Юрий Леж - Агенты Преисподней
Покривившись – а делать-то нечего, не консула Преисподней требовать, право слово – девушка неспешно подошла к бадейке с отходами, прихватила тонкий и мягкий металлический прут рукояти, очень надеясь, что спортивное прошлое позволит ей без особого труда протащить десяток, а то и меньше, килограммов на тридцать шагов… ух, ты – ведерко-то оказалось раза в полтора тяжелее и тянуло, пожалуй, на полный пуд. «Интересно, чего они туда напихали?» – меланхолично подумала Некта, пинком открывая двери свинарника и встречаемая радостным визгом, хрюканьем и – жуткой, острой вонью, какой до сей пор в жизни она ни разу не чуяла. Глаза защипало, затянуло слезами, и девушка с трудом проморгалась, чтобы разглядеть в полумраке, куда же выливать дурно пахнущую субстанцию, от которой буро-черные, волосатые и совсем не дружелюбные хрюшки пришли в такой восторг. После этого совсем несвежий, застоявшийся, затхлый воздух замкового двора показался Некте слаще чистейшего высокогорного, но – предстояла еще одна ходка, на этот раз с вонючим продуктом результатов человеческой жизнедеятельности.
Внимательно наблюдавший за работой девушки кастелян, кажется, оказался удовлетворен таким бойким началом трудовой деятельности, но внешне вида не подал, а лишь указал пальцем на маленький приступочек в самом дальнем углу свинарника и произнес:
– Сидеть там. Не ходить, не спать. Сидеть.
И ушел в свою комнату внутри замка, лишив Некту близкого источника света. В полутьме неверного освещения от далеких коптящих факелов девушка приметила блеск металла в нескольких укромных уголках двора, видимо, там дежурили стражники, обмундированные и вооруженные на манер Ренделя. Присев на завалинку и стараясь больше дышать через рот, Некта с удивлением ощутила навалившуюся внезапно усталость, видимо, дело тут было не только и не столько в паре пудовых ведер и отвратительных запахах свинарника, сколько в неожиданном заточении в странном причудливом замке, в пустом небе без звезд и луны, в невозможности толком определить – где она, надолго ли, ждать ли помощи?
«Помниться, Симон говорил: бежать надо или сразу, «на рывок», не учитывая никаких обстоятельств, в первые же минуты или часы после пленения, чтобы это стало неожиданность для еще пребывающих в некой эйфории победы врагов. А если не получилось сразу – причины неважны, не о том сейчас речь – то придется затянуть подготовку на дни, а может, и на недели, дождаться, пока притупится бдительность охраны, пока тебя не будут воспринимать, как деталь интерьера, изучить график смены охраняющих, узнать пути предстоящего бегства, может быть, поднакопить продуктов в дорогу, и только тогда…» – задумавшаяся Некта не заметила, как её сморил сон, и очнулась от резкого – металлом о металл – звука рынды, подвешенной в дальнем от нее углу двора болванки, по которой едва различимый в темноте стражник колотил рукоятью меча.
Наступило утро, ничем от прошедшего вечера и ночи не отличающееся, разве что, во дворике засуетились, зашастали туда-сюда стражники, десятники, сотники, сменяя постовых на стене, у дверей и во внутренних покоях замка, появились женщины: низкорослые, ширококостные, грудастые, с большими задницами, красными, будто ошпаренными, руками. Глядя на них, Некта поняла, почему вчера её не оценил владетель, уж слишком тонкой и безгрудой выглядела она на фоне остальных прачек, швей, поварих.
Про ночное бдение на завалинке девушке никто не напомнил, лишь спустя несколько дней, совершенно случайно, она узнала, что сном здесь считается положение «лежа», а вот «сидя» или даже «стоя» отмечалось, как бодрствование. Так же чуть позже она поняла, что никакой разницы в освещении дня, ночи, вечера или утра нет, тусклые редкие факелы горят одинаково в любое время, а над замком круглосуточно висит непроницаемое черное покрывало доселе Нектой невиданного небесного свода.
Приметив, что после смены постов часть стражников отправилась в карсу, отдыхать, а остальные же выстроились во дворе не ровной шеренгой, суховато, мрачно переговариваясь между собой и явно готовясь к встрече какого-то местного начальства, девушка решила лишний раз не попадаться им на глаза, вспомнив слова кастеляна о воде… впрочем, лучше бы не вспоминала, сразу захотелось в душ, а еще лучше – ванну, полную горячей, размягчающей, такой вкусной воды, душистой пены… Некта скользнула вдоль стены свинарника к тем самым дверям, из которых её вывел во двор управляющий замковым хозяйством, но тут же, как из-под земли перед ней вырос стражник, вооруженный сулицы, наконечник которой недвусмысленно смотрел в живот девушке.
– За водой, – буркнула нехотя Некта, и стражник отступил, наверное, предупрежденный кастеляном, который уже ждал новоявленную свинарку в своей проходной комнате, заставленной сегодня многочисленными емкостями с водой.
