Иные - Яковлева Александра
Волк молчал.
— Мама с папой? — попытался еще раз Лихолетов. Волк снова промолчал. — Ты что, сирота?
И тогда Волк сказал:
— Нет информации.
Лихолетов сбился с шага и едва не свалился под тяжестью Волка.
— В смысле — нет информации? — переспросил он. — А у кого есть?
— Вся информация у полковника Петрова.
И тут Лихолетов кое-что вспомнил. Ходили среди офицеров слухи о каком-то секретном проекте, связанном с НИИ мозга. Проект курировал лично Петров. Но Лихолетов ничего об этом не знал, а тесть не рассказывал. И только когда произошла чрезвычайная ситуация, как фокусник, вытащил откуда-то новых бойцов отряда «М», да не простых, а… таких. Которые и на людей-то не похожи — идут себе и идут, словно машины, даже с дырой в животе. Ничего не чувствуют. Не владеют информацией о своих родных.
— А тебя как зовут-то? — осторожно спросил Лихолетов.
— Позывной «Волк».
— Да нет, я про настоящее имя. Меня Иван зовут, а тебя?
Но Волк только клацнул зубами.
Аня
К вечеру гости стали собираться на праздник: из окна своей комнаты Аня видела вереницу черных автомобилей, которая тянулась к замку, петляя вместе с поворотами дороги. Автомобили въезжали на мост и пропадали в воротах. Из холла уже доносились звуки музыки — пора было спускаться.
Аня в который раз оглядела себя в зеркало: платье плотно облегало фигуру, но в то же время создавало формы. В нем она чувствовала себя другой — взрослой, женственной. Красивой. Даже короткие волосы выглядели удивительно уместно с открытой шеей и спиной, а небольшая переделка пошла только на пользу платью.
Полчаса назад к ней заходила Катарина. Она помогла с укладкой и застежкой, и, хоть они не сказали друг другу ни слова, Аня чувствовала благодарность за помощь. Такая женщина, как Катарина, знала толк в женской красоте, в том, как нравиться. От нее пахло горькими садовыми розами, светлые волосы были завиты в крупные локоны, но одежда все еще оставалась повседневной. Наверное, ее вечерний наряд такой же красивый, как Анин.
Придерживая подол, чтобы ненароком не наступить на него, Аня спустилась по лестнице. Смех и музыка окатили ее золотыми волнами. Гости собирались внизу и проходили в залу, где играл детский оркестр. Женщины в таких же струящихся платьях, с перьями в волосах и в высоких перчатках радостно вскрикивали, узнавая друг друга, и звонко чмокали воздух около щек. Мужчины, одетые в парадную военную форму, с алыми нашивками на рукавах, густо смеялись, жали руки, целовали дамам пальцы. У каждого к одежде был приколот букет-комплимент — их раздавали дети.
Аня замерла в нерешительности на ступеньке, боясь, что сейчас с ней тоже заговорят, а она не сможет ответить. Среди незнакомых лиц Аня попыталась найти Макса — единственного, кто мог ее понять, — как вдруг увидела Боруха. Он стоял у входа в залу, держа на раскрытой ладони поднос с бокалами шампанского. Борух повернул к ней голову, и Аня помахала ему, привлекая внимание. Однако, к ее ужасу, вместо Боруха по лестнице взбежал светловолосый молодой человек. Его глаза сияли. Юноша заговорил торопливо и сбивчиво, и Ане захотелось раствориться в воздухе: она не понимала ни слова из его пылкой речи. Только имя — Август Канарис, да и то потому, что он чуть прищелкнул каблуками и наклонил голову, когда представился.
Макс возник как будто из воздуха. Он протянул Ане руку и сказал:
— Ты прекрасна. — Затем повернулся к Августу: — Wiederholen Sie das August, Ich wäre mit vergnügen Ihr Übersetzer [1].
Но вместо того чтобы повторить, Август почему-то стушевался и, поспешно откланявшись, оставил их наедине. Аня наклонилась к Максу со своей верхней ступеньки.
— Кто этот человек? Он мне что-то говорил, но я ничего не поняла и немного растерялась…
— Это сын военного адмирала. Он избалован, но безобиден, — ответил Макс с ухмылкой. — И я тоже не всегда понимаю, о чем говорят такие, как он…
— Но это ведь твои друзья… — Аня удивленно оглядела сборище.
