Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса II
Карту города, как всегда, тщательно изучил заранее, еще дома, — эту часть подготовки любил едва ли не больше, чем само путешествие, и никогда не жалел на нее времени. Поэтому решительно отказался от услуг таксистов, пошел пешком. Правильно сделал: пока шел через Старый город, настроение, испорченное дурными снами, как-то само собой выправилось. А порция эспрессо в крошечном, на два столика, кафе с оранжевым ромбом над входом взбодрила, как рюмка коньяку. Отправился дальше, бормоча под нос невесть почему всплывшую в памяти песенку из детского радиоспектакля про трех поросят: «Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк».
О да. Нам настолько не страшен серый волк, что, когда он приходит к нашему дому, все продолжают заниматься повседневными делами, не обращая внимания на опасного гостя, разве только кивнут ему вежливо на бегу — если заметят.
Но это наяву. Во сне — совсем иное дело.
Ай, к чертям собачьим сны. Забудь. Проехали.
Гостиница оказалась даже лучше, чем ожидал, — небольшой отель «Шекспир» на улице Бернардину. Холл напоминал антикварную лавку накануне распродажи, завтрак был обилен, как далеко не всякий официальный обед, а на дверях номеров висели таблички с именами известных писателей. Увидев на своем «Джеймс Джойс», вздохнул с облегчением — хорошо, что не Стивен Кинг. И даже не Эдгар По. Впрочем, по уверениям персонала, в честь этих двоих номера называть не стали.
Очень предусмотрительно.
С первой порцией командировочных дел удалось благополучно покончить еще до наступления вечера. Сэкономленное время употребил с пользой и удовольствием: бродил по городу, наблюдая, как овеществляются отпечатавшиеся в памяти схемы заранее намеченных маршрутов, как на месте тонких неровных линий возникают булыжные мостовые, а серые квадраты превращаются в разноцветные дома: красный, желтый, лиловый. Заходил во все приглянувшиеся кафе — где-то ел, где-то пил кофе или пропускал рюмку местной крепкой медовухи, от которой становилось жарко, не в животе, не в груди, а где-то снаружи, в районе тени, как будто все спиртное доставалось ей.
Набегался так, что был уверен — сон придет, как только голова коснется подушки. Однако проворочался часа полтора, вставал, курил, высунувшись по пояс в распахнутое окно, пил воду, снова ложился, взбив подушки и перевернув одеяло. Наконец уже за полночь кое-как задремал.
Но вместо долгожданного отдыха сон принес очередную порцию пустых хлопот и дурацких приключений. Правда, в новых декорациях. Теперь хищные инопланетяне, обычно успешно атаковавшие Москву, беззастенчиво разгуливали по улицам красивого города Вильнюса. Они, как водится, намеревались заживо сожрать все местное население, кроме тех счастливчиков, которым удастся сдать выпускной экзамен по физике. К месту проведения экзамена следовало добираться на поезде, уходящем в неизвестное время с почти бесконечно огромного железнодорожного вокзала, где не было ни перронов, ни касс, ни табло с расписанием — поди угадай, в какой вагон садиться, а ведь надо еще как-то раздобыть билет. К тому же, как это часто бывает в подобных сновидениях, вокзал обладал пренеприятнейшим свойством: оттуда в любой момент могло вышвырнуть обратно, на одну из городских улиц, прямо в объятия прожорливых инопланетян; чудом уцелевшие были вынуждены опять пробираться на вокзал и заново приниматься за безнадежные поиски спасительного поезда. Дурная бесконечность, тошнотворная беспомощность, суета сует, все примерно как в жизни, только еще хуже.
Прятался от инопланетян во дворе своей гостиницы, которая во сне превратилась в барак, где жили недоеденные горожане, вжался в стену, втянул живот, откуда-то зная, что напряжение мышц пресса делает человека невидимым для хищников и можно хоть как-то перевести дух. Думал — подобные мысли часто сопровождали кошмары, — как жаль, что это не сон, как жаль, что нельзя взять и проснуться, господи, ну почему.
И тут на плечо легла легкая горячая рука.
— Полиция города Вильнюса. Вы задержаны, — сказал приятный женский голос. Почему-то по-русски. Но тут же повторил фразу по-польски, по-английски и еще раз на до неузнаваемости изувеченном немецком. На этом выученные языки, надо понимать, закончились.
Скорее растерялся, чем испугался. Спросил:
— За что?
— За нарушение правил поведения в сновидении, — бесстрастно объяснила женщина.
— В сновидении?! Значит, это — сон?
