрясенным, каким она не видела его раньше. Она могла увидеть каждую эмоцию на его лице: боль, страх, подозрение.
— Он… он тебя…?
— Изнасиловал? — закончила она. Это слово было ужасным и уродливым в тишине комнаты. — Нет. Он не сделал этого. Он… остановился, — ее голос превратился в шепот.
Джейс стал белым, как полотно. Он открыл рот, чтобы что-то сказать ей, но она слышала только искаженное эхо своего голоса, как будто снова была под водой. Она дрожала всем телом, хотя в комнате было тепло.
— Сегодня вечером, — наконец сказала она. — Я не могла двигаться, и он прижал меня к стене. Я не могла уйти, и просто…
— Я убью его, — сказал Джейс. На его лице вновь появились краски. — Я порежу его на куски. Я отрежу ему руки за то, что он прикасался к тебе…
— Джейс, — сказала Клэри, внезапно почувствовав себя опустошенной. — У нас есть миллион причин, чтобы желать его смерти. Кроме того, — добавила она с невеселой усмешкой. — Изабель уже отрезала ему руку и это не сработало.
Джейс сжал руку в кулак и прижал его к животу, ударив в солнечное сплетение, как если бы он мог выбить дыхание из себя.
— Все это время я был связан с ним, я думал, что знаю, как он мыслит, его желания, чего он хочет. Но такого я даже не предполагал. И ты не сказала мне…
— Речь не о тебе, Джейс…
— Я знаю, — ответил он. — Я знаю, — но его кулаки были так крепко сжаты, что побелели и все вены на руке стали выпирать. — Я знаю, и не виню тебя в том, что ты не рассказала мне. Что я мог поделать? Я был абсолютно бесполезен. Я стоял в пяти шагах от него, и в моих венах текло пламя, которое запросто могло убить его. Я попытался и это не сработало. Я не смог заставить его работать.
— Джейс.
— Прости. Я просто… ты знаешь меня. У меня две реакции на плохие новости. Неконтролируемая ярость и затем резкий переход к ненависти к себе.
Клэри молчала. Помимо всего прочего она устала, сильно устала. Рассказать ему о том, что сделал Себастьян, было подобно избавиться от огромного груза, и все, чего она хотела сейчас — закрыть глаза и погрузиться во тьму. Она так долго злилась — гнев всегда был на поверхности. Даже когда она покупала подарки с Саймоном или сидела в парке, либо когда была одна дома, пытаясь успокоиться, гнев всегда был с ней.
Джейс явно боролся с собой; по крайней мере, он не пытался ничего скрыть от нее, и она увидела, как менялись эмоции в его глазах: ярость, разочарование, беспомощность, чувство вины, и, наконец, печаль. Для Джейса это была удивительно тихая печаль, и когда он наконец заговорил, его голос тоже был на удивление тих.
— Я просто хочу, — сказал он, не глядя на нее, а в пол, — чтобы я мог сказать, то, что правильно, сделать все правильно, чтобы облегчить твои страдания. Чего бы ты ни хотела от меня, я хочу это сделать. Я хочу быть здесь, с тобой, Клэри.
— Здесь, — тихо сказала она.
Он поднял взгляд.
— Что?
— Что ты только что сказал. Это было прекрасно.
Он моргнул.
— Ну, вот и хорошо, потому что не уверен, что смог бы повторить это. Какая часть была прекрасна?
Она почувствовала, что ее губы слегка изогнулись. Было что-то такое в реакции Джейса, в его странной смеси высокомерия и уязвимости, беспокойности и горечи, и преданности.
— Я просто хочу знать, — сказала она, — что твое мнение обо мне не изменилось.
— Нет. Нет, — потрясенно произнес он. — Ты смелая и умная, и ты прекрасна, и я люблю тебя. Я просто люблю тебя и всегда любил. А действия какого-то психа не изменят этого.
— Присядь, — попросила она, и он сел на скрипучий кожаный диван, держа голову прямо, чтобы смотреть на нее. Отражение огня было подобно искрам в его волосах. Она сделала глубокий вдох и подошла к нему, удобно устроившись у него на коленях. — Не мог бы ты меня обнять? — спросила она.
Он обнял ее и прижал к себе. Она чувствовала мышцы на его руках, как напряглась его спина, когда он нежно положил руки на нее. У него были руки, созданные для боя, и все же он мог быть таким нежным с ней, с фортепиано, и со всеми вещами, о которых он заботился.
Она прижалась к нему, сидя боком на коленях, ноги на диване, и положила голову ему на плечо. Она чувствовала быстрое биение его сердца.
— Теперь, — сказала она. — Можешь еще и поцеловать меня.
Он колебался.
— Ты уверена?
Она кивнула.
— Да. Да, — сказала она. — Лишь Богу известно, сколько всего мы не могли делать уже долгое время, но каждый раз, когда я тебя целую, каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, это победа, если хочешь знать. Себастьян, он сделал то, что сделал, потому что… потому что он не понимает разницу между любовью и обладанием. Между самоотдачей и принятием. И он думал, что если бы смог заставить меня отдаться ему, то он обладал бы мной, я бы принадлежала ему. Для него это любовь, потому что другого он не знает. Но когда я прикасаюсь к тебе, то делаю это, потому что хочу, вот в чем разница. И у него никогда не будет этого. Ни за что, — сказала она, и наклонилась, чтобы поцеловать его, легко коснувшись его губ, и вцепившись рукой за спинку дивана.
