Ребекка Десcертайн - И прошел год

Ребекка Десcертайн

И прошёл год

Предисловие

Короче, дело такое. Книга, которую вы сейчас держите в своих маленьких горячих ручонках (или читаете с дисплея маленького горячего гаджета) была написана членом команды «Сверхъестественного», который лучше всех знает, что творится в моей буйной головушке. Ну уж точно лучше, чем Сара Гэмбл или Боб Сингер. Видите ли, Ребекке выпала незавидная участь быть моим ассистентом. А именно сносить мои оглушительные вопли и выплескивание горячего кофе в лицо. Ладно, шутка… я на самом деле не такой… скорее, компульсивно-неврастенический тип… если пожелаете, эдакий Альберт Брукс[1], только менее фотогеничный.

Но это я отвлекся. На самом деле я общаюсь с Ребеккой больше, чем с кем-либо другим из шоу: все мои записи и наброски попадают ей на стол, она ведет серьезные поиски, предлагает великолепные идеи, и главное, ей очень удобно наблюдать, как снимается наш занюханный сериальчик. А самое-самое главное, она — ловкачка. Чертовски сметлива. И чертовски хороший писатель. И все это вылилось в книжку (или голограмму), которая сейчас покоится в ваших загребущих лапках. Думаю, вам понравится уголок, который она застолбила в нашей маленькой чокнутой вселенной. Потому что она живет в этой вселенной столько же, сколько мы все. А может, даже и больше. В любом случае, получайте удовольствие. И возносите безмолвные молитвы Ребекке: они ей пригодятся, ведь ей все-таки приходится иметь дело со мной.

Пролог

Бледный ломтик месяца в небе, одинокая дорожка следов тянется через заснеженное поле. Из-за темных, длинных и тонких ветвей кустарника появляется девочка и ступает по замерзшей земле. Ее пышные черные юбки оставляют замысловатые отпечатки на тонком рыхлом снегу. Девочка останавливается и тщательно рассматривает землю, найдя в конце концов заросший холмик. Когда спрятанными в рукавички руками сорван мох, под ним обнаруживается могила. Не обращая внимания на холод, девочка опускается перед ней на колени. Из-под полы пальто она достает свернутый треугольником отрез пурпурной ткани, расправляет его и торжественно кладет на промерзшую землю. Достает из карманов вещицы и размещает их в точности на нем. Бледный лунный блик сверкает на серебряном абрисе пентаграммы, раскинувшей на ткани лучи к углам. Девочка достает несколько черных свечей и, сражаясь с ветром, зажигает их. Она бросает в маленькую медную чашу кусочки перьев, камушки, кристаллы, травы, прижимает лезвие небольшого кинжала к ладони и, чуть морщась, разрезает мягкую кожу от указательного пальца к запястью. Кровь капает в чашу, пятная ее содержимое. Затем из кармана появляется затертая толстая книжица, девочка нервно кладет ее на колено и листает страницы; голос ее подрагивает, когда она зачитывает из книги, пока негромко, водя пальцем под строчками.

Ветер вдруг усиливается, крепчает завывающими порывами. Девочка заслоняет глаза от снега, но продолжает начитывать, перекрикивая бурю. Снежинки перед ней собираются вместе, будто их притягивает друг к другу невидимой силой, все плотнее и плотнее. Вихрь медленно обретает форму.

С каждым новым порывом ветра снежная фигура обретает плотность, пока перед девочкой не возникает высокая женщина. Девочка вскидывает на нее глаза, и слабый вздох срывается с ее посиневших губ. Взгляд бродит по гниющим останкам. Девочка кланяется:

— Мадам, я так по вам скучала. Лишь вам я служу.

Ее молящий голос не меняет выражения мертвых остекленевших глаз призрака.

— Я все сделала в точности, как предписывалось. Я очень старалась, — девочка вытирает нос. — Дайте мне совет. Я не знаю, как достать для него больше пищи.

Улыбка превращается в оскал. Подняв руку, женщина делает быстрое движение ее кистью, и у девочки сбивается дыхание, будто ее толкнули сзади. Ее пальцы дергаются к горлу, туда, где на тоненькой шейке сжимается невидимая хватка. Уголки глаз наливаются кровью, и не получается вдохнуть. Женщина наклоняется и ловит ее взгляд:

— Что ж, если ты не можешь, я попрошу кого-нибудь другого.

