Бен Ааронович - Реки Лондона

— Впервые я увидел мою Айсис в старом Королевском театре на Друри-Лейн[27] — том, который вскоре после этого выгорел дотла. Я сидел на галерке, а она — в ложе, со своей сердечной подругой Анной. Я влюбился с первого взгляда, но увы — у нее уже был кавалер.

Сказав это, Оксли умолк и принялся наливать чай. Закончив, он добавил:

— Но, скажу я вам, его постигла просто ужасная неудача.

— Помолчи, любимый, — улыбнулась Айсис. — Молодому человеку это совершенно неинтересно.

Я взял чашку. Настой был очень светлый, я вдохнул знакомый аромат «эрл грея». Некоторое время я колебался, держа чашку у самых губ, но ведь когда-то же надо начинать учиться доверию. И я решительно пригубил. Чай был превосходен.

— А я — как река, — сказал Оксли. — Бегу, бегу, а сам все время на месте.

— Только не во время засухи, — заметила Айсис, протягивая мне кусочек баттенбургского кекса.

— Я всегда неподалеку, где-то рядом, — продолжал Оксли. — Так и в тот раз. У ее подруги был замечательный дом в Строубери-Хилл — просто прелестное местечко, и к тому же тогда там еще не было этих коттеджей в так называемом тюдоровском стиле. Если бы вы видели этот дом — он выстроен как самый настоящий замок, а моя Айсис была словно принцесса, запертая в самой высокой башне.

— Долго гостила у подруги, только и всего, — пояснила Айсис.

— И вот они устроили у себя в замке бал-маскарад, — сказал Оксли. — Это был мой шанс. Я надел свой лучший костюм и, скрыв лицо под маской лебедя, проник в замок через служебный вход и вскоре влился в разряженную толпу гостей.

Я подумал, что раз уж хлебнул чаю, то если теперь угощусь кексом, хуже уже не будет. Кекс оказался покупной, приторно-сладкий.

— Это был великолепный бал, — вспоминал Оксли. — Там были знатные лорды, леди в длинных платьях с декольте и джентльмены в бриджах и бархатных жилетах. И каждый из них скрывал под маской мысли мрачные и порочные. Но порочнее всех была моя Айсис, несмотря на маску египетской царицы.

— Я была Изидой, — сказала Айсис, — и тебе это хорошо известно.

— И вот я бесстрашно приблизился к ней и вписал свое имя напротив каждого танца в ее записной книжке.[28]

— Неслыханная наглость и бесстыдство, — вставила Айсис.

— Но благодаря мне твои ноги не были оттоптаны толпой незадачливых танцоров, — сказал Оксли.

Айсис нежно погладила его по щеке.

— Не могу с этим не согласиться.

— На маскараде всегда нужно помнить, что, когда бал кончается, гости снимают маски, — говорил Оксли. — В приличном обществе, по крайней мере, но я подумал…

— Вот-вот, с этого обычно и начинаются все сложности, — ввернула Айсис.

— …а почему, собственно, маскарад должен заканчиваться? — продолжал Оксли. — И дело у меня последовало за мыслью, как сын следует за отцом. Я схватил свою желанную Айсис, вскинул ее на плечо и бросился бежать через поля к Чертси.

— Оксли, — проговорила Айсис, — бедный юноша представляет здесь закон. Не стоит ему рассказывать, как ты меня похитил. По долгу службы он обязан будет арестовать тебя. — И продолжила, адресуясь уже мне: — Уверяю вас, это было абсолютно добровольно. Я тогда уже дважды побывала замужем и родила детей, и я всегда четко знала, чего хочу.

— О да, она показала себя опытной женщиной, — сказал Оксли и подмигнул мне, отчего я ужасно смутился.

— Не думайте, он тоже был не святой, — улыбнулась Айсис.

— Я был самый настоящий монах, — возразил Оксли, — но появилась Айсис, и у меня началась совсем другая жизнь. Ну вот, — сказал он, постукивая ладонью по столу, — мы вас накормили, напоили и заболтали до полусмерти. Думаю, самое время обсудить наши дела. Так чего же хочет Большая Леди?

— Вы же понимаете, что я только посредник, — поспешно проговорил я. В Хендоне у нас был тренинг по урегулированию конфликтов. На нем учили, что главное — сразу и четко обозначить нейтральность своей позиции. И одновременно дать понять каждой из противоборствующих сторон, что лично ты поддерживаешь именно ее. Тренинг включал ролевые упражнения и всякое такое — это была единственная тема, по которой я обгонял Лесли. — Мама Темза полагает, вы стремитесь пробраться ниже Теддингтонского шлюза.

— Но река-то одна на всех, — сказал Оксли. — А он — Отец реки.

