Кирстен Уайт - Хаос звезд
Глава 18
Уаджит — Богиня Нижнего Египта. Непри — Бог зерна. Монту — Бог войны. Таурт — Богиня дома и родов. Баби — Бог агрессии и мужественности. Хонсу — Бог Луны. Таит — Богиня ткачества.
Сиа — Бог божественной мудрости. Шаи — Бог судьбы. Этим богам молились, поклонялись, их боялись. У этих богов были алтари, храмы, и священнослужители. Имена этих богов, произносимые шёпотом, чтили и помнили. Но ничто в действительности не вечно. Никто не помнит их сегодня. А у них есть загробная жизнь?
Я бегу по открытой пустыне. Позади меня вздымаются облака пыли, которые выбил из песка реактивный самолёт. Засушливый ветер очистил мой нос, прочистил мою неясную голову, наполнил и направил меня. Рио тоже бежит, но я бегу быстрее и не жду его. Я не могу.
Я добегаю до каменных ступеней, которые ведут к моему дому, и потом ругаюсь. Рио не может увидеть лестницу. Я оборачиваюсь — Рио всё ещё в ста ярдах позади, хромота замедляет его бег.
Грёбаный потоп! Я срываю с себя пижамную майку с длинными рукавами, довольная тем, что на мне спортивный бюстгальтер; и вешаю её так, чтобы одна половина находилась внутри, а вторая выходила на лестничную площадку. Может, эта волшебным образом исчезнувшая половина подскажет Рио вход через мамин магический барьер. Это всё, что я могу сделать.
Я бегу вниз по каменным ступеням и врываюсь через дверь в мою пустую-пустую семейную комнату.
— Мама! — Кричу я. — Мама! Папа! — Я пробегаю через комнату, по коридору в крыло из старого камня, ведущее к её спальне.
Кто-то выходит из кладовой комнаты в коридор, и я врезаюсь в него, потом отступаю назад.
— Нефтида? — Если она здесь, то моя мама, скорее всего, ещё в порядке! Я успела!
Она выглядит шокированной, когда видит меня.
— Дитя! Что ты здесь делаешь?
— Мама в беде! Анубис и Хаткор пытаются её убить!
Её лицо — такое похожее на мамино, но мягче, словно она всегда немного «не в себе», белеет.
— О, нет.
— Где она? Нам нужно ей сказать.
— Хаткор… я не знала… она ушла в ту часть дома, где гробницы. С Исидой.
— Нет! — Я поворачиваюсь в другой конец коридора, к двери, которую я избегала все эти годы.
Кажется, что лестница вытянулась до бесконечности, в самые недра земли, и я чуть не бросаюсь вниз, лишь бы быстрее туда добежать. Гробницы и картины кажутся одним размытым пятном, когда я бегу и кричу имя матери.
Наконец запыхаясь от страха и окружённая только тихой смертью, я врываюсь в дверь главной комнаты — папиного тронного зала. Там стоит его трон, напротив которого неподвижная статуя Амит.
Кроме неё в зале никого нет.
— Мама! — Выкрикиваю я. Должно быть, я пропустила их. Гробницы, одна из гробниц, их так много. Я оглядываюсь вокруг и обнаруживаю Нефтиду позади себя у входа.
— Я не видела их! А ты?
Она наклоняет голову набок, её чёрные глаза спокойны и собраны, яснее, чем когда-либо. И тогда до меня доходит, что за всю жизнь я не видела, чтобы она долго кому-нибудь смотрела в глаза.
До этого момента.
— Что же мне с тобой делать? — Спрашивает она.
Я поворачиваюсь, чтобы выбежать обратно в коридор, но она преграждает мне путь. Я встряхиваю в отчаянии головой. Она не понимает, как мало у меня времени.
— Что ты… а-а-а. — Всё моё тело слабеет, отражая состояние души. — Не Хаткор, — шепчу я.
Она стучит пальцами по подбородку в раздумьях, и пристально смотрит на меня.
— Почему? — Мой голос прерывается, я задыхаюсь от того, что ошиблась. От того, что не смогла защитить свою мать так, как она бы защитила меня.
— У тебя такой сильный характер, ты полна решимости создать саму себя без участия Исиды.
Всем бы такой характер. Мне бы такой. Я провела тысячелетия, искупая грех за желание большего, чем мне дано; большего, чем бессильный и презренный муж, который никогда не любил меня, и даже не опустился бы до того, чтобы подарить мне ребёнка. Желая большего для моего сына, который получил при рождении столько же прав, сколько и её сын. Мы — Боги, которых забыли, но я буду требовать того, что всегда должно было принадлежать мне. Наконец хаос даёт мне шанс. Я прикончу сестру и займу её место. Я стану Исидой.
— Она любит тебя!
— Не будь наивной. Исида любит только своё собственное величие. Весь мир — лишь её отражение, и если он не отражает её собственный искажённый взгляд на её великолепие, она разрушает его до тех пор, пока он не станет отражать.
