Иные - Яковлева Александра
Когда Аня поняла, на что намекал Макс, ее щеки вспыхнули. Она спрятала лицо за стеклянной дверцей книжного шкафа, сделав вид, что ее заинтересовали пыльные фолианты в темных кожаных переплетах.
— Там есть интересные рукописные труды. — Макс зашел ей за спину и осторожно провел пальцами по вздрогнувшим лопаткам. — Алхимия, теософия, даже каббалистика и черная магия… Говорят, этот замок построил алхимик с помощью Stein Golems, каменных големов. Великанов. Предок моего отца привязал их к замку каким-то темным колдовством, чтобы они охраняли стены. Одному великану удалось сбежать, но вдали от замка магия не действовала. По дороге он стал разваливаться, и там, где он пробегал, сыпались заговоренные камни. Конечно, это все тоже легенда. Хотя мой отец, герр Нойманн, искал эти камни, представляешь? Думал, они обладают великой силой. Так и не нашел ни одного.
На плитах пола была еще одна мозаика, точь-в-точь как в галерее под обсерваторией: роза ветров с незнакомыми символами и птицами. Выскользнув из-под руки Макса, Аня метнулась в центр комнаты, но остановилась, не решаясь ступить в этот круг. Странное ощущение легкого головокружения как будто не пускало дальше. Или это Макс держал ее взглядом? Аню тянуло к нему, словно крепкой веревкой. Обсерватория качнулась, поплыла. Аня сделала шаг назад. Птицы сверкнули на нее золотыми глазами, одновременно пугающие и притягательные, и по ногам вдруг побежал стылый холод.
— Это вороны? — пробормотала Аня, когда вновь почувствовала на своей шее горячее дыхание Макса. — Почему вороны?
— Кто знает? — отозвался Макс рассеянно. — Разве только первый Нойманн, алхимик. Может быть, это то самое колдовство. А может, просто красивая мозаика. Посмотри лучше сюда. Модель Солнечной системы.
Он шагнул к золоченой сфере, собранной из металлических колец, с маленькими шариками на каждом, и крутнул. Кольца пришли в движение, и шарики, вращаясь, поплыли вокруг центрального — Солнца. Аня завороженно следила за ними, пока те не остановились.
— Подойди.
Макс поманил ее к центральному панорамному окну, у которого на трех ногах стоял большой латунный телескоп. Тяжелая труба смотрела прямо в темное небо. Макс припал к окуляру, что-то подкрутил, настроив оптику, и уступил Ане.
— Взгляни. Это Марс. Осенью его особенно хорошо видно.
Осторожно обойдя зловещую мозаику, Аня заглянула в телескоп и вправду увидела крохотную планету, излучающую оранжево-красный свет. Редкие темные облака проходили мимо, не задевая ее.
— Красота какая, — протянула Аня. — Я родилась в деревне, там очень хорошо видно звезды — в городах совсем не то. Мы придумывали разные истории про «небесных бродяг» — Марс, Венеру, Сатурн… Здорово было лежать ночью в поле, смотреть в небо и сочинять все подряд. Травой так пахло!.. — Аня отстранилась от телескопа и улыбнулась Максу. — Я это вспомнила из-за цветов. Спасибо за букет. Он напомнил мне о доме на севере...
— Правда? — удивился Макс. — Не думал, что такие редкие цветы растут на твоей родине.
— Это правда, желтые розы у нас не растут, — рассмеялась Аня. — И я больше люблю простые полевые цветы. Но неподалеку от родной деревни было такое же желтое поле рапса, мы любили бегать по нему в грозу. Как ты угадал цвет?
— Желтые розы?.. — Макс как будто вовсе не слушал, что она говорила после. — Как же так… Хм. Я не был уверен, какие именно тебе понравятся. В Германии желтые букеты обычно не дарят, это цвет траура, но Катарина… Кх-м… фройляйн Крюгер разбирается в цветах. Она меня убедила, что в Союзе нет таких предрассудков. И если это твой любимый цвет, то я очень рад, ведь я… Послал то, что люблю сам.
Он окончательно смутился и теперь выглядел не опаснее мальчишки, который выдал свой самый страшный секрет. На лестнице послышались шаги — это принесли горячий чай, яблоки в меду и шаль для Ани. Пока прислуга разливала чай, они неловко молчали. Этой передышки хватило, чтобы набраться смелости. Когда они снова остались одни, Аня сказала:
— Прости меня. За машинку и за то, что сомневалась в тебе…
— До сих пор сомневаешься? — Макс накинул ей на плечи шаль. Шерсть оказалась удивительно теплой, и только тут Аня поняла, что успела замерзнуть.
