Салли Грин - Половинный код. Тот, кто убьет

Птичьих голосов не слышно, зато слышно, как трещат сверчки, но перекрывая их «пение», откуда-то доносится далекий непрестанный гул. Этот звук не у меня в голове, и вокруг не шипят электроприборы. Рев не умолкает, и я понимаю, что это река на дне долины. Я улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Река, наверное, большая, могучая.

Крыша сложена из толстых, неровных сланцевых плит; торчит дымовая труба и из нее вьется дымок. Коттедж стоит на краю большого луга, окруженного деревьями. На лугу нет больше ничего, кроме большого расщепленного пня.

— Это дом Меркури. Его защищает заклятие от непрошеных гостей. Так что с крыши можно сойти не раньше, чем коснешься руки хозяйки.

— Где мы?

— В другой части Швейцарии. Иногда я приезжаю сюда на поезде или прихожу пешком. Или использую проход. Через него можно и вернуться. — И он показывает на пространство над трубой. — Его сотворила Меркури. Ее Дар — контроль над погодой. Это сильный Дар. Он у нее был один, но она многому научилась сама от тех людей, которым помогла. Они расплачивались с ней новыми знаниями… так она и научилась делать проходы в пространстве.

Брякает дверная задвижка. Мы одновременно оборачиваемся.

Моя кожа покрывается мурашками от ледяного ветра, когда Меркури возникает на пороге.

Она высокого роста и худая, ее кожа бледна едва ли не до прозрачности и кажется почти серой. Ее глаза — как две черные дыры, но в них качаются и перетекают серебряные пологи. Кажется, она смотрит на меня, но я не уверен.

— То-то мне показалось, что я учуяла что-то приятное, — говорит она. Ветер теплеет. Становится удушливым и влажным. — А это Натан. Наконец-то.

Голос как будто не принадлежит телу; будто его рождает ветерок, который овевает ее со всех сторон и устремляется ко мне. Она идет к задней стене коттеджа. Он выстроен так, что сзади почти полностью уходит в склон горы, и крышу отделяет от земли всего какой-то фут. Ветер крепчает, когда она протягивает мне руку и пальцем манит меня к себе. Тогда ветер подхватывает меня, ставит на ноги и тащит прямо к ней. У воздуха как будто появляются руки, и эти руки то подталкивают, то тянут меня.

Наконец-то!

Я тяну к Меркури руку, хватаюсь за ее пальцы.

Ощущение такое, словно я держу за руку скелет.

Часть шестая

СЕМНАДЦАТИЛЕТИЕ

ОДОЛЖЕНИЕ

Я открываю глаза, моргаю, чтобы быстрее себя определить. Еще ночь. Рядом спит Габриэль. Мы в лесу, за домом Меркури. Это особый дом, в котором я могу спать, но я попытался лишь дважды. Ночью внутри дома меня хотя и не подташнивает, зато мучают приступы клаустрофобии. В общем, снаружи, среди деревьев, все равно лучше. Роза спит в коттедже. Где спит Меркури? Не могу сказать, спит ли она вообще.

В первую ночь Габриэль сказал:

— Коттедж — это дом для гостей. Думаю, сама Меркури живет далеко отсюда.

— В каменном замке на вершине скалы?

— Подобное жилье в ее духе. Я видел однажды, как она шла вверх по склону горы, по направлению к леднику. Наверное, там есть еще один проход, он-то и ведет к ее настоящему жилью. Роза тоже иногда поднимается туда, по крайней мере, я сам ее видел несколько раз.

Роза — помощница Меркури, лет ей, наверное, около двадцати. Она темноволосая, у нее пышная соблазнительная фигура, и она красивая — но не Черная. Она шайт — так она сама называет Белых Ведьм, — но воспитала ее Меркури. Дар Розы в тумане забывчивости, так говорит Габриэль, но я не понимаю, что это значит, а он отказывается объяснять, утверждая, что лучше самому один раз увидеть. Роза использует свой Дар для того, чтобы добывать разные вещи для Меркури.

Я не стал интересоваться, что это за вещи. С самой же Меркури я не говорил. В ее доме я уже неделю, но она не была здесь с тех пор, как я появился.

Я сразу сказал ей, что мне нужна ее помощь. Объяснил, что до моего дня рождения осталось всего две с небольшим недели. Я был вежлив. Но в ответ неизменно слышал лишь ее молчание.

Молчание.

Габриэль говорит, что она еще придет ко мне в надлежащее время.

Но пока дни идут за днями… и ничего.

Я знаю, что она играет со мной в какую-то игру. И…

— Не спишь? — бормочет со сна Габриэль.

— У-гу.

— Перестань думать о Меркури. Даст она тебе три подарка.

Габриэль всегда почему-то знает, о чем именно я думаю, а я всегда стараюсь не показать, что он прав.

