Ребекка Десcертайн - И прошел год
Дин посидел на краю кровати, потом опять лег, закрыл глаза и принялся снова проигрывать в мыслях момент, когда Сэм прыгнул в огненный провал, разверзшийся посреди кладбища. Он был с братом, но не мог сделать ничего, чтобы помешать ему. Разговоры не помогали: Сэму пришлось прыгнуть, но едкое сожаление постоянно скручивало Дину живот. Надо было остановить его, но другого выхода не было. Сердце то и дело колотилось и подскакивало к горлу. Реальность всегда оставалась с ним, мозг Дина не мог отвергнуть ее: Сэм ушел навсегда. Горький виски, который он выпивал жадными глотками, немного помогал. Но часто поздним утром, когда Бен уходил в школу, а Лиза — проводить занятия по йоге в Кармеле, в голове у Дина прояснялось настолько, что он снова, момент за моментом, вспоминал, как Сэм прыгнул в яму. У них не было другого способа спасти мир. Сэм сказал «да», и Люцифер захватил его тело. Весь план опирался на сомнительную идею, что Сэму удастся сохранить достаточно сознания, чтобы вместе с запертым в нем Люцифером шагнуть в яму. Братья собрали кольца всех четырех всадников — Смерть сам отдал Дину свое — и эти кольца открыли вход в Ад. Но все прошло не так просто: им не удалось заманить Люцифера в портал и, как было суждено, Михаил и Люцифер встретились на поле битвы, готовые разобраться друг с другом. Сопутствующие жертвы исчислялись бы несколькими сотнями миллионов людских жизней, и никому бы не пришлось платить за просмотр — битва разворачивалась чуть ли не перед дверями их домов. Но тогда Сэму все же удалось вернуть контроль над телом и исчезнуть в клетке. Там он останется навсегда. В этот момент пропасть открылась у Дина в душе, и ничто не могло ее заполнить. Виски только притуплял боль на несколько часов, а потом снова накатывали мысли. Паническая вина занимала свое законное место, и Дин несся вниз по ступеням на кухню, чтобы выпить хоть чего-нибудь и снова перестать чувствовать. Однажды Лиза обнаружила его, лежащего в одних трусах на кухонном полу, и разлившуюся по линолеуму лужу микстуры от кашля. Осколки бутылочки валялись тут же, несколько впились в его ступни. Лиза терпеливо помогла ему подняться на второй этаж, сунула в душ и ждала, пока он не протрезвеет настолько, чтобы суметь добраться до кровати.
Когда Дин проснулся на следующее утро, Лиза сидела на постели и смотрела на него.
— Не очень хорошо вчера получилось.
— Да, извини. Наверное, идти сюда было не лучшей идеей.
— Может быть. Но я хочу, чтобы тебе стало лучше.
Дин сжал переносицу:
— Не думаю, что после такого вообще может стать лучше. Поэтому, наверное, мне лучше уйти, — Дин попытался слезть с кровати.
— Не надо уходить. Можешь оставаться столько, сколько хочется. Но если хочешь это пережить, надо что-то для себя решать.
— Нельзя просто жить дальше после таких вещей, Лиз. Я позволил ему сделать это.
— Другого выхода не было, ты сам говорил, помнишь? Я не могу тебя простить, Дин. Ты сам должен себя простить, — Лиза поднялась и повернулась к двери. — Ты больше не мог ничего сделать.
Дин покачал головой:
— Не уверен.
— Никто не мог, — Лиза взялась за дверную ручку. — Я принесу тебе кофе, — она ушла, оставив Дина с колотящимся сердцем.
И постепенно Дин начал вписываться в новую жизнь: вставал немного раньше полудня, по вечерам смотрел с Лизой и Беном телевизор, все еще держал под рукой бутылку, но выпивал с каждым разом немножко меньше.
Отношения с Лизой пробивали стену его добровольного заключения.
— Я знаю, как надо стирать, — Дин сидел, прислонясь к стиральной машине, а Лиза разбирала вещи на белое и цветное.
— Нет, не знаешь. У тебя все одинакового серовато-зеленого цвета, потому что ты стираешь вместе белую и цветную одежду.
Дин посмотрел на свою серо-зеленую футболку: и правда.
— Мне нравится такой цвет, — возразил он. — Он мне идет.
— Это военно-полевой цвет. Давай купим тебе что-нибудь синее или красное.
— Я не ношу красный цвет: это почти что розовый.
— Вовсе нет, — она нагнулась за моющим средством, и ее лицо оказалось совсем рядом с Диновым.
Дин заглянул ей в глаза и схватил за руку. Он хотел большего, хотел удержать ее. Но не мог.
— Я не хочу портить вам жизнь.
— Ты ее не портишь. И я тебе не позволю. А теперь отпусти, мне надо добавить шарик-кондиционер.
— Это еще что за штуковина?
Лиза взяла синий шарик и, сняв упаковку, высыпала его содержимое в ячейку.
