Кристин Каст - Призванный

— Эй, Близняшка, — сказала Шони, наклоняясь за блестящей подушечкой. — Похоже, тут произошло извержение блесток.

Эрин не улыбнулась. Она взяла расшитую пайетками подушку из рук Шони и запихала ее в набитую сумку, бросив:

— Я справлюсь.

Шони коснулась ее плеча, но оно показалось твердым, холодным и безжизненным.

— Погоди, Близняшка, да что с тобой такое? Почему ты так разозлилась?

— Ты никогда мне не говорила, что для тебя так важны отношения с отцом. Ты просто скрыла это от меня! — Эрин дернула плечом, чтобы сбросить пальцы Шони.

— Неправда, — покачала головой Шони, отстраняясь, словно Эрин ее ударила. — Я пыталась тебе рассказать, но ты все время твердила: «Все это в прошлом, Близняшка, давай пройдемся по магазинам», вот я и перестала. Не помнишь?

— Ну да, и какая разница? В чем вопрос-то? Я просто не понимаю! Мы стали лучшими подругами сразу же, как только нас Пометили — в один день! Все было круто, пока не вылезло все это дерьмо с Рефаимом и его папашей, и мы внезапно перестали быть лучшими подругами!

— Постой, просто я понимаю, что чувствует Рефаим, а ты — нет, вот и все. Я никогда не говорила, что мы больше не лучшие подруги!

— Да, ты права. Я не понимаю. — Эрин скрестила руки на груди. — Так в чем соль?

Шони чувствовала себя так, будто внезапно тяжесть всего мира обрушилась на ее плечи, а лучшая подруга неожиданно стала незнакомкой.

— Иногда я скучаю по папе, вот и все.

— По папе? Да ему было на тебя наплевать долгие годы до того, как тебя Пометили! Зачем тебе скучать по нему?

Шони засомневалась. Она посмотрела в глаза подруги и внезапно увидела ее истинную сущность.

— Тебе и впрямь безразлично?

— Что? Всякая крутая всячина, которой я набрала в «Пиер Уан» нифига не на распродаже и заплатила за нее золотой кредиткой Афродитихи? Или новые вещи из магазина «Мисс Джексон»? Конечно, мне не безразлично! «Элис и Оливия» — это на весну. Я даже достала для тебя отороченную лисой красную кашемировую шаль, которая просто очуметь! Я и себе купила такую же, только синюю. Мы будем потрясающе выглядеть в этих шмотках! Идеально. Мы — идеальны! Вот это мне не безразлично. И тебе, Близняшка, тоже. Мне не все равно на тебя, а тебе — на наши вещи. Так было всегда. — Запас слов Эрин иссяк, она выглядела грустной и сбитой с толку. Она вытерла глаза, размазав модную синюю тушь по лицу.

— Нет, — медленно протянула Шони. — Это все неправда. Никто не идеален, Близняшка, а в особенности мы с тобой.

— Да в чем, черт возьми, дело? Как отец Рефаима смог тебя так изменить? — закричала Эрин.

— Я уже какое-то время об этом думала, только не говорила.

— Об отце Рефаима или о своем?

— Да ни о ком, Эрин. Я имею в виду ни того, ни другого, а о жизни в целом. Например, смерть Джека. — Внезапно Шони почувствовала себя очень, очень усталой.

— Мне не было все равно на смерть Джека! Мы плакали, и все такое прочее.

— Мы плакали, а потом тебе пришло сообщение от Даниэль со ссылкой на распродажный сайт, и мы занялись покупками, — напомнила Шони.

— И что? Я купила черные туфли. Нет, погоди! Мы купили черные туфли. На платформе. С розовыми бантиками и кристаллами «Сваровски» на каблуках. Тогда мы решили, что они подходят для траура, и Джек бы их оценил. И потом еще немного поплакали. Вдвоем. И чем ты лучше меня, если делала то же самое?

«И как Эрин может выглядеть несчастной и обиженной одновременно?», — подумала Шони.

— Я не лучше тебя. Я такого не говорила. Это ты лучше меня, потому что у тебя все хорошо, а у меня нет. Вот она, граница. У меня больше не все тип-топ. С самой собой, и, боюсь, с нашей дружбой тоже, но я не знаю…

— Знаешь, что я тебе скажу, Близняшка? — перебила ее Эрин, сердито вытирая со щек голубые потоки слез. — Когда у тебя все наладится, возвращайся. А до этого момента найди себе отдельную комнату и собственные вещи. Я больше не хочу иметь соседку и Близняшку, которую что-то во мне не устраивает!

Бесшумно рыдая и не обращая снимания на вещи, продолжавшие выпадать ее из сумок и пакетов, Эрин ринулась в туннель, оставив Шони в окружении вороха блестящих подушек и бархатных колгот.

За спиной кто-то кашлянул, и Шони подскочила.

Только когда Зои протянула ей наполовину использованную упаковку бумажных платочков, Шони поняла, что ревет во весь голос.