— Вовсе нет. Всего лишь высший свет рейха. У меня нет друзей… — Макс потянулся к ней, и шепот согрел обнаженное плечо. — Кроме тебя.
От этого признания у Ани потеплели уши, и она стала проваливаться в тягучее, ужасно неуместное чувство. Это пугало и волновало одновременно. Ища, за какую безобидную тему ухватиться, Аня вспомнила о подарке, который сжимала в руке.
— Вот. — Она неловко протянула Максу сложенный шейный платок, который сшила сама. — С днем рождения. И прости, что…
— Аня! — Макс с восторгом развернул платок и только тут заметил, что с ее платьем что-то не так. Его брови сошлись на переносице, он потянул Аню за руку, развернув, чтобы оглядеть ущерб. — Но как же… Оно стоило целое состояние…
Аня почувствовала, как горят уши. Стало стыдно — и отчего-то страшно. Она снова совершила ошибку. Не угадала. Все испортила. Рассмеявшись слишком звонко, так, что некоторые гости с удивлением обернулись, Аня накинула Максу на шею платок и, торопливо завязывая, путаясь в пальцах, заговорила:
— Прости, прости, я виновата, но эти фалды… К такому я не привыкла. И еще никак не могла придумать подарок. У меня ведь ничего нет, поэтому… И золото очень тебе идет.
У нее получился свободный пышный узел. Но Макс все еще хмурился. Он поймал ее дрожащую руку и сжал, будто раздумывая, как поступить. Наконец, слегка поцеловал пальцы.
— Спасибо. Мне очень нравится, — сказал он и предложил ей свой локоть. С облегчением Аня вцепилась в него как можно крепче.
Они спустились по лестнице вместе и прошли в залу, где собрались все гости. Как только Макс появился в дверях, один из гостей, невысокий господин в очках и с залысинами, поднял бокал и постучал по нему десертной ложечкой. Все тут же замолкли, повернувшись на хрустальный звон. Стихла и музыка.
Мужчина вытянулся в струнку и, вскинув подбородок, заговорил торжественно, явно обращаясь к Максу. Остальные тоже подняли свои бокалы, и золотистое шампанское заискрилось в свете ламп. Макс слушал поздравления и польщенно улыбался. Пока гость говорил тост, Аня украдкой огляделась и наконец заметила Катарину.
Катарина стояла в стороне, рядом с крупным мужчиной с военной выправкой и холодными, почти прозрачными глазами. Ее платье и впрямь оказалось восхитительным: строже, чем у Ани, с высоким поясом и свободными рукавами, черное с блеском. А еще Катарина была единственной, кто украсил себя живой, а не бумажной розой, и цветок удивительно шел ее высоким белокаменным скулам. Но когда Аня встретилась с ней взглядом, сразу захотелось отступить в тень — подальше от нее, от Макса и всех остальных. Аня попыталась высвободить руку, но Макс, почувствовав это, прижал ее локтем и накрыл ладонью. У Катарины вспыхнули щеки.
Невысокий мужчина закончил, и зал разразился овациями и выкриками. Зазвенели бокалы. Улыбаясь, Макс тоже приподнял свой и сделал глоток. Вновь заиграла музыка — вступили скрипки, затем виолончель и флейта — и кавалеры стали приглашать на танец дам.
— Ты хотела сбежать? — спросил Макс.
Аня смутилась еще больше.
— Просто я здесь никого не понимаю… А что он сказал?
— Что я хороший человек. Потанцуем?
Он поставил свой бокал на каминную полку и вывел Аню в центр зала. Им тут же освободили место, провожая улыбками и шепотками. Рука в перчатке легла на талию, вторая сжала ее пальцы, Макс сделал шаг, прижавшись всем телом, и Аня, повинуясь его напору, отступила. Они закружились по залу.
Аня почти не умела танцевать. Ноги путались в подоле платья, так что два или три раза она оступилась. Но Макс, кажется, ничего не заметил. Он нес ее перед собой так, будто она ничего не весила. Ане оставалось только успевать за его уверенными шагами.
Сердце колотилось. С непривычки было трудно дышать, но Аня не могла остановиться, чтобы перевести дух. Макс держал ее очень крепко.
Правая рука стискивала пальцы, сочленения и поршни механической перчатки обжигали холодом и царапали голую спину. Казалось, он готов был забраться под золотую шкуру ее платья и даже под кожу.