— Она утверждает, что он покинул приливную зону в 1858 году, — сказал я.

Точнее говоря, во время Великого Зловония (именно так, с заглавных букв), когда вода в Темзе загустела от нечистот, а Лондон наполнился таким жутким смрадом, что парламент чуть было не перебрался в Оксфорд.

— Тем летом из города убрались все, кто мог, — возразил Оксли. — Ни зверь, ни человек просто не могли там оставаться.

— Но она говорит, он так и не вернулся. Это так? — спросил я.

— Так, — проговорил Оксли. — И, говоря по правде, Батюшка никогда не любил город, особенно после того, как он убил его сыновей.

— Каких сыновей?

— Вы знаете их, конечно, — сказал Оксли. — Тай, Флит и Эффра. Все они захлебнулись потоком грязи и дерьма, а умный и хитрый гад Базалгет — ну, тот, который построил коллекторы, — добил их, чтоб не мучились. Я видел его — такой, знаете ли, важный, с кучей патентов от парламента. И я отвесил этому проклятому убийце хорошего пинка под зад.

— Вы считаете, это он погубил реки?

— Нет, но это он загнал их под землю, — сказал Оксли. — Мне пришлось передать их дочерям Большой Леди — они как-то пожестче моих братьев.

— Но если он так не любит город, зачем же рвется к устью? — спросил я.

— Кое-кого из нас все еще манят яркие огни, — сказал Оксли и улыбнулся жене.

— Должна сказать, я была бы счастлива снова побывать в театре, — сказала она.

Оксли налил мне еще чаю. Где-то позади фургона из громкоговорителя с помехами неслось «Давайте будем веселиться» — Джеймсу Брауну по-прежнему было хорошо, как никогда.

— И вы хотите сразиться с дочерьми Мамы Темзы за эту территорию?

— Думаете, они такие грозные, что мы испугаемся?

— Думаю, вам в принципе не слишком этого хочется, — сказал я. — И потом, можно же договориться, я в этом уверен.

— И что вы предлагаете, экскурсию туда в сопровождении гида? — с нервной иронией спросил он. — Паспорта с собой брать?

Вопреки расхожему мнению, чаще всего люди не хотят драться, особенно если силы равны. Толпа может растерзать одиночку, человек, имеющий огнестрельное оружие и великую цель, способен расстрелять множество невинных людей, включая женщин и детей. Но честно драться стенка на стенку — на это не каждый решится. Вот почему пьяные подростки устраивают показные истерики на тему «не надо меня удерживать», а сами втайне надеются, что обязательно найдется кто-нибудь, кто их удержит. И всегда радуются приезду полиции — потому что мы выручаем их, даже если они нам глубоко несимпатичны.

Оксли пьяным подростком не был, но тем не менее точно так же хотел, чтобы его удержали от опрометчивого шага. Или, может быть, его отца?

— А ваш отец — он чего хочет? — спросил я.

— Того же, чего хочет любой отец, — ответил Оксли. — Чтобы дети уважали его.

Я чуть было не сказал, что уважения заслуживает далеко не всякий отец, но вовремя прикусил язык. В конце концов, не каждому же достается папа вроде моего.

— Будет здорово, если вы все немного возьмете себя в руки и успокоитесь, — примирительно проговорил я. — И не будете ничего предпринимать — а мы с инспектором пока кое-что разрулим.

Оксли внимательно посмотрел на меня поверх своей чашки.

— Весна началась, — произнес он, — выше Ричмонда сейчас столько дел.

— Окот у овец, — подсказал я, — и все такое.

— А я вас представлял совсем не таким, — задумчиво проговорил он.

— Каким же?

— Я полагал, Найтингейл подберет кого-нибудь похожего на него самого, — ответил Оксли, — из высших слоев, может быть?

— Более серьезного, — вклинилась Айсис, — опытного.

— А вы, — сказал Оксли, — вы настоящий хитрец.

— Больше похожи на магов, которых мы знавали в прежние времена, — добавила Айсис.

— Это хорошо или плохо? — поинтересовался я.

Оксли и Айсис рассмеялись.

— Пока не знаю, — проговорил Оксли, — но будет очень интересно это выяснить.

Уходить с ярмарки оказалось неожиданно трудно. Ноги внезапно отяжелели, как бывает, когда выходишь из воды. Только когда мы подошли к «Ягуару» и звуки и голоса начали понемногу стихать, я почувствовал — отпускает.

— Что это было? — спросил я Найтингейла, садясь в машину.

— «Седуцере», — ответил он. — Притяжение, или, как говорят в Шотландии, Чары обольщения. Бартоломью пишет, что многие сверхъестественные существа используют их для самозащиты.

— А когда я буду этому учиться? — полюбопытствовал я.