Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни).

— Кто, ма? — встрепенулся Мишка и начал было приподниматься, чтобы посмотреть.

— Лежи, не высовывайся! — шикнула на него мать и придавила рукой к крыше. — Я тебе потом все расскажу, ладно? А сейчас — спускаемся и бежим отсюда!

Очень осторожно она принялась сползать вниз, пытаясь нащупать ногами край крыши и увлекая за собой сына. Наконец ее кроссовки уперлись в водосточный желоб, тянущийся по краю.

— Мишка, лежи здесь и не двигайся! — приказала она и принялась разворачиваться.

Свесившись с крыши, Зара посмотрела вниз. Высоко! Если просто прыгать — можно и ноги переломать. Придется по-другому.

Она поудобнее устроилась на краю, прочно зацепившись за какие-то выступы ногами и левой рукой.

— Мишка, сползай осторожно ко мне. Как лежишь — ногами вниз!

— Ползу! — прошипел в ответ сын и в пару секунд оказался рядом.

Зара протянула ему свободную правую руку:

— Вот, держи: хватайся обеими руками и держись крепко-крепко! — и почувствовала, как в руку до боли вцепились Мишкины пальчики. Женщина изо всех сил обхватила тонкое детское запястье. — А теперь сползай с крыши. Я тебя держу. Когда повиснешь на моей руке, я скажу когда ее отпустить и прыгнуть. Понял?

— Понял! — Показалось, или голос малыша в самом деле дрогнул?

Зара присмотрелась: нет, не показалось! Мишка выглядел испуганным.

— Ты, главное, не бойся! Я тебя удержу. А когда повиснешь — там совсем немного до земли останется. Для тебя — раз плюнуть! — как могла, постаралась она ободрить сына.

— А я и не боюсь! — немного обиженно заявил малыш и решительно пополз вниз.

Зара приготовилась… вот уже ноги Мишки повисли над землей. Теперь малыш лежал на крыше, навалившись на нее грудью и животом, не решаясь покинуть твердую поверхность окончательно.

Женщина сильнее сжала в руке запястье сына.

— Молодец, теперь давай вниз! Я тебя держу.

Мишка кивнул и с коротким писком сполз с крыши.

Рывок! Зара едва удержалась на покатом жестяном склоне. Правое плечо пронзила резкая боль. Но главное было достигнуто: Мишка висел теперь гораздо ближе к земле!

— Теперь отпускай на счет три. Готов? — прошептала она.

— Готов! — уже бодро ответил снизу сын.

— Раз! Два! Три! — и разжала руку, почувствовав, как в этот же момент разжались и Мишкины пальцы.

Снизу раздался негромкий шлепок. Зара перегнулась через край крыши и спросила:

— Ты как?

— Нормально! — весело ответил сын и махнул ей рукой. — Прыгай сюда!

— Сейчас, — пробормотала она и, вцепившись пальцами в водосточный желоб, сползла с крыши.

Повиснув на руках, Зара услышала, как трещит под ее тяжестью водосток. И не стала дожидаться, когда он отломится — просто разжала пальцы.

— Ну как? — поинтересовался Мишка, когда мать оказалась рядом.

— Все в порядке! — шепнула она, чмокнула сына в щеку и скомандовала на ухо. — А теперь — бежим!

И они помчались прямо по огородным грядкам, сначала по своим, потом — по соседским. Зара старалась бежать так, чтобы между ними и страшным гостем оставался их дом.

Вдруг стало светло. Ярко-оранжевый свет выхватил из сумрака все, что в нем пряталось.

— Ма, что это? — удивленно спросил Мишка, остановившись.

Ответить Зара не успела. Невидимая, но сильная рука мягко толкнула ее в спину. Да так, что пролетев кувырком несколько метров, цыганка распласталась лицом вниз в холодной луже. И тут же раздался грохот взрыва.

— Мишка! Мишка, ты где?! — отплевываясь от забившей рот грязи, Зара вертела головой в поисках сына.

— Я здесь, ма! — жалобно отозвался он откуда-то спереди.

Мигом подхватившись на ноги, женщина метнулась к нему:

— Ты цел? Цел? Где болит?!

— Да нигде у меня не болит! — сварливо ответил Мишка. — Грязный весь только. В лужу упал.

Вздохнув с облегчением, цыганка обернулась. На месте их дома пылал огромный костер.

— Ма, а где мы теперь жить будем?! — жалобно спросил малыш. Тихо заплакал и прижался к ней.

— Придумаем что-нибудь! — вздохнула Зара, с тоской глядя на пылающие останки дома. — Главное — живы остались…

На фоне гигантского пламени вдруг обрисовался черный человеческий силуэт. Поджигатель обошел вокруг костра и теперь стоял прямо напротив Зары с сыном, пристально вглядываясь в темноту.

Понимая, что с такого расстояния в сумраке разглядеть их невозможно, женщина тем не менее, пригнулась сама и пригнула голову сына.