— И зачем оно? — искренне озадачился Дин.
— Чтобы сделать одежду мягче, — усмехнулась Лиза.
— Не думал, что оно вообще надо. В смысле, делать одежду мягче.
— Ох, юный джедай, мне надо многому тебя научить, — Лиза захлопнула дверцу, настроила программу и поцеловала Дина в щеку.
За многие недели Дин впервые почувствовал себя непринужденно. Но даже когда жизнь более или менее пришла в норму, мысли о Сэме продолжали наполнять ее.
— Вот никогда бы не подумал, что увижу, как ты читаешь книги по самосовершенствованию.
Дин открыл глаза. Он уснул на диване в гостиной с открытым томиком «Куриный бульон для души»[3] на груди. «Почему бы тебе не почитать кое-что? — сказала вечером Лиза и сняла эту книжку с полки. — Мне она помогла, когда умерла бабушка». Дин взял книгу неохотно, но через пару страниц как-то втянулся.
Сэм наклонился и забрал книгу с его груди:
— «Сто одна история о том, как раскрыть сердце и возродить дух»? Дин, серьезно? Как-то сопливо даже для тебя.
Дин таращился на брата сонным взглядом. На Сэме была разодрана одежда, лицо выглядело так, будто его порвал зверь. Губа была не то разорвана, не то откушена — можно беспрепятственно разглядеть зубы. Левое ухо скукожилось и потемнело, а с левой руки был снят клок кожи от плеча до запястья. Все тело было обожжено, слои плоти пристали к одежде скользкими черными кусками.
Дин смутно понимал, что ему только кажется. Сны преследовали его, как гончие псы, и этот вечер исключением не являлся.
— Сэм.
— Давно не виделись, братишка. Как видишь, у меня проблемы. Они выжгли мне глаза раскаленной кочергой, так что я могу хорошенько разглядеть тебя только так, — Сэм слегка повернул голову, у него были бельма на обоих глазах.
Дин вздрогнул. Сэм повернулся кругом, разглядывая комнату:
— Милое местечко. Уютненько. Намного лучше того, где сейчас я. Разумеется, все не так там, внизу, где мое тело растаскивают на клочки сотни оголтелых демонов. Но ты не волнуйся. Я рад, что ты так хорошо устроился.
— Сэм, все не так. Я пытался. А что мне еще было делать? Кас ушел. Как я мог попасть к тебе?
— Нет, Дин. Я все понимаю. Не беспокойся за меня. Я в порядке. Все нормально со мной и перспективой, что Люцифер будет дрючить меня еще парочку тысячелетий.
— Я все сделаю, чтобы вытащить тебя оттуда.
— Уверен? А мне кажется, что ты занимаешься тем, чем всегда хотел, — огрызнулся Сэм, потряс головой и выплюнул на ладонь коренной зуб. — Мне никогда не удаляли зубы мудрости. Вот сейчас тем и занялись.
Дин соскочил с дивана и оказался лицом к лицу с призраком брата.
— Сэм, ты мне сам сказал ехать к Лизе. Помнишь? Барбекю, футбол…
Сэм поморщился.
— Что случилось?
— Да ничего особенного, просто какой-то докучливый демон затеял играться в «Операцию»[4] с моей печенкой. Кстати, чтоб ты знал, сначала я потерял локтевой отросток, а он бы мог помочь мне принять всю ситуацию с юмором[5].
— Сэм, скажи, что мне делать? Должен же быть внизу кто-то, кто знает, как вытащить тебя.
— Не волнуйся за меня. Живи своей хорошей жизнью.
И Сэм исчез.
Дин проснулся в холодном поту. Пальцы были стиснуты на книге так, что бумажная обложка смялась в шар. В комнате никого не было. Он спустил ноги на пол и потряс головой. Ощущение было такое, будто кто-то забрался в него изнутри и вытянул кишки через глаза. Мучительная боль, вина — с такой силой он их никогда не испытывал. Послышались шаги, и Дин у видел на ступенях Лизу.
— Ты как? Я услышала, как ты кричишь, — встревоженно проговорила она.
— Я нормально. Иди спать, — по лбу катился пот.
Лиза вошла в комнату, присела рядом на диван и мягко-настойчиво повторила:
— Ты не виноват.
— Лиза, прошу тебя. Я в порядке.
— Мы уже обсуждали, что ты должен с кем-то поговорить, — Лиза оставила его одного.
С тех пор как Дин пришел к ней, Лиза пыталась заставить его обратиться к психотерапевту. Говорила, что это вполне обычная часть нормального процесса скорби. Можно подумать, в семье Винчестеров хоть когда-то был нормальный процесс скорби. Дину казалось, что они умирали и возвращались уйму раз. Он гадал, сколько времени понадобится, чтобы он, в самом деле, сломался. Чтобы его душа, наконец, не выдержала всей боли, которую он видел, причинил и испытал.