— Вот сейчас еще чуточку меньше, — улыбнулась она, кутаясь в мягкое серое облако.
— Хорошо. — Макс кивнул с серьезным видом. — Значит, я все делаю правильно. И конечно, я тебя прощаю. — Он поймал ее пальцы и легко сжал своей правой, теплой и живой, рукой. — Не представляю, через какие испытания тебе пришлось пройти. Но догадываюсь, что это был ад. Я сам в него спускался, поэтому знаю, как это — не доверять никому. Но мне ты можешь доверять, Аня. Я не простой смертный, который боится тебя или желает тебе зла. Я такой же, как и ты.
— А мы не простые смертные?
Макс хмыкнул:
— Что ты. Мы — это нечто новое. Думаю, даже эволюционно новое.
Он вернулся к модели солнечной системы и, сверяясь с календарем, который висел здесь же, на стене, подправил кольца сферы.
— В Германии сейчас мода на высшую расу, — говорил он. — Якобы есть избранные люди, которые по факту рождения лучше других. Все это глупости. Люди все одинаковые, даже если у них разный цвет волос, глаз или форма черепа. Даже если разный цвет кожи. По сравнению со мной… и с тобой они все — просто люди.
Он наконец выстроил планеты в нужное положение — по всей видимости, так, как они располагались сегодня. Аня подошла ближе, изучая картину. Планеты стояли почти в линию.
— Был такой немецкий философ, Ницше, который писал об Übermensch, сверхчеловеке. Эти идеи сейчас используют, чтобы доказывать… как это будет по-русски?.. Превосходство арийской расы над остальными. Но я думаю, Ницше говорил о ком-то вроде нас с тобой. Об иных — таких, которые действительно сверхлюди. Уникаты. Может быть, мы пока единственные дети новой эры. Мы прошли сквозь ад и возродились.
Он подхватил за веточку яблоко и протянул Ане.
— Расскажешь про свой ад? — спросила Аня.
— Может быть, в другой раз, — Макс посмотрел в разлившуюся за окном темноту, где мигал далекий красный глаз бродячего Марса. — Сегодня слишком хорошая ночь для грустных историй.
1. Не знаю… Еврейская свинья бегает где-то в лесу (нем.).
2. Закрой свой рот! (нем.)
2. Закрой свой рот! (нем.)
1. Не знаю… Еврейская свинья бегает где-то в лесу (нем.).
Лихолетов
Зерна пшеницы сыпались сквозь пальцы с тихим шорохом. Лихолетов стоял по шею в зерне, почти не видя его, только слушал, как оно пересыпается в его ладонях. В герметичной цистерне товарняка было жарко и душно: такие вагоны прекрасно подходили для перевозки сыпучих грузов и совсем не подходили для людей. Именно поэтому шансов проскочить границу незамеченными было больше. В одной цистерне с Лихолетовым ехал командир и два бойца отряда «М». В соседней, зарытые в точно такую же пшеницу, — еще четверо.
Поезд несся, грохоча и раскачиваясь из стороны в сторону. В воздухе висела зерновая пыль, и у Лихолетова от нее невыносимо свербило в носу. Не сдержавшись, он чихнул, отер лицо о плечо и поднял фонарик. Желтый луч выхватил из темноты мордоворота-командира и его не менее внушительных подчиненных, мужчину и женщину. Все трое сощурились, глядя на свет.
— Вы в порядке? Все хорошо? — спросил Лихолетов. Сам он уже измаялся ехать, зерно искололо ему все тело, а нос и горло чесались от пыли.
Командир отряда моргнул и оттарабанил:
— Физическое состояние в норме.
От удивления Лихолетов хапнул пыли и закашлялся. Физическое состояние?! Он точно живой человек?
Их посадили по вагонам в глухой темноте безлюдной лесополосы, пока машинист пропускал другой состав. Все сделали быстро и чисто, но Лихолетов не успел даже толком узнать новых товарищей. Только их позывные: Медведь, Волк и Лиса. «Тогда я буду Иван-дурак», — сказал он Петрову, но Петров шутку не оценил и Лихолетов стал Зайцем.