— Ты чего? — пискнул он.

— Тихо сиди! — шикнула Зара на него, не отрывая взгляда от страшного силуэта вдали.

А тот все стоял, всматриваясь вдаль.

— Уходи! Да уходи же! — прошептала цыганка. Сердце в ее груди бухало, казалось, на всю округу.

И случилось невероятное. Черный человек поднял руку и помахал Заре. Ветер вместе с запахом гари донес до нее глухой торжествующий смех. Незнакомец еще раз махнул рукой и неторопливо направился прямо к оцепеневшей от ужаса женщине.

1 октября, 19.21, Кобельки

У дамбы «уазик» свернул еще раз и теперь мчался вдоль речушки, вытекающей из рукотворного озера. Потрясенные недавним чудом, мы с лейтенантом молчали. На заднем сиденье, улыбаясь каким-то своим мыслям, сидела Аля.

— Мне кажется, я начинаю вспоминать, кто я! — вдруг заявила она.

От неожиданности мы с Семеном вздрогнули. Машина вильнула.

Я обернулся к Альке.

— И кто же? — спросил я, сам не зная почему, но — боясь ответа.

— Пока не могу точно сказать, Кот. Так — какие-то отрывочные воспоминания. Но — они странные. Очень, очень странные… — она задумалась на несколько мгновений и замолчала. Потом встрепенулась, наклонилась вперед, ко мне, и погладила по щеке. — Только ты не тревожься, ладно? Там нет ничего плохого. Я буду рассказывать тебе все, что вспомню.

— Хорошо. Сейчас начнешь? — улыбнулся я. Но на сердце было ох как неспокойно.

Аля внимательно посмотрела на меня:

— Ты все-таки тревожишься. Не надо, Пашенька, милый…

Я вздрогнул: Алька редко называла меня по имени. В груди что-то заныло. Чтобы хоть как-то приглушить стремительно нарастающую тревогу, я спросил:

— Кошка, а сейчас тебе что вспомнилось?

Она наклонилась к моему уху и возбужденно зашептала, касаясь его горячими губами.

— Ты знаешь, это невероятно, но… я летела! Сама летела, понимаешь? Ночью, под дождем. Это было так здорово, так восхитительно! И еще… — она запнулась.

Я терпеливо ждал. Сердце грохотало где-то в горле, мешая дышать.

— И еще, Кот: у меня были крылья! Огромные такие крылья… и прозрачные, — немного растерянно закончила она.

Я криво улыбнулся:

— Может, в прошлой жизни ты была птицей?

— Нет, Кот, это были не птичьи крылья.

— А чьи же?

Алька пожала плечами.

— Не знаю. Пока — не знаю. Я всего лишь увидела маленький отрывок из памяти. Что там еще — не знаю… — она отклонилась от меня и пристально вгляделась в мои глаза. — Кот, я тебя очень прошу: ты верь мне и не бойся. Я хочу быть с тобой.

— Верю. И не боюсь, — я притянул Алю к себе и вдохнул запах ее волос. — Ты правда будешь рассказывать мне о своих воспоминаниях?

— Правда, — кивнула она. — А ты обещаешь не тревожиться?

— Я обещаю постараться, Кошка! — честно признался я.

Алька рассмеялась, чмокнула меня в щеку и откинулась на спинку сиденья. Улыбнулся и я, тревога вдруг прошла. Пока.

— Вот черт… Что это?! — воскликнул Семен.

Я обернулся и обмер: впереди — там, куда мчался заслуженный «уазик», в темное небо стремительно вырастал клубящийся огненный гриб. Спустя несколько мгновений послышался грохот далекого взрыва.

— Что там могло так рвануть? — ошарашенно поинтересовался я, не отрывая глаз от жутковатого, но чарующего зрелища.

— Понятия не имею. Будто цистерна с бензином взорвалась… да только нет там никаких цистерн. Дома одни, — пробормотал Семен.

Меня вдруг посетила страшная догадка:

— Михалыч, а дом Зары — он ведь как раз в той стороне? Что, если… — закончить я не успел.

Лейтенант вполголоса выругался и вдавил в пол педаль газа. Машина скакнула вперед будто подстегнутая и устремилась по узкой улочке прямо к гигантскому оранжевому зареву, оставшемуся на месте недавнего взрыва.

1 октября, 19.29, Кобельки

— Мишка, бежим! Скорее! — не помня себя от страха, Зара вскочила и помчалась прочь от горящего дома, волоча за собой сына.

Теперь уже было все равно куда бежать: незнакомец каким-то чудом обнаружил их, таящихся в темноте. И Зара решила — к людям. Они помогут!

Резко сменив направление, она помчалась к виднеющимся далеко впереди домам. Скользкая, чмокающая грязь под ногами очень скоро сменилась твердым асфальтом, женщина выбежала на дорогу.