Шимун Врочек - Зомби в Якутске
Подъехала «санитарка», из нее выбрались еще четыре зомби. Внимание пожилого переключилось на них. К нам подошла девчонка, явно школьница — тоже в камуфляже:
— Следуйте за мной.
Пройдя через лесок, мы оказались на поляне. На ней располагалось с полтора десятка воздушных шаров. Усадив нас всех в одну гондолу, школьница принялась нас инструктировать:
— Летите все время на юг, желательно не опускаться ниже девяти километров, слишком высоко тоже не забирайтесь, чтобы контроль не терять, посматривайте на термометр, если будет ближе к минус двадцати — поднимайтесь выше, каждая тысяча метров — это шесть с половиной градусов…
Из леса показался пожилой, он орал в трубку:
— По Маганскому их веди! Гони что есть дури! А, блин, какая на «шишиге» дурь…
Все, кто были на поляне, принялись переглядываться.
— У нас скоро гости будут!
— Может, начнем уже по одному запускать? — спросил кто-то.
— Ну, минут десять-то как минимум у нас есть. Может, дождемся еще Володи с Герой. Едут уже, должны прорваться. Но готовность к запуску — максимальная!
Я спросил у одного из них — того, что стоял возле нашего шара:
— Кто вы?
— Мы — гребаные гнилые толерасты. На самом деле, мы — все еще люди.
И, заглянув мне в глаза, он добавил:
— Удачи вам, пацаны.
Когда мы летели еще на высоте птичьего полета, отдаляясь от освещенного заревом пожаров и восходящим над Леной солнцем Якутска, я посмотрел вниз и увидел на трассе толпы плетущихся в его сторону зомби. Гонимые ранней весной, они шли на север в поисках хотя бы временного спасения. Передние уже прошли Покровск, и поток этот не прерывался даже на подходе к Качикатцам… А дальше видимость заслонили облака и туман.
Теперь это все подо мной, далеко от меня.
Мороз ласкает мою кожу. Неспешными движениями я стряхиваю со своих рук иней. Любуюсь самым ярким солнцем, наслаждаюсь самым свежим воздухом за три месяца. Теперь я это умею.
Голова смотрит куда-то мимо меня безучастно. Ну и что, я тоже так смотрю. Может, когда-нибудь у зомби будут свои доктора, которые будут пришивать им части тел. Тогда я узнаю, что она мне говорила тогда, на летном поле. Если нам повезет, и наш шар долетит, то мы еще долго будем вместе… А если не повезет, так хоть будет трапеза напоследок.
Я свободен, я лечу.
Марина Аржакова
МАЛЬЧИК ПО ИМЕНИ НЭД
1Когда Нэд родился, он не заплакал. Его мама лежащая на родильной кушетке тут же сжала губы. Сознание ее балансировало на хрупком промежутке между ясностью и провалом в беспамятство. «У меня мертвый сын» — мысль обожгла как кипяток. Палату разрезали два шлепка, после которых, мальчик которого в скором времени назовут странным именем Нэд, заплакал громким и чистым голосом, обрадовавшим слух матери и позволивший ей наконец с откинуться на подушку.
В Якутске начиналась зима. 19 октября, в день когда родился Нэд, выпал первый снег. Лежа в пластиковом контейнере, Нэд смотрел за окно и пока, конечно не понимал, что означают белые хлопья, падающие с низкого, облепленного тучами неба. Не понимал он и что век тому назад, в далеком начале двухтысячных, 19 октября Якутск уже покрывал уверенный слой снега, люди торопились одеться в пуховики и толстые шапки, а лед на озерах был таким толстым, что сотни детишек обувались в коньки и резвились на нем, выписывая невиданные круги.
Нэд был в семье первенцем. Мама и папа его, уже немолодые люди были так рады долгожданному сыну, что уже до рождения не чаяли в нем души.
Свою маму он увидел в тот же вечер. Малыша Нэда принесла робкая медсестра, и уложила в уютные мамины руки. Он смотрел на нее, ощущая на себе любящий взгляд, и впервые улыбнулся. Мама в ответ ему улыбнулась то же, и провела пальцем по крохотному носику. Прикосновение было таким приятным, что малыш заулыбался еще больше.
Имени сына она пока не знала и звала его про себя «мой ребеночек». Поев, ее ребеночек Нэд, закрыл глаза и засопел, боясь разбудить, мама сидела с ним на руках до тех пор, пока та же самая робкая медсестра на забрала его в комнату для младенцев.
После того как сына забрали, она долго лежала без сна, глядя как за темным окном в свете фонаря танцуют снежинки. Время от времени она улыбалась, чувствуя безмерную любовь к сыну. Вдруг, в ее голове ясно прозвучало имя «Нэд». Боясь поверить, она сильнее зарылась в одеяло, но голос продолжал: «Нэд, Нэд, моего сына зовут „Нэд“. Она провела ладонью по животу, в котором еще недавно жил ее сын и уверенно произнесла — Нэд.