Женщина медленно поворачивает кисть руки, глаза у девочки как блюдца, а позвонки хрустят, словно цыплячьи косточки. И тут из-за деревьев выступает темная фигура. Она молча приближается, достает нож и, схватив девочку за шею, рассекает лезвием горло. Маленькое тело падает в снег, безжизненные темные глаза смотрят на раскинувшееся белое безмолвие. Страницы старой книги трепещут, как крылья умирающей птицы. Убийца опускает нож, и кровь с лезвия капает на белый снег, на пурпурную ткань. Женщина подбирает книгу и продолжает читать:

— Породившая тьму, imus adque deportamus…[2]

Женщина читает, и призрак темнеет, обретает плоть. С каждым словом он становится все более материальным: конечности обретают форму, прогнившая кожа становится упругой и гладкой, а рваная одежда целой. Женщина замолкает и смотрит на существо перед собой:

— Милая матушка, я так по вам скучала.

Старуха кивает, и они вместе уходят по полю. А снег заметает мертвое тело, постепенно заносит трупик совсем, и на белом фоне его больше не видно.

Дин и Сэм гонят по темной проселочной дороге. Дин настраивает радио, Сэм улыбается и откидывается на пассажирском сиденье. Жизнь прекрасна.

— Долго еще? — интересуется Сэм.

Дин бросает на него косой взгляд:

— Чувак, это же ты мой личный джипиэс-навигатор, вот и скажи.

Дин тоже улыбается: ему нравится напоминать Сэму, что тот — младший. Но Сэм молчит.

— Ты мой второй пилот, только что без формы.

Нет ответа.

— Сэм? Ты еще с нами? Когда мы приедем? — чуть встревожившись, спрашивает Дин.

И Сэм разворачивается к нему:

— Мы никогда не приедем, Дин. Это конец. Все кончено. Меня нет.

Дин подскочил на постели, сшибив рукой на четверть полный стакан виски на прикроватном столике. По кремовой циновке расплылось коричневое пятно.

«Дерьмо!»

Дин скатился с кровати, чтобы взять полотенце, перекинутое через спинку стоящего у окна стула, но едва он спустил на пол ноги, оказалось, что простыни спутались вокруг лодыжек. Стреноженный, Дин свалился ничком.

— Отлично. Еще один зашибись какой вариант начала дня, — пробормотал он.

Дверь спальни открылась, и перед глазами Дина появились ступни с аккуратно накрашенными ногтями. Он поднял взгляд: Лиза Брейден смотрела на него сверху вниз и сочувственно улыбалась. Дин уже почти привык, что у Лизы всегда такое лицо, когда они общаются. Именно с таким выражением лица она встретила Дина, когда тот объявился на пороге ее дома шесть недель назад после бог знает скольких лет разлуки. У них никогда не было серьезных отношений — просто пара встреч много лет назад, но Дин и Сэм спасли ее от потусторонних похитителей детей.

— Приятно видеть, что ты сегодня забрался так далеко от кровати. Дальше, чем за всю неделю.

Дин осоловело кивнул. Такая вот у него жизнь.

Глава 1

— Я сделаю тебе омлет, — Лиза подобрала с пола джинсы. — Мы сегодня собираемся на озеро Морс. Хочешь с нами?

Дин снова обрушился на кровать:

— Нет, спасибо. Я лучше здесь побуду.

Лиза скользнула взглядом по его небритому лицу:

— Но почему? Будет весело. Помнишь, как это — «весело»?

Дин выдавил улыбку: от несерьезности разговора его чуть ли не тошнило.

— И с Беном ты уже неделю не разговариваешь, — Лиза присела на кровать и взяла Дина за руку. — Я не возражаю, что ты все время сидишь в гостевой комнате, но ведь это как с привидением жить. Я говорила, что не собираюсь заставлять тебя…

— Да-да, ты права, — резко перебил Дин и тут же пожалел, что заговорил таким тоном. — Прости. Я пытаюсь.

— Я знаю. Я тоже. Вот поэтому я и спрашиваю, не хочешь ли ты в парк.

Она провела ладонью по светлым волоскам на тыльной стороне Диновой руки, и у него засосало под ложечкой. Дин выдернул руку из ее пальцев.

— Дай мне пару минут.

Лиза поджала губы, будто собиралась сказать что-то еще, но просто чмокнула Дина в щеку и встала. У двери она оглянулась и показала его джинсы:

— Просто на случай, если ты все-таки решишь ехать с нами, эти я бросаю в стирку.

Дин кивнул.

Лиза медленно закрыла за собой дверь и пару секунд не уходила, раздумывая, не совершила ли ошибку, когда увидела на своем крыльце Дина и впустила его в их жизнь — свою и сына. Бену было двенадцать, чувствительный и впечатлительный мальчик. Лиза понимала, что Дин в душе добрый и благородный, но еще она знала, что годы охоты лишили его умения проявлять эмоции. Она думала, что сможет пробить все барьеры, но теперь, спустя почти два месяца, уже сомневалась, что поступила правильно. В эмоциональном плане Дин походил на вагонетку русских горок с неисправными тормозами, и то, как скоро он сойдет с рельсов, оставалось лишь вопросом времени.