Ребекка Десcертайн - И прошел год
— Значит, придется разбираться самим.
Мальчики сбежали с холма и направились к дому.
* * *Той ночью Калеб, Томас и Ханна оделись в темное и тайком отправились к тюрьме — Ханна на лошади матери, мальчики на отцовской. В отличие от деревни с тем же названием, город Салем был заселен густо: жители селились вокруг нескольких маленьких бухточек, соединенных с заливом, уходящим в море. Дети спешились за пару кварталов от тюрьмы и оставили лошадей за старым амбаром. Тюрьма — солидное строение из красного кирпича — высилась на покрытой травой равнине, а значит пробраться к ней так, чтобы не заметила охрана, будет сложно. С помощью карманного ножа Томас нарезал ветвей и травы и набросал на себя и спутников сверху для маскировки. Медленно и в полной тишине они прокрались к тюрьме. Достигнув густых спасительных теней, они сбросили ветки; Томас достал из мешка длинную веревку с железным крюком на конце и умело забросил крюк на каменную балюстраду на вершине здания. Калеб взялся за веревку и принялся подниматься по стене. Целью его было узкое зарешеченное окошко метрах в десяти от земли. Ханна иногда приходила в тюрьму вместе с матерью, так что примерно знала, где располагаются камеры и куда какой коридор ведет. Она была уверена, что именно через это окошко можно попасть в маленький коридорчик, пустующий по ночам. Однако на полпути Калеб потерял равновесие и громко ударился о стену. Ханна беззвучно ахнула, и они с Томасом нырнули под брошенные на траву ветви. Ворота с громким лязгом распахнулись, и вышедший оттуда охранник принялся обходить тюрьму, высматривая источник шума. К счастью, вверх, где у стены качался Калеб, он не посмотрел, и затаивших дыхание Томаса и Ханну в неверном лунном свете тоже не заметил. Спустя минуту он вернулся, но было ясно, что немедленно он не уйдет. По воздуху потянулся запах дымка от набитого в трубку английского табака. Время не ждало, и Ханна, сдвинув ветки, усиленно показала жестами, чтобы Калеб лез дальше. Добравшись до окна, мальчик закинул в него ноги и исчез из виду. Внутри он со слабым всплеском приземлился, подстраховавшись руками, на мокрый каменный пол. Здесь было темно и холодно, нечистотами разило почти нестерпимо. В ближайшей камере кто-то стонал, и Калеба передернуло, от страха по спине побежали мурашки. Отбросив все мысли, он достал приблизительный план, набросанный Ханной, изучил его под льющимся из окна слабым светом и шагнул в темноту. Лестница в дальнем углу должна была привести его к отцу.
— Кто здесь? — донесся до него тихий женский голос. — Пожалуйста, сэр. Прошу вас, помогите мне.
Понимая, что отвлекаться нету времени, Калеб замер, надеясь, что женщина подумает, будто он ушел.
— Пожалуйста, сэр, подойдите.
Калеб приблизился к крохотной камере и разглядел внутри скорчившуюся в углу женщину.
— Сэр, Доркас Гуд, дочка Сары Гуд. Пожалуйста, посмотрите, как она там. Ее мать повесили, и никто не разговаривал с ней и не видел ее несколько недель.
— Хорошо, — прошептал Калеб.
— Калеб, это ты? — женщина подползла ближе, и мальчик узнал в ней Мариам Теллер, старуху, которая торговала яблоками на улице.
— Да, мэм, это я.
— Какой хороший мальчик. Ты помогаешь отцу на полях в эти погожие дни?
Несчастная женщина явно потеряла рассудок. Калеб нащупал за пазухой две буханки хлеба и пропихнул одну сквозь прутья, потом тихонько пошел дальше по коридору. В другой камере (там было еще меньше места и больше сырости) была прикована к стене четырехлетняя Доркас Гуд. Ее мать обвинили в колдовстве в числе первых и повесили после Бриджит Бишоп. Доркас так перемазалась грязью и собственными испражнениями, что Калеб едва не отшатнулся от вони. Девочка таращилась на него дикими глазами, и Калеб подсунул ей второй хлеб. Она схватила буханку и принялась рвать ее зубами, как дикий зверь. У Калеба сердце разрывалось от жалости: Доркас была всего лишь маленькой девочкой, а ее назвали ведьмой. Уму непостижимо, как такое вообще судьям в головы пришло.
Калеб нашел лестницу, спустился на два пролета и свернул в другой коридор. Маршалл Льюис, которого бросили в темницу за то, что после ссоры с соседом лошадь того охромела, подал голос:
— Эй, мальчик, ты что тут делаешь?
— Шшш, — отозвался Калеб.
— Эй, охрана… Охрана! Что тут делает мальчик?
Калеб лихорадочно поискал, куда бы спрятаться, и заметил, что в одной из решеток прутья немного разошлись. Он протиснулся в щель и оказался в камере со спящей женщиной. Через пару минут раздался громкий топот.
— Здесь мальчик! Здесь мальчик! — верещал Маршалл.
— Заткнись, старый болван! — охранник плюнул в него.
— Но он здесь! Он вон там!
Охранник отпер замок и избивал скорчившегося в углу Маршалла дубинкой, пока не устал, а потом ушел. Калеб подождал немного и вылез обратно. Ему было жалко мужчину, который явно сошел с ума, но вторая встреча с охраной только заставила его больше желать поскорее убраться из этого жуткого места. Он поспешил дальше и вскоре к своему облегчению наткнулся на камеру Натаниэля.
— Отец?
— Калеб, мальчик мой, — Натаниэль протянул руку между прутьями и с чувством сжал его плечо. — Как ты сюда попал и как мы будем отсюда выбираться?
— Томас придумал кое-что, не беспокойся, — улыбнулся Калеб.
Калеб достал инструменты и умело, как учил отец, вскрыл замок. Оба Кэмпбелла быстро и бесшумно пробрались по коридору, завернули за угол и замерли. Охранники расположились неподалеку. Калеб жестом попросил отца подождать. И в этот момент с улицы донесся ужасный вопль боли. Тут же началась суматоха: стража бросилась проверять, в чем дело. Натаниэль и Калеб спустились по ступеням и выбежали ко входу. У ворот остался только один охранник, но Натаниэль расправился с ним точным ударом по голове. Вдали был виден огромный костер, окруженный фигурами в длинных одеждах. Можно было подумать, что это шабаш, но на самом деле, как коротко объяснил Калеб отцу, «ведьмы» были палками, воткнутыми в землю и обряженными в старые платья Ханны. Охранники, обманутые отблесками пламени и странными тенями, подбирались к костру, намереваясь сильно удивить чародеек, а Натаниэль и Калеб тем временем пустились наутек.
— Молодец, Калеб, — похвалил Натаниэль. — Все нормально?
— Все эти бедняги в тюрьме. Они не ведьмы, отец.
— Я знаю. Обещаю, мы с этим разберемся.
И они отправились искать Ханну и Томаса.
Глава 32
Дин пролистнул страницы и заметил в правом верхнем углу запись, сделанную другим почерком: «Это последняя запись Натаниэля Кэмпбелла».
Осень 1692 года.
Нынче вечером я испытываю большую радость и большую боль. Я пишу, а темнота окутывает мой уютный дом. Дом, как ничто другое, полный моей семьей и любовью. Но именно сегодня ночью я должен пойти и сразиться, вероятно, с самым ужасным злом за всю бытность мою охотником.
Наверное, сейчас самое время рассказать потомкам, как получилось, что я взялся за эту работу.
Моей семье и семье Розмари очень повезло встретиться во время опасного путешествия в Новый свет. Так вышло, что здесь оказались две семьи, объединенные общей профессией. Разумеется, это произошло еще до моего появления на свет. Мой отец и отец Розмари крепко подружились и условились защищать семьи друг друга. К несчастью, мать Розмари умерла родами в 1650, но наши семьи только ближе сошлись. Мой отец женился на охотнице, и мать моей матери тоже охотилась.
Из-за смерти матери Розмари мы с ней были очень близки, и она часто навещала поместье моих родителей. Наши родители дружили до того дня, когда семья Розмари погибла при нападении вендиго и выжила только она одна. Отец мой никогда не простил себя за то, что не смог спасти друга и его семью.
Когда нам было по десять, отец отвел нас обоих в лес. Помню, мы сильно перепугались тогда, не зная, что он собирается делать. Мы не знали ничего про охоту, мы думали, что наши родители простые фермеры. Но, разумеется, все оказалось не так. Отец отвел нас в самую гущу леса, и я никогда не забуду открывшегося передо мной зрелища: к дереву был привязан дрожащий на холодном ночном воздухе обнаженный человек в железных кандалах. Розмари вскрикнула, но сразу замолчала; я же знал, что отец никогда бы не показал нам эту странную картину, если бы не хотел преподать какой-то урок. Он вручил нам по кремневому ружью. Оружие в наших маленьких руках было тяжелым и неуклюжим.
— И что нам с ними делать? — спросил я.
— Подождите и увидите, — сурово отозвался отец.
Когда над лесом поднялась полная луна, человек зарычал, потом выгнулся дугой, воя от боли, и тело его начало покрываться серебристой шерстью. Вскоре перед нами стоял уже не мужчина, а довольно редкое животное — волк. Зрелище было таким пугающим, что Розмари съежилась от страха, а я хотел отвернуться, но отец настоял, чтобы мы не спускали со зверя глаз. Все еще привязанный к дереву, волк рычал, метался и пытался броситься на нас, как будто не было в нем ничего человеческого.
