Нэнси Холдер - Антология «Дракула»
Кейт догадывалась: Дракула покинул Трансильванию не только потому, что он, как огромная темная губка, высосал эту страну досуха. Главная причина заключалась в том, что ему надоело жить среди цыган, волков и грохочущих горных потоков. Однако это не мешало старейшинам Трансильванского движения объявить графа своим вдохновителем и использовать его печать в качестве своего главного символа. Многие были убеждены в том, что, как только вампиры вернутся в Трансильванию, Дракула восстанет из небытия, дабы занять принадлежащий ему по праву трон властелина немертвых.
Для многих, очень многих Дракула имел исключительное значение. Порой Кейт спрашивала себя, сохранил ли его образ хоть сколько-нибудь реальное содержание. Или же Дракула всего лишь призрак, рабски покорный любому, кто даст себе труд его вызвать? С его именем связано так много уголовных дел, восстаний и жестокостей! Один человек, будь он даже монстр, был бы не в состоянии принять во всем этом участие, не смог бы заключать в себе такое множество взаимно исключающих противоречий.
Дракула жил в истории и на страницах книги Брэма Стокера, он был героем фильма и знаменем Трансильванского движения. Дракула, как идея, был почти необъятен. Однако не настолько, чтобы накрыть своим плащом всех тех, кто именовал себя его последователями. Здесь, в горах, где граф провел несколько столетий, предаваясь мелкому хищничеству, Кейт поняла, что сам себе он наверняка казался ничтожеством, чем-то вроде ящерицы, ползущей по скале.
Местная природа подавляла своим величием. По ночам на темном бархате неба высыпала такая уйма звезд, словно здесь действовало множество лазерных установок. Кейт различала звуки и запахи, говорившие о том, что горы населяют тысячи самых разных растений и животных. Если выражение «зов природы» действительно имеет смысл, его можно было ощутить в этом лесу. Но ни малейших признаков осмысленной жизни Кейт не замечала.
Она обвязала вокруг шеи желтый шарф, покрытый золотистыми узорами, купленный в магазине «Биба» в 1969 году. Это была красивая, изящная вещица, легкое дуновение фривольности, которое она изредка позволяла себе, чтобы скрасить монотонность своего бесконечного существования.
Фрэнсис несколько раз подпрыгнул и подбросил вверх листки сценария. Руки его взметнулись в воздух, подобно крыльям. Облако гнева окружило безучастного Кейтеля.
— Ты что, не понимаешь, идиот, что я вложил в этот долбаный фильм свои собственные гребаные деньги! — проорал Фрэнсис, обращаясь не только к Кейтелю, но и ко всей группе. — Я могу потерять дом, виноградник — короче, все, что у меня есть. Почетный провал в прокате меня никак не устроит. Этот паскудный фильм должен сделать «Челюсти», иначе я вставлю себе в задницу кусок телеграфного провода.
Мастера по спецэффектам, сидя у стены вагончика — там всегда стояло несколько стульев, — равнодушно наблюдали, как режиссер взывает к небесам, требуя у Бога ответов, которые тот не собирался ему давать. Листки сценария, подхваченные ветром, сначала порхали над головой Фрэнсиса, подобно стае бабочек, потом, воспарив над аллеей, повисли на нижних ветвях деревьев.
— Он еще не такое вытворял, когда снимал «Крестного отца», — невозмутимо заметил кто-то.
Слуга провожает Харкера в хорошо обставленную гостиную. На столе легкий ужин — хлеб, сыр и холодное мясо. Доктор Джек Сьюард, в белом халате, со стетоскопом на шее, дружески пожимает Харкеру руку и подводит его к столу. За столом уже сидит Квинси П. Моррис, который развлекается тем, что подбрасывает и ловит здоровенный охотничий нож.
Лорд Годалминг, безупречно одетый, с салфеткой, засунутой за крахмальный воротничок, сидит на другой стороне стола, и уписывает огромную порцию цыпленка с паприкой. Харкер встречается с Годалмингом глазами, лорд поспешно отворачивается.
Сьюард: Накладывайте себе все, что угодно, Харкер. Думаю, за границей вы отвыкли от приличной еды.
Харкер: Благодарю вас, я перекусил на постоялом дворе.
Сьюард: Ну и как вам живется на постоялом дворе? Местные сильно докучают? Всякие там суеверные старушенции?
Харкер: Моего уединения никто не нарушает.
Сьюард: Превосходно… Помните даму-вампира, графиню Марию Долинген из Граца? В тысяча восемьсот восемьдесят третьем году вы отрезали ей голову и вонзили ей в сердце кол из боярышника, прекратив ее существование.
Харкер: Я не склонен обсуждать подобные вещи.
Моррис: Так держать, мальчик мой. Не зря же ты заслужил благодарность Церкви и знак отличия от папы. Поганая сука наконец сдохла. Прими мое восхищение.