— Я и не думаю. Я думал о том, что буду делать, когда получу свои три подарка.

— И что ты будешь делать?

Искать отца. Если он захочет, чтобы я его нашел, то у меня это получится. И тогда я докажу ему так или иначе, что не убью его, ни за что и никогда. Правда, он, скорее всего, не захочет найтись, да и я не знаю, как могу что-нибудь доказать.

— Ну?

Больше я ничего Габриэлю о себе не рассказывал: ни о татуировках, ни о видении, которое было моему отцу, ни о Фэйрборне.

Я говорю:

— Буду тренировать свой Дар. Не хочу застрять в теле какой-нибудь собаки.

— Да, быть фейном и то уже достаточно худо. А что еще?

— Почему ты думаешь, что есть что-то еще?

— Потому что ты весь такой… как это говорят англичане — смурной? Да, кажется, так это называется. Ты иногда такой смурной.

Смурной!

— Кажется, ты подобрал не то слово. Задумчивый будет вернее.

— А, по-моему, смурной — самое подходящее.

Я качаю головой.

— Есть одна девчонка, она мне нравится.

— И?

— И, наверное, с моей стороны это глупо. Она Белая Ведьма.

Я жду, что он скажет, что это действительно глупо и что я доиграюсь, убьют меня, а заодно и ее, но он ничего не говорит.

Утром мы сидим на траве возле расколотого мертвого дерева чуть ниже коттеджа Меркури. Кажется, что солнечное тепло здесь еще усиливается, как под лупой.

— Можно пойти погулять, — говорю я, щурясь и осматривая долину.

— О’кей.

Мы сидим.

— Или полазать по скалам, — предлагает Габриэль, вынув изо рта длинную травинку, но с места также не двигается.

Мы и так каждый день то гуляем, то лазаем.

— Может, искупаемся? — спрашивает он.

В долине есть небольшое озеро, но сегодня я не хочу гулять, купаться или лазать. Я хочу, чтобы Меркури пришла и сама сказала мне, что даст мне три подарка.

— Знаешь, до моего дня рождения осталось чуть больше недели.

— Знаешь, я уже говорил тебе это раньше: перестань себя накручивать.

— А если я не получу три… — Я умолкаю, потому что из леса под нами выходит Роза и идет к нам неторопливыми, но широкими шагами. Тонкое платье льнет к изгибам ее фигуры. Поравнявшись с нами, она опускается на траву рядом со мной.

Она говорит:

— Привет.

— Здравствуй, Роза.

Роза хихикает. Она совсем не похожа на хохотушку, но то и дело хихикает. А еще она часто краснеет, хотя совсем не застенчива. Это немного озадачивает.

Роза смотрит на Габриэля.

— Отправляйся в Женеву, повидай Пайлот, прикинь, сколько там Охотников, и доложи сегодня же вечером Меркури. — Вот это уже больше похоже на настоящую Розу.

Потом она вырывает травинку и говорит:

— Натан, Меркури сказала, что с радостью даст тебе три подарка в твой день рождения.

Наконец-то.

— Она говорит, что это честь для нее.

Честь!

— Она рассчитывает на вознаграждение? Или одной чести достаточно?

— Не вознаграждение, — ответила Роза. — Одолжение. Знак признательности и уважения. Это ведь так естественно — хотеть отблагодарить дарителя. Так ведут себя воспитанные люди.

— И какого одолжения она от меня ждет?

Роза хихикает и краснеет.

— Она хочет два одолжения.

Значит, одной чести тут явно недостаточно.

— И какие же два одолжения хочет получить от меня Меркури?

— Она скажет тебе сегодня вечером.

— Что будет сначала? Одолжения или подарки?

— Она говорит, что одно одолжение ты должен оказать ей еще до церемонии.

Значит, оно будет сравнительно простым, хотя что это будет, я понятия не имею. У меня нет ничего, что я мог бы ей дать.

— Второе ты должен будешь оказать ей после, как только сможешь.

— А что, если я не смогу?

Роза хихикает и проводит пальчиком себе по горлу.

Габриэль возвращается в Женеву через проход, а я отправляюсь на длинную прогулку, чтобы занять себя хоть чем-нибудь. Когда вечером мы снова встречаемся в коттедже, я уже на пределе. Ведь мне предстоит встреча с Меркури. Я во что бы то ни стало должен стать Черным Колдуном. Я должен стать сыном Маркуса.

Меркури приветствует меня, согласно обычаю, тремя поцелуями, но делает это так медленно, словно не целует, а обнюхивает меня. Ее губы не касаются моих щек, но я чувствую исходящий от них леденящий холод. Она говорит:

— От тебя всегда так хорошо пахнет, Натан. — Потом, словно забыв обо мне, начинает расспрашивать Габриэля, как там в Женеве.