Когда на следующий день радостный папа услышал имя сына, он опешил.
— Нэд? — повторил он вслед за женой, уверенный, что услышит нечто другое, ведь со слухом у него давно черти что творилось. Но жена кивнула, и подтвердила:
— Нэд.
Он сделал большие глаза и начал доказывать что имя неправильное. „Как это так Нэд?“ — спрашивал он, то и дело касаясь лба и взъерошивая волосы на макушке — Пусть будет Колей, или Митькой. Мииитя, слышишь как хорошо? Митя Савельев»
Но жена улыбалась одной из загадочных улыбок, за которую он ее любил и повторяла странное имя «Нэд».
Спорить он с ней любил, они даже поженились, поспорив еще в студенчестве. Правда сегодня, глядя на жену в больничной кушетке, ему совсем не хотелось ей перечить. Сославшись на врачебное предупреждение о возможных странностях в поведении жены, после родов, он поспешил перевести разговор на другую тему.
Позже, выйдя из палаты жены, он направился к стеклу, за которым в стерильной палате лежал его Нэд. Упрекнув себя за ошибку, он поправился на нейтральное: «мой сын», но стоило ему взглянуть на ребенка завернутого в одеяльце, как лицо его расплылось в улыбке, и он довольно-предательски произнес: «Нэээд».
Вот так случилось, что Нэд, все-таки стал Нэдом.
Мальчик рос крепким, несмотря на уверения врачей о слабости его здоровья из-за позднего рождения. Поначалу родители и вправду ждали долгих дней в больнице и лекарств вместо конфет, но Нэд с каждым днем крепчал. Ровно в полгода он сел, и довольный этим весело разбрасывал игрушки по комнате, лопоча на известном только ему языке. В девять месяцев он не пошел, а побежал, да так быстро, что отвлекшаяся на рекламу в телевизоре мама, не успела понять, куда это подевался ее Нэд, а после, запечатлевая на миниатюрную камеру его уверенные шажочки, все никак не могла простить себе что пропустила такой важный и счастливый момент в жизни сына.
В год с небольшим Нэд заговорил. Вновь приближалась зима, снег в этом году выпал немного раньше, чем в тот, когда родился Нэд, так что Якутск за окном его спальни напоминал кекс, неровно посыпанный сахарной пудрой.
Мир его заключался в родительской квартире, углы которой он успел разведать, и понять что в кладовой темно, а от этого страшно. Вообще вся квартира пугала его необъятно широким пространством, в котором находились очень странные вещи. Его пугали высокие стеллажи в библиотеке, которые сколько Нэд не запрокидывал голову, не кончались, упираясь в белый потолок. Глядя на них, Нэд думал, что и на этом они не заканчиваются, а протыкают потолок и устремляются «на улицу», куда мама водила его по утрам и вечерам.
Еще Нэда пугала ванная, с кажущейся огромной черной стиральной машиной. Со страхом, он подходил к двери и видел в щель, блестящий бок машинки притаившейся в темноте ванной. Как-то раз, няня сидящая с ним по пятницам, пригрозила что когда-нибудь засунет его туда и зловещая стиральная машина проглотит его с потрохами. Так и сказала: «с потрохами». Нэд запомнил это слово, потому что никогда раньше его не слышал, и очень испугался его хрипящего звучания. Для убедительности няня Нэда взяла плюшевого кенгуренка, и кинула его в распахнутый рот стиральной машины, которая незамедлительно загудела, пожирая несчастную игрушку.
Но больше всего Нэд боялся шкафа стоящего в гостиной. Исполинских размеров, он разевал огромные створки, обнажая висящие в нем пальто и куртки, за которыми крылась тьма. Когда храбрая мама, усадив его в коляску бесстрашно раскрывала шкаф, чтобы достать пальто, он видел как тьма позади вещей отвратительно шевелится, приходя в бешенство от потревожившего его света. Чудища живущие в нем бесшумно отступали, уходя в черную непроглядную бесконечность. Это радовало и успокаивало Нэда днем, но стоило в квартире заиграть сумеркам, а в прихожей потухнуть одинокой лампочке, как малышу тут же представлялись кошмарные монстры выползающие из шкафа, и жмясь к стенам пробирающиеся к нему в спальню. Дело спасал маленький ночник в виде гнома, синим светом колпака разгоняющий темноту. Чудовища дышали за дверью, подглядывали в скважину, но не смели войти, боясь уничтожающего их света.
Так вот Нэд заговорил именно у шкафа. Он сидел в коляске, мама одела ему шапку и хотела было достать пальто, и потянулась к дверце, как оно отворилось само.