Спасибо, господи.
Чуть не проснулся на радостях, но сильные руки женщины-полицейского каким-то образом удержали на пороге между сном и явью, а потом аккуратно вернули обратно, во двор гостиницы «Шекспир», которая еще не приняла первоначальный вид, но на барак уже походила гораздо меньше.
— Прошу прощения, — сказала служительница порядка, — но просыпаться пока нельзя. Сперва мы обязаны провести с вами разъяснительную беседу Сожалею о доставленных неудобствах.
Хотел спросить: кто — «мы»? — но тут же сам увидел, что полицейских тут как минимум двое. Седой коренастый мужчина в форме стоял возле окутанной красноватым туманом арки, неназойливо перекрывая единственный путь к побегу.
Интересно, он правда думает, что я захочу убежать? От безобидных антропоморфных полицейских к хищным инопланетянам? Впрочем, не удивлюсь, если были прецеденты.
Обернулся, чтобы посмотреть на женщину. Она оказалась совсем юной, худенькой, с острым, как у лисички, носиком и роскошной копной каштановых волос, кое-как собранных в пучок, но уже отчасти вырвавшихся на свободу. Женщина тщетно старалась придать своему милому лицу если не суровое, то хотя бы бесстрастное выражение, но результат все равно подозрительно смахивал на приветливую улыбку.
Спросил:
— А что я, собственно, нарушил?
— Правила транстопографической миграции в ходе субъективного восприятия негативных онейрологических образов, — бодро отрапортовала юная служительница закона. И добавила: — Если говорить человеческим языком, вы задержаны за контрабанду кошмаров.
— Это как?!
Женщина нахмурилась, вероятно подыскивая слова.
— А идемте-ка в подвал, — неожиданно предложил ее коллега. — У нас там какое никакое, а все же служебное помещение оборудовано. Чего тут стоять.
Как это часто бывает во сне, слов оказалось достаточно для совершения действия, полицейский еще не договорил, а вокруг уже встали стены, неровные, полупрозрачные, словно бы изготовленные из зеленого бутылочного стекла. Зато потолок был совершенно обычный, к тому же затянутый по углам паутиной и нуждающийся в срочной побелке.
По полу были разбросаны разноцветные объекты удивительных форм и непонятного назначения; впрочем, в одном с горем пополам удалось опознать вязаную модель ленты Мёбиуса, полосатую, как девичий шарф.
— Ой, — смутилась женщина, — простите, тут не прибрано. Это моя вина.
Неопознаваемые предметы исчезли.
— Так вот, — флегматично сказал мужчина-полицейский, — контрабанда кошмаров — это то, чем вы здесь полночи занимались. Разумеется, каждый гражданин имеет право увидеть столько страшных снов, сколько пожелает. Но, согласно статье сто шестьдесят четвертой муниципального онейроадминистративного кодекса, приезжим запрещается переносить действие своих кошмаров в Вильнюс. Потому что вы потом спокойно уедете домой, а все ваши ужасы останутся здесь. А мы, по правде сказать, со своими едва успеваем разобраться. В Вильнюсе всегда была непростая онейроэкологическая обстановка, а уж в последние годы хоть святых выноси… Впрочем, говорят, везде теперь так. Ничего удивительного, люди живут в состоянии постоянного информационного стресса, последствия закономерны. Вы нуждаетесь скорее в сочувствии, чем в порицании. Но мы обязаны поддерживать порядок на подведомственной нам территории.
Слушал его, украдкой разглядывая свои руки. Столько раз читал о том, как важно посмотреть на руки во сне. И что? Руки как руки, было бы из-за чего шум поднимать, только безымянный палец левой почему-то позеленел и гнется во все стороны, как змея. Но во сне, наверное, так положено.
Спать, видеть сон и осознавать, что спишь, оказалось так здорово и необычно, что бубнеж полицейского вызывал не тревогу, а умиление. Приезжим, оказывается, что-то запрещается — ишь как. И что, интересно, мне сделают, если я сплю и полицейские мне просто снятся? Нет, ну в самом деле.
Спросил:
— А как вы можете меня наказать, если это мой сон?
— А нам и не надо вас наказывать. Наше дело — пресечь нарушение. Раньше за такие штучки полагалась немедленная депортация, а теперь…
Ушам своим не поверил.
— Депортация? То есть человека высылали из страны, если ему что-то не то приснилось?
— Ну что вы такое говорите, — улыбнулась женщина. — При чем тут страна? Депортация в данном случае означает пробуждение, неужели не очевидно?