Я выпрямляюсь.
— Она любит меня.
На что тётя отстранённо машет.
— Ты — игрушка. Больше говорить нечего.
— Я не понимаю! — Мне нужно задержать её здесь, заговорить. Если моя мать уже мертва, Нефтида не стала бы посылать меня сюда. Время ещё есть. — Зачем тебе нужен Анубис?
Наконец, она переводит взгляд на коридор за её спиной, на что-то, чего я не вижу.
— Моих сил и средств недостаточно, чтобы справиться с Исидой. — Всё это время мама казалась такой уставшей, и говорила о том, как Нефтида помогает ей. Мне плохо. Я должна была быть здесь.
Я бы помогла. Я бы знала.
Неправда. Меня не заботило это так, чтобы я могла разглядеть. Но теперь я могу.
Нефтида кивает в мою сторону, продолжая смотреть на что-то ещё.
— Нам нужен точно такой же яд, чтобы убить бога, который Исида очень любезно записала.
Не какая-то там змея. А-пеп.
— Ты не можешь, — шепчу я, умоляя.
— Могу. — Она оборачивается ко мне и улыбается, но в её улыбке нет ни капельки тепла улыбки мамы. — Прощай, дитя.
Она поворачивается, и я прыгаю, чтобы схватить её, но другое тело — сухощавое, с жёсткими сухожилиями и отдающее сухостью, цепляется за меня.
— Твоя мать вот-вот родит своего последнего ноющего щенка, — говорит Анубис. — И потом моя мать отправит их обоих в подземный мир.
Я кричу и впиваюсь ему в лицо ногтями, оставляя длинные пунцовые следы, прежде чем он бросает меня на землю. Он говорит слово, которого я не знаю, и оно отзывается эхом сквозь меня и по всей комнате подобно резкому раскату грома из раскалённой молнии.
Что-то шевелится позади меня.
— Познакомься с милым демоном Амит. — Его зубы оскаливаются в порочной улыбке. — Ей нет никакого дела до этого мира, но я разбудил её специально для тебя. А мне теперь надо подготовить гробницы.
Я стою и дрожу, слишком напуганная, чтобы оборачиваться. Заливаясь рычащим смехом, Анубис выходит из зала и кричит через плечо.
— Надеюсь, ты не вызовешь у неё расстройства желудка.
Я медленно разворачиваюсь и вижу все пожелтевшие зубы крокодила Амит; её рот — зияющая чёрная дыра. Меня обдаёт её дыханием, которое пахнет кровью, наказанием и смертью.
Амит защёлкивает свою длинную чешуйчатую серо-зеленую пасть, поворачивает голову и фокусирует один огромный разрез желтого глаза на моей груди, прямо над сердцем. Как я хочу быть сейчас в майке. Я хочу носить рубашку. А ещё лучше доспехи.
— Не ешь его, не ешь его, не ешь его. — Я зажмуриваю глаза и думаю о тех временах, когда ребёнком я играла между её ног, о тех пикниках, что устраивала здесь, прислонившись к её сильным бегемотовым ногам, цветах пустыни, которые я приносила ей. Неужели она не узнаёт меня?
Голос, такой же старый и голодный, как время, звенит в моей голове. «Теперь это не твоё сердце. Я пожираю неверные сердца».
Я сжимаю закрытые глаза так крепко, что становится больно. Моё сердце — камень. Моё сердце — пустыня. Моё сердце — горизонт, протянувшийся в вечность, оно — песок, небо и пустое прекрасное совершенство.
«Неверное сердце», так она провозгласила, и я чувствую тёплое, липкое дыхание смерти. И я не хочу умирать, и будет больно, и без сердца я не смогу быть полной в подземелье, и неважно, что сделает мой отец.
— Айседора! — Голос Рио отскакивает от стен, и моё сердце подпрыгивает от того, что он зовёт меня. Он здесь, но он не найдёт этот зал в лабиринте гробниц, поэтому он будет в безопасности и сможет помочь маме после моей смерти. Вздохнув от облегчения, я держусь за своё имя, сказанное Орионом, держусь за яркую прочную надежду, что мои звезды создали человека, наполняющего меня.
«Вот твоя правда». Её смех — смесь рычания льва, рёва бегемот и крокодильего шипения проносится через мою голову. Я в шоке открываю глаза, а она сидит на своих бегемотовых корточках.
— Ты не будешь меня есть?
Она зевает, и от нового вида зубов, чуть не вырвавших из меня нынешнюю жизнь и загробную, я спешу выбраться из зала и сразу врезаюсь в Рио.
— Айседора! Там? — Он смотрит в сторону тронного зала.
— Нет! Она съест твоё… — я делаю паузу, потом закатываю глаза. — Хотя ты, по всей видимости, будешь в порядке. Здесь нет мамы. Обратно наверх!
Я бегу по извивающемуся коридору и вбегаю по лестнице, перескакивая через три ступени за раз.