Харкер: Я не могу вспомнить, о ком именно вы говорите. Возможно, я действительно умертвил эту особу. Но, повторяю, я не намерен обсуждать подобные вещи.
Сьюард и Моррис обмениваются взглядами. Харкер и бровью не ведет. Они понимают, что приняли правильное решение. Годалминг, состоящий с ними в сговоре, кивает.
Сьюард снимает тарелку с холодным мясом с маленького сейфа, стоящего на столе. Годалминг протягивает доктору ключ, которым тот открывает сейф. Он вынимает оттуда гравюру и передает ее Харкеру.
На гравюре изображен остроносый средневековый князь в воинских доспехах.
Сьюард: Это Влад Цепеш, по прозвищу Рубильщик. Ревностный христианин, защитник веры. Убил миллионы турок. Многие называли его сын дракона или же Дракула.
Лицо Харкера остается непроницаемым.
Моррис: Православная церковь наделила князя Влада особыми полномочиями. Он мог бы стать митрополитом. Но он переметнулся на Запад и стал латинистом.
Харкер: Латинистом?
Сьюард: Да, перешел в Римско-католическую церковь.
Харкер внимательно смотрит на гравюру. При определенном освещении изображенный на ней человек напоминает молодого Марлона Брандо.
Сьюард подходит к маленькому столику у стены, где стоит допотопный диктофон. Он выбирает восковый цилиндр и устанавливает иглу.
Сьюард: Сейчас вы услышите голос Дракулы. Подлинный голос, можете мне поверить.
Сьюард заводит диктофон.
Голос Дракулы: При-и-слу-у-у-ушайтесь к ним, к де-е-тям ночи! Что за му-у-узыку они играют?
Из диктофона доносятся какие-то странные звуки.
Харкер: Что это там за шум?
Сьюард: Это воют волки, мой мальчик. Дикие голодные волки!
Голос Дракулы: Умереть, покинуть этот мир… есть ли более славный удел?
Моррис: Теперь Влад порвал и с Римской церковью. Он здесь, из своего неприступного замка, совершает собственные крестовые походы. Собрал армию цыган-секеев, которые готовы целовать следы его ног. Они выполняют все его приказы, даже самые жестокие и отвратительные. Вам известны их деяния, Джонатан. Они убивают младенцев, высасывают молоко у коров, выбрасывают крестьян из окон их домов, насилуют старух. А он, их проклятый предводитель, никогда не подохнет, потому что принадлежит к племени немертвых. Мир еще не знал такого паскудного выродка, приятель.
Харкер потрясен. Взгляд его снова упирается в гравюру.
Сьюард: Фирма хочет, чтобы вы отправились в горы, за ущелье Борго…
Харкер: Но это в Трансильвании. Предполагалось, что в Трансильванию мы не поедем.
Годалминг возводит взгляд к небесам, но продолжает есть.
Сьюард: …за ущелье Борго, в замок Дракулы. Оказавшись там, вы сделаете все, чтобы втереться Дракуле в доверии и оказаться среди его приближенных. После этого вы начнете уничтожать всех, кто его окружает.
Харкер: Уничтожать?
Годалминг откладывает нож и вилку.
Годалминг: Уничтожать, не ведая жалости и колебаний.
— Я могу сказать лишь одно: мы совершили ошибку, — заявил Фрэнсис, нервно подергивая плечами и стараясь придать своему взгляду уверенность.
Он сбрил бороду, наивно рассчитывая, что перемена его внешности отвлечет внимание прессы от печального положения дел.
— Полагаю, нам надо проявить решительность, прекратить съемки и найти нового актера. Это куда разумнее, чем сохранять неприемлемое для всех положение.
Кейт не интересовалась проблемами шоу-бизнеса, но потрясенные лица журналистов из киношных изданий — «Variety», «Screen International», «Positif» — давали понять, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Уволить исполнителя главной роли после двух недель съемок, стереть отснятый материал и найти нового актера — все это никак нельзя было назвать обычным явлением. После изгнания Кейтела караван, что называется, встал и вся группа сидела сложа руки, ожидая, пока Фрэнсис не слетает в Штаты и не отыщет новую звезду.
Кто-то из журналистов поинтересовался, сильно ли «Дракула» превысит бюджет. В ответ Фрэнсис расплылся в улыбке и пробормотал, что бюджет — понятие растяжимое.
— Никому не приходит в голову спрашивать, сколько стоила Сикстинская капелла, — заявил он, махнув пухлой рукой.
Кейт могла бы побиться об заклад, что в то время, когда Микеланджело болтался под потолком с кистью в руке, папа Юлий Второй без конца досаждал ему вопросами, в какую сумму выльются все эти росписи и когда работа наконец-то будет закончена.