– Ведро, одно, – указал худым грязным пальцем на бадейку, размером побольше вчерашних, для отходов, управляющий. – Лопата. Убирать хлев и вернуть.
Некта без слов покачала головой, кажется, в этом сказочном королевстве ей предстояло играть роль Золушки, причем не книжно-сказочную, с песнями, танцами и грим-сажей на лице, а реальной, грязной и вонючей служанки, уборщицы за свиньями. Подхватив деревянную изгрызенную лопату с коротким черенком и тяжеленную бадейку с водой, девушка вернулась к свинарнику, по пути успев – меняя местами в руках ведро и лопату, как бы, от усталости – вдоволь напиться теплой, застоявшейся, но такой вкусной воды. Правда, утолив жажду, Некта ощутила давно уже забытое, как ей казалось, чувство голода, но пока решила потерпеть, всему свое время, тем более, что удушающие запахи свинарника, буквально через минуту, напрочь отбили у нее аппетит.
Вылив воду в свиную поилку – надо бы срочно «придумать» фляжку! – Некта перешагнула через невысокий барьерчик и, бесцеремонно расталкивая сгрудившихся у грязной колоды со свежей водой животных, принялась лихорадочно быстро сгребать навоз в угол загона на проржавевшую, чудом все еще держащуюся между подгнивающими досками решетку, под которой клубилась и, кажется, даже вздыхала все та же непроглядная тьма, что и на небе. Недовольный вторжением на свою территорию хряк – крупный, матерый – извернувшись, вцепился в ногу девушки, пытаясь острым зубами вырвать клок мяса, но – промахнулся, терзая голенище берц из синтетической кожи, с честью выдержавшей испытание. От боли, от досады на судьбу, выплескивая из себя ненависть, Некта яростно огрела животное черенком лопаты и дважды чувствительно прошлась тупыми жесткими носками ботинок по заплывающим жиром бокам. Хряк отступил, но – это девушка ощутила ясно, будто прямую человеческую речь – затаил злобу. «Этого еще не хватало, – уныло подумала Некта. – Мало мне людей, теперь и за свином надо будет приглядывать, чтобы не напороться на какую-нибудь подлость…»
…отнести пустое ведро и лопату кастеляну, прихватить на обратном пути ведро с помоями, проверить «солдатское» ведро, посидеть на завалинке, тупо глядя в черное небо, посмотреть, как стражники, лениво, обыденно, без малейшего огонька или задора, отрабатывают приемы боя и общий строй под началом кого-то из сотников, снова сходить за помоями, очистить «солдатское» ведро, опять присесть на завалинку…
К вечеру третьего или четвертого дня – Некта не стала уподобляться Робинзону и ставить на дверях свинарника зарубки, все равно это ничего не даст ей, кроме тоски – голод взял свое. Дождавшись, пока через площадку от дверей замка к карсе чинно проследуют, как обычно, два десятка женщин, ожидаемых и встречаемых стражниками восторженным ревом полусотни глоток и едва слышным звоном оловянных кружек, девушка тихонько вошла хлев, стараясь не обращать внимания на спокойно дремлющих хрюшек, чтобы не потревожить заметно чувствительных к человеческим взглядам зверей. Старательно вспоминая, каково же расстояние от Земли до Марса и за какое время одна из первых межпланетных станций в её Отражении преодолела это расстояние, Некта осторожно протянула руку через хлипкую изгородь и с силой вцепилась в тощий еще, нежный загривок самого юного поросенка, рожденного, наверное, за несколько дней до попадания в Монсальват неживой живущей. Сумасшедший визг потревоженной свиноматки, лишившейся детеныша, мгновенно подхваченный хряком и остальными обитателями свинарника, наверное, привлек бы внимание всех стражников, благо, карса находилась совсем близко, если бы не присутствие в казарме женщин, делающее воинов слепыми и глухими ко всем происшествиям в замке, непосредственно не угрожающим их жизни и здоровью. Теперь уже не таясь, Некта поймала взглядом полные лютой злобы, налитые кровью глаза самца, пытающегося всей неуклюжей тушей навалиться на изгородь. Практически в полной тьме – тусклый свет вечерних, малого количества, факелов едва пробивался через щели между бревнами – девушка впилась зубами в нежное горло отчаянно брыкающегося поросенка, ощутила на губах соленую, сытную кровь и в бешеном, нечеловеческом восторге стала пить её, как пьют ледяную воду в жаркий полдень – жадно, захлебываясь, торопясь напиться… Отшвырнув безжизненную тушку к моментально прекратившим визги и шум, довольно заурчавшим сородичам, чуть опьяневшая от ощущения сытости, Некта, обтирая кровавые губы подолом когда-то бежевой блузки, подумала: «К утру от несчастного поросенка и косточек не останется, пусть думают, что сами свиньи его и сожрали… а я еще денек-другой продержусь…» Есть помои со стола властителя она не могла не только физически – голод не тетка – но и морально, не желая опускаться до уровня своих шумных подопечных, сейчас удовлетворенно раздирающих на части тельце своего ближайшего родственника.