— Хочешь об этом поговорить?

— Не совсем, — ответила Шони.

— Хочешь побыть одна? — спросила Зои.

— Не уверена. Но точно знаю одно, и это не очень тебе понравится, — всхлипнув, пробубнила Шони.

— Тогда давай говори поскорее, потому что если высказать неприятные вещи быстро, они перестают казаться такими уж жуткими.

— Я хочу уехать обратно в Дом Ночи. Повисла напряженная тишина, а затем Зои задала вопрос:

— А Эрин хочет поехать с тобой?

— Нет, — вздохнула Шони, вытирая слезы. — Я вернусь туда одна.

Глава 18

Воскресенье шло так же отстойно, как суббота. Позже я прокрутила в голове этот день и поняла, что интрига начала раскручиваться именно после ссоры Шони и Эрин. Странно, как на нас отразилось то, что девчонки больше не общались. Их обида друг на друга словно всех нас выбила из колеи.

— Не знаю, как тебя, а меня Близняшки-Деревяшки жутко бесят!

Афродита шлепнулась рядом со мной на бордюр, опоясывавший старую подъездную дорожку к вокзалу. Я вздохнула и подумала, что для меня немного побыть в одиночестве — непозволительная роскошь. И подвинулась, чтобы освободить для Афродиты больше места.

— Ага, я знаю. Странно, что они больше не вместе, у Шони такой вид, что она будто вот-вот расплачется, а Эрин молчит и дуется. Там, внизу, все очень жутко.

— Огонь и лед, — пробормотала Афродита.

Мои брови подпрыгнули:

— А знаешь, ты можешь быть права!

— Не знаю, когда до тебя наконец дойдет, что я права почти всегда! — Афродита вытащила из сумочки украшенную стразами пилку для ногтей и принялась за маникюр. — Не знаю, о чем еще может идти речь в этом идиотском стишке, но эта строчка совершенно точно о Близняшках-Дурашках с одной извилиной на двоих!

— Зачем ты подпиливаешь ногти?

Она недоуменно посмотрела на меня.

— Потому что в этом дурацком городе недостаточно круглосуточных салонов красоты. Есть только стремные забегаловки, а я хочу, чтобы мне привели в порядок ногти, а не изнасиловали. Да и СПИДом заразиться как-то неохота.

— Афродита, иногда я совсем не понимаю, о чем ты говоришь.

— Так расширяй свой кругозор! Неважно. Как я уже спрашивала, что ты собираешься делать с Тупой и Еще тупее?

— Хм, ничего. Они подруги, а подруги иногда ссорятся. Им самим придется найти способ помириться.

— Серьезно? И все?

— Ну, Афродита, а какого черта я еще могу сделать?

— Ты только что выругалась? Разве «черт», не «ругательное» слово?

— А как насчет того, чтобы встретиться с ним и убедиться в этом лично? — прищурилась я. — И в стопятьсотпятый раз тебе повторяю: нет ничего плохого в том, что я не ругаюсь как сапожник!

— Так-так-так, и орешь и ругаешься! В следующий раз в Аду полетят снежки.

— Злючка, — констатировала я.

— Спасибо. Но, серьезно, что ты будешь делать с Близняшками?

— Дам им возможность разобраться самим! — Я не собиралась кричать, но отлетавшее от каменных стен эхо убедило меня в том, что у меня не получилось. Я глубоко вздохнула и попыталась утихомирить желание придушить Афродиту. — Не могу я каждый раз вмешиваться, когда между моими друзьями пробегает кошка. В этом нет никакого смысла!

— Но об этом говорится в том глупом пророчестве, — заметила ясновидящая красотка, орудуя пилкой.

— Но мне до сих пор непонятно, при чем тут…

Я оборвала фразу на полуслове, когда в ворота вокзала въехал черный «линкольн» и остановился прямо перед нами.

С разинутыми ртами мы во все глаза смотрели, как из водительской двери вышел Сын Эреба и, не обратив на нас никакого внимания, открыл заднюю дверь автомобиля.

Руку Воина взяла и вышла из машины высокая и грациозная Танатос, затянутая в темно-синий бархат. Она улыбнулась нам и кивнула в ответ на наш поклон, но смотрела только на здание вокзала.

— Какой восхитительный образчик ар-деко тридцатых годов, — заметила она, окидывая взглядом фасад. — Я оплакивала медленную смерть путешествий по железной дороге. Когда железнодорожные перевозки достигли своего пика, было замечательно путешествовать поездом через всю эту великую страну. Это и до сих пор чудесно. Жаль только, что осталось очень мало железнодорожных маршрутов. Вам бы оказаться здесь в сороковые — в одном оживленном пространстве собирались вместе трагедия, надежда, отчаяние и отвага. — Она не сводила глаз со здания. — Не то, что в этих ужасных современных аэропортах. Из них выхолощена вся романтика, душа и жизнь, особенно после событий одиннадцатого сентября… Так жаль, так жаль